Hибур
Батя
День начинался, как обычно. С утра доклад референта правительства. Он явился, как всегда, со стопкой документов. Одни надо было подписать, другие были просто информационными, специально для него подготовленными сообщениями. Референт что-то пояснял по каждому рассматриваемому делу. По привычке внимательно слушал, делал замечания, задавал вопросы. Вопросы получались по делу. Умел он выделять сущность из каждого дела, сказывался многолетний опыт руководящей работы. Поручал сделать сообщения, подготовить встречи, организовать мероприятия. Референт делал пометки. Так прошли час-полтора.
Работа знакомая, привычная, в былые времена он всегда получал от нее удовлетворение. Приятно чувствовать, что ты сам запускаешь механизм многих процессов в обществе, по твоим командам вращается маховик развития целого региона страны. А теперь - и всей державы! Угнетало только то, что привычные направления движения этого огромного механизма изменились. Уж кто-кто, а он прекрасно понимал, что многое из того, что он сейчас рассматривал, ставил на контроль - в этой сумашедшей ломке уже никому не нужно. "Сам-то я нужен ли еще?" И теперь он порой скоро забывал об этих, рассмотренных еще недавно, делах. А раньше умел держать в напряжении подчиненных, вдруг вспоминая о небольших, казалось бы, вскользь когда-то данных поручениях.
Утренний час "работы с документами" закончился. Небольшой перерыв, далее по плану состоялось вручение наград работникам культуры и искусства. Потом небольшой фуршет в обществе награжденных, несколько занудных тостов в честь демократии, в его честь.
Во второй половине дня были запланированы короткие встречи с награжденными. Обычная процедура, человек пять-семь, стремящихся "приложиться к царственной руке", чтобы потом в модных сейчас мемуарах подтвердить свое "участие в реформах". Несколько ничего не значащих фраз. Пять-десять минут на каждого. "Тьфу, надоели!" - но надо было держать марку демократичного правителя, советующегося с интеллектуальной элитой. "Очень нужно было их козлоногое мнение!" - сегодняшнее паскудное, ни к черту, настроение находило раздражение во всем.
А то еще вошло в моду на таких аудиенциях приносить на подпись разные проекты. "Пекутся о Великой России, а сами так и норовят пристроить своих чад, да любовниц!". Хорошо, что руководитель охраны ввел жесткий досмотр и под предлогом соблюдения безопасности отбирал все лишнее, в том числе и заготовленные прошения.
Первой была восторженная поэтесса. Сказал ей пару простецких комплиментов, она от удовольствия все ахала. "Старая мымра! Все молодится, а кожа на шее уже висит складками". Затем старый актер все заискивал, как мальчиш-плохиш перед главным буржуином. С ним и вовсе просто. Пару одобряющих похлопываний по плечу: "Ты у нас!...". А он эти несколько минут заученно тараторил, не умолкал, все больше хвалил его, "оплот демократии". "Отца-мать продаст за то, чтобы не слезать с экрана!". Третьим по списку был писатель из провинции. "Чего уж там он выдающегося напачкал?!"
При встрече с новым человеком важно определить его характер и с первых же слов, жестов выбрать правильную линию поведения. С одним нужно сразу установить дистанцию, с другим - запанибрата, он от этого тает, с третьим надо поговорить по душам, есть и такие...
Этого посетителю не удалось раскусить с первого взгляда. Вошел с достоинством, но без гонора, в ответ на протянутую для рукопожатия руку свою подал с кивком-полупоклоном, но без подобострастной суеты. Рука сухая, крепкая. Взгляд прямой, чуть даже требовательный, со скрытым немым вопросом. Вспомнил, что эти внимательные глаза запомнились еще при вручении награды. "Как будто я ему что-то должен!" Сдержал раздражение, сдержанно поздоровался.
- Добрый день.
- Здорово, батя!
Он вспылил, вскинулся, еле сдержался, чтобы не одернуть зарвавшегося посетителя: "Это что за фамильярность!". Но, взглянув на собеседника, не обнаружил в его взгляде ничего ни подобострастного, ни агрессивного. Напротив, спокойствие, глубокомыслие. Высокий, прямой фигурой и взглядом. "Черт их разберет, этих шелкоперов!". Жестом пригласил сеть, как можно спокойнее спросил:
- С чего это вдруг я тебе отцом стал?
- Отец и есть, - писатель разговаривал спокойно, - сын я твой, батя.
"Чего несет?". Снова захотелось заорать, рявкнуть, как бывало раньше. Так, чтобы сбить с него уверенность, чтобы увидеть, наконец, страх, растерянность. Но опять сдержался, попробовал ерничать.
- Откуда же ты такой, сынок?
- Да с Урала, батя.
Взгляд упал на список. "Выгнать его?" Прочитал фамилию посетителя, затем имя. И споткнулся, что-то зацепило. Вот только не понятно, что... И в висках застучало - вспомнил! Острой молнией полыхнуло! В памяти, как в кино, закрутились-замелькали воспоминания. Студенчество, счастливая пора. Все успевали - учиться, веселиться, дружить, любить. Первая настоящая любовь вспыхнула, как яркая звезда. Вместе везде. Друзья по-хорошему завидовали. Жили в общаге, девчонки всегда освобождали для них комнату. Лена скоро забеременела и осела дома. А он в то время не смог расстаться с привычной жизнью: волейбол, комсомольские вечеринки. На внимание девчонок он никогда не жаловался. Молодость, вино, устоишь разве! Сначала как-то случайно вышло, потом - по накатанной... Доброхоты рассказали Лене о его похождениях. Она отрезала сразу: "Не приходи!". Он несколько раз ходил к ней просить прощения. Последний раз пришел, когда уже сын лежал в кроватке. Взял на руки тепленький легонький комочек: "Ну, как же он без отца?". "Сама родила, сама выращу!". А малыш на руках притих, словно почувствовал отца...
- Колюня?! - вырвалось.
- Я, батя.
- Да как же это?!..
Растерялся, не зная, о чем говорить. А воспоминания нахлынули. Какое счастливое время было! И ведь, поди ты - забылось все... Да было ли это все?! Было... Вот, снова в груди защемило. В последнее время частенько стало прихватывать.
Заглянул помощник, постучал пальцем по часам на руке. Но, быстро скользнув по собеседнику хозяина просвечивающим насквозь взглядом, оценил ситуацию и неслышно исчез.
- Как мать?
- Учительствует. Болезни домогают, но не сдается.
- Замужем? - спросил ревниво.
- Была недолго. Отчим хороший мужик был. Но умер рано.
- Я, уж когда ты родился, встречался с ней, опять просил простить. А потом закрутило. Работал... Я ведь работал много!
Опять заглянул помощник. Условным знаком показал ему: "Плесни!" Всегда с полуслова понимающий, тот опять окинул оценивающим взглядом хозяина, собеседника и, не возражая, достал откуда-то початую бутылку, два стакана, налил в них наполовину. Выпил одним глотком, как воду. Крепости ее почувствовал, не пришло и облегчение.
- А у меня, знаешь, дочери. Какая от них помощь? И с внуком не все ладно...
- Я знаю.
- Откуда известно?!
- Да все знают...
"Все знают! Не утаишь! А как надеялся, вырастет мужик, помощник. И вдруг - суровый приговор врачей. Почему?! За что?! И правда бог есть, что ли?.. Кто, как не он, наказал меня болезнью внука? Неужели, и правда виной всему водка, как намекнул это старый хрен академик?! И остальные врачи говорят о возможной наследственности. И дочь после этого совсем отчужденной стала. Не приезжает. Матери даже не позвонит..."
Посмотрел внимательно на сына. "А, пожалуй, похож чем-то на меня! И высокий (не люблю маленьких!), и худощавый, и жесткие с проседью волосы такие же. Но лицо не его. Хотя - и в лице что-то есть от него. Ранние проседи на висках, близко помаженные глаза. Вот только нос прямой, материн. А скорее, отца ее, того интеллигента упертого! Если бы не принципиальный отец, может быть, и уговорил бы тогда Лену простить его..."
Встал, походил. Сын тоже встал. Опять наплыли воспоминания о той счастливой бесшабашной поре. Не заметил, как слеза покатилась по щеке. "Бросить бы все! Уехать туда, на Урал! Там все знакомо, все свои. Это здесь кругом одни враги. Улыбаются, а враги! Так и ждут, когда споткнусь..."
Сын тронул за плечо:
- Не плачь, батя.
Опять заглянул помощник. Кивнул ему: "Плесни еще!". Подошел, шепнул:
- Честное слово, нет больше!
Уходя, добавил:
- Вечером, вечером...
Сын догадался, протянул свой стакан:
- Выпей еще, батя.
"Ишь ты, сам не пьет. Или брезгует?". Уже не стесняясь, жадно выпил опять одним глотком. Вздохнул. Чуть пробрало, алкоголь начал действовать облегчающе. Сел, откинулся, напряжение в спине спало.
- Как ко мне-то прорвался?
- Друзья, писатели московские, помогли.
- О чем пишешь?
- О жизни, батя...
- Чем помочь надо?
- Ничего не надо, батя...
"Ишь ты! Гордый. В маманю! Та тоже, помнится, уперлась: не прощу!"
- Ну ладно, у меня дела. Приходи завтра, поговорим.
- Уезжаю я в ночь, батя. Не приду больше.
- Как?! - вырвалось опять непроизвольно.
"Никогда больше не придет" - ясно понял. "Мамина порода. И отец ее!... Интеллигенция хренова!"
