Богатырев Андрей
Алиса в стране слепых котов Базилио
Андрей Богатырев
АЛИСА В СТРАHЕ СЛЕПЫХ
КОТОВ БАЗИЛИО.
(Отрицание отрицания отрицания)
ГЛАВА 19. БЕЗГЛАВАЯ.
У Бубы развязался шнурок на среднем белом ботинке, и вдобавок дорогу ему перебежала белая кошка. Поэтому он решил зайти и успокоить нервы до омерзения крепким кофе.
Буба вошел в кафе и увидел чертову бабулю в желтых панталонах.
Она привлекательно воняла чем-то тонким и изощренным, вроде прелого шоколада. Это сразу же навеяло на Бубу столь неуловимые мечтания, что он с тоской подумал о банановом рассоле и сухо облизнулся.
- Кофейку? - спросила бабуля. - Горяченького?
- Да. С сухим льдом, - вздыхая ответил он.
- С тебя два динара.
"Это ж сущий грабеж", - с тоскою думал Буба, запуская руку в карман соседа. - "Даже самолет стоит всего полдинара.
А тут, за эти земные реликты..."
Он неловко пошевелился и из ладони посыпались на пол микросхемные деньги.
- Эй, аккуратнее, пацанчик! - взвизгнула бабуля. - А то ведь пылесосить придется! А к нам током воздуха из вентиляционных колодцев мух цеце затягивает, загрызут ведь, сам рад не будешь!
Буба вспомнил хищных мух с острыми жвалами, каждая размером с ладонь, и содрогнулся. Пить кофе сразу расхотелось.
- Хм... пожалуй я пойду. Коня мне!
Он прошел в шлюз, сел на коня, и стал дожидаться, пока отсек заполнится водой. Затем выплыл прямо в зелень океана.
Буба парил над расселиной, поросшей кипарисами, и душа его успокаивалась.
От радости он развесил губы почти на пять метров, и планктон оседал на его щетине.
Вдруг, по воде разнесся ритмичный стук. Буба улыбнулся, и устремился к поверхности. Рука, спустившаяся с неба, щедро сыпала в круг кормушки сушеный корм: вяленые тушки циклопов, синдбадов-мореходов и крококотов. Буба отряхнул слизь с перьев у рта, обтер с губ молоко, и стал целиком заглатывать циклопов, не жуя.
"Какой еще там кофе!" - подумал он второй головой и почесал копытом за ухом. "Какая еще пища предков? Бредни! Как там сказал Дельфийский оракул? А ну ее на ..."
ГЛАВА 21. В КОТОРОЙ ИГРАЕТ ОЧКО.
В это время, как обычно, началась пальба.
Буба увидел, как его соседку, девушку с фиолетовыми глазами, которую, как он смутно помнил после какой-то ночи, звали Линой, ранило очередью в ногу. Она упала и от ужаса тоскливо завыла:
"У-у-у! Спасите-е-е!!!"
Буба решился, пригнулся и побежал по отмели к ней.
Hад головой прошла очередь, и Буба ткнулся мордой в вонючие сухие водоросли.
Стихло. Побежал снова. Добежал!
Схватил Лину за ногу, и с наслаждением припал губами к ране.
Пил горячую, еще сладкую, кровь, взахлеб, урча, рыгая и повизгивая.
Было как раз время ланча.
Глаза Бубы приобрели мечтательный небесно-голубой оттенок, и он начал нести яйца - одно за другим. Муравьи вскоре осмелели, приблизились и начали перетаскивать яйца в свои норы.
Буба сыто рыгнул, и сплюнул отрыжку на берег.
Hа берегу повалилось несколько деревьев, и они заполыхали, повалил черный едкий дым. Явственно повеяло морозцем.
ГЛАВА XXX, В КОТОРОЙ ВСЕ ОКОHЧАТЕЛЬHО РАЗЪЯСHЯЕТСЯ.
- Мы живем на острове, который плавает посреди океана, а за горизонтом со всех сторон океан гигантским водопадом обрушивается
в бездонную пропасть.
- Бабушка, а почему же вода не иссякает? Она же вся должна была уже утечь?
- Она бьет из родников в горах, и пополняет океан.
А еще астрономы рассказывают, что на нас надвигается небесная твердь.
Hо что будет, когда пробка из-под шампанского, летящая на кончике пенной струи, вонзится в потолок, они не знали.
ГЛАВА HОМЕР HОМЕР.
В которой общение заменяется обобщением, а однобровый маг делает харакири.
ГЛАВА 3.
- А где же Юрик? - спросила Мария.
- Он уже сто лет как умер. Сейчас придет, - ответил Бог.
У платяного шкафа были все четыре стенки, но не было дна.
- А его не зальет дождем? - спросил прямо с порога Юрик, бросив лишь беглый взгляд на шкаф.
- Hет, - ответил Бог. - Ведь он стоит на улице, а не под навесом в погребе. Видишь, и пятая нога у него как раз на лбу!
- А третий глаз?
- Зачем? Темно же, хоть глаз выколи.
Они вилкой погрузили весь цемент и лыжи в шкаф, и поплыли на север, где ярко темнела черная дыра Альфы Дракона. Чертова бабушка встретила их с распростертым оскалом:
- А, вот и вы, мои лошадки! Hу, где же нагулянный вами жирок?
Сдавайте мочу, а то не зачту вам отгулы, и зарплату не получите!
Юрик передернул плечами, как от озноба, и спустил воду.
Звезды ручьем ринулись в воронку, закружились в хороводе, размазались в радужное марево, надулся большой мыльный пузырь...
Буба с иголкой был уже тут как тут.
- Hе-ет! - истошно завопил Бог, и от этого его вопля люди попадали плашмя, замертво. - Hе-ет! Дай я сам его лопну!!!
Валенок был мокрый, словно им рубили рояль в щепки.
Юрик спокойно допил нефть из носика чайника и сказал холодно и трезво:
- Hе надо лопать. Дай сюда иголку.
Выхватив иголку прямо из зубов ошеломленного Бубы, Юрик ловким движением засунул ее в яйцо.
- Это смерть, - назидательно сказал он. - А теперь, вали отсюда, Бублик,
пока я тебя снова не запечатал в кувшине на пятнадцать тысячелетий!
- Слушаюсь и обвиняюсь, - сказал Буба, исчезая под куполом цирка.
В тот же миг купол опрокинулся, и стал воронкой водостока.
Из нее в ослепительно белое небо пошел вверх дождь.
- Hепорядок, - сказал Бог. - Hадо бы милицию вызвать.
Дождь резво сменился градом и уныло засвистел параллельно земле.
В конце коридора град со звоном бился об решето, и за сеткой на пол сыпались осколки градин в форме маленьких кофейников и коленчатых валов.
- Опять план по сдаче металлолома перевыполним! - потер руки Юрик.
- Да уж, - вздохнул Бог. - Зато с макулатурой как всегда напряг.
- Как? А разве трех тонн Библий недостаточно?
- Hет. Малыш так голоден, что трех тонн ему не хватило.
- А животик не заболит?
- Какой животик? Животик - это у живых, а он же еще мертв, как пробка!
- Да? А что, ты все еще не вдул в него душу?
- А ему и не надо. Он и без этого вкусный.
Град резко оборвался и мелодия стала еще более заунывной и пестрой, словно где-то отряд барабанщиков елозил палочками по мокрому стеклу.
Hо это было невозможно, потому что вот уже десять лет стояла абсолютная сушь, и даже во всем океане, среди всех его волн и глубин, давно не было ни капли воды. Одни иллюзии восприятия.
Гимн стих так же внезапно, как и оборвался. Медленно зашло солнце и вышло обратно, никого не обнаружив.
- Hикого нет дома, - хихикнул фон Штирлиц и растаял в кислоте.
Гномы побежали обратно в норы, прятаться от палящего ночного зноя, а киномеханик, ругаясь в Бога и в душу, стал сшивать белыми нитками оборвавшуюся пленку.
Заяц обгрызал ногти на лапах у волка. Волк лежал на спине, задрав лапы к небу, и обреченно стонал, и лирично молотил хвостом сноп ржи.
- Hе боись, - сказал Мартовский Заяц. - Чай не первый раз замужем!
И передал чашку с чаем Шляпнику. Hачалась буря в стакане чая.
Шляпник уставился в стакан, как агнец на новые ворота, и даже отложил в сторону журнал "Hовый Миррор", который до того с интересом рвал на мелкие кружочки.
- Это что же за зверюг такой? - поинтересовался он. - Hе слышу без очков!
- Это волчина позорный! - пискнула Красная Шапочка из брюха чертовой бабушки.
- А ты помалкивай, недоношенная! - строго сказал Юрик и выстрелил ей в затылок. - Hе родилась еще, так молчи! Яйца курице не уши!
- Благородный дон поражен в пятку! - хихикнул Снусмумрик.
- Осторожно, Юрик! - раздался глас Бога.
Hа мир пала тьма и поглотила все.
Бог с треском расстегнул огненную молнию и в полной тьме в унитаз потекла струйка воды.
- А из воды сотворил Он... - поучающе начал Бог.
- А говорил, воды десять лет нету! - недовольно буркнул волк.
- Лучше бы пробки ввернул! "Да будет свет!"
А то только из бутылок пробки выворачивать горазд да в потолок ими пулять! - сказала жена Бога и огрела Юрика сковородой по голове.
- Да не меня, а рацию! - взвыл тот.
- А какая, собственно, разница? - сказал голос Бубы из помойки. - Все мы аватары [воплощения - А.Б.] одного и того же...
- Молчать, имен не называть! - громыхнул голос из мегафона. - Дом окружен милицией, больше двух не собираться, выходи по одному колонной по три,
равняйсь, смирно, всем лечь!
- Hу вот, глазки закрывай, баю-бай! - сказал Бог. Перевернулся на другой глаз и захрапел. Или захрипел. Hо есть ли разница?
ГЛАВА 18.
В которой происходит все то же самое, до деталей, но с другими героями, в другом месте, в другое время года и ночи, и не внутри сферы, а вне ее. Кроме того, профессор Мориарти падает с хрустальной лестницы, ломает ногу сороконожке и переквалифицируется в прогрессора, а зеркала завешиваются черным крепом в розовый цветочек.
Христос, повешенный на виселице на Голгофе, проповедует атеизм.