П.А.Сарапульцев
А.П. Сарапульцев
АНАЛИЗ ТЕОРИИ РЕФЛЕКСИВНОСТИ И РЕАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ И ВЛИЯНИЯ НА ФИНАНСОВЫЙ РЫНОК.
Одно дело, когда книгу о том, как стать миллионером, пишет человек, не заработавший на рынке и десяти тысяч, и другое дело, когда новую парадигму финансовых рынков предлагает человек, заработавший на биржевом рынке миллиарды. Тем более что “идея самокоррекции финансовых рынков и тенденции к установлению на них равновесия остаётся доминирующей парадигмой”.
Естественно, что к идее разработки своей собственной теории функционирования финансовых рынков Джордж Сорос пришёл из-за недовольства существующей парадигмой функционирования финансовых рынков.
“Модель совершенной конкуренции, - по мнению Сороса,- была выстроена по канонам физики Ньютона и определяла некое равновесие между спросом и предложением, к которому стремятся рыночные цены… Теория предполагает, что при наличии особых условий неограниченное желание удовлетворять собственные потребности приводит к оптимальному распределению ресурсов… С точки зрения математических расчётов равновесие приводит к максимизации полезности для всех участников. Именно такая аргументация позволила обеспечить теоретическую поддержку политики laissez-faire, характерной для XIX века. Кроме того, она послужила фундаментом для веры в “магию рынка”, широко распространённой в годы президентства Рональда Рейгана.
Принципиальной ошибкой этой классической теории Сорос считает то, что “в превалирующей в настоящее время парадигме… не учитывается тот факт, что реальные цены отклоняются от уровня теоретического равновесия случайным образом”.
Это происходит по двум причинам: во-первых, “люди поступают, так или иначе, не в соответствии со своими интересами, а в соответствии с собственным восприятием своих интересов”, и, во-вторых, “мнения не всегда соответствуют фактам”, а это приводит к тому, что “в причинно-следственной цепочке возникает элемент неопределённости, отсутствующий в природных явлениях”.
А “при отсутствии точного знания участники склонны использовать в процессе принятия решения суждения или предубеждения. Вследствие этого “рыночные цены в любой момент времени скорее отражают превалирующее предубеждение, а не объективную оценку”. Поэтому и “поведение финансовых рынков должно рассматриваться как достаточно непредсказуемый исторический процесс, а не процесс, определяемый раз и навсегда установленными законами”.
“Это приводит” автора к “основной идее… концепции”, заключающейся в том что “социальные явления имеют иную природу, чем естественные”. С этим заключением практически невозможно поспорить, поскольку в настоящее время подобное положение является общепризнанным фактом. Вопрос только в том, какие выводы можно сделать из этого положения в отношении финансовых рынков?
Для начала Сорос выделяет специфическую, по его мнению, особенность финансового рынка, заключающуюся в том, что его участники “с одной стороны… пытаются понять ситуацию на рынке” (когнитивная функция), а “с другой стороны, пытаются её изменить” (манипулятивная функция), причём всё это осуществляется в условиях “недостаточной связи между мышлением участников и реальным положением вещей”. Эту особенность Сорос называет “рефлексивностью”.
При этом “ситуация может быть рефлексивной, даже если действие когнитивных и манипулятивных функций происходит последовательно, а не одновременно. Процесс развивается во времени, однако всё равно считается рефлексивным, потому что к моменту его окончания ни мышление участников, ни состояние дел не сохраняется таким, каким было в начале процесса”.
Важно отметить, что, по мнению Сороса, именно наличие рефлексивности делает идею “самокоррекции финансовых рынков и тенденции к установлению на них равновесия… неверной и требует срочной замены”. Причём “новая, предлагаемая” им “парадигма не ограничивается финансовыми рынками. Она касается связи между нашими представлениями и реальностью”.
Введение новой парадигмы представляется Соросу абсолютно необходимым и неотложным, поскольку “люди… не могут основывать своё решение на одном лишь знании” из-за обусловленной рефлексивностью “подверженности ошибкам”, а это в условиях глобализации финансового рынка должно приводить к глобальным финансовым кризисам.
Причём именно выраженность рефлексивных процессов на рынке и определяет возникновение кризиса, ибо “значимые для истории процессы отличаются от повседневной жизни мерой присущей им рефлексивности”.
“Но в каких случаях присущие финансовым рынкам рефлексивные связи приводят к возникновению саморазвивающихся исторических процессов, влияющих не только на рыночные цены, но и на фундаментальные основы, которые призваны отражать рыночные цены? На этот вопрос теория рефлексивности должна ответить, для того, чтобы считаться сколько-нибудь ценной” - справедливо ставит вопрос автор теории рефлексивности.
И сам же на него отвечает: “Я выдвинул предварительную гипотезу: для возникновения процесса подъёма-спада требуется, во-первых, наличие кредитных схем или других возможностей привлечения заёмного капитала, а во-вторых, непонимание или неверная интерпретация процессов на рынке”.
Попробуем разобраться в этой гипотезе Сороса. Реально она состоит из двух взаимно противоположных по механизму возникновения и влияния на рынок факторов: чисто экономического (кредитные схемы) и социально-психологического (неверной интерпретации процессов на рынке, обусловленной рефлексивностью). Причём второй фактор, с точки зрения Сороса является более важным: “Господствующий тренд у сверхпузыря… - это ещё более изощрённые метолы создания кредитных продуктов. Однако превалирующая неверная интерпретация у него другая. Она основана на чрезмерной уверенности в механизме рынка”.
Иначе говоря, кризис явился следствием “долгосрочного рефлексивного процесса, развивавшегося на протяжении последних двадцати пяти лет. Он состоит из самого существенного тренда, а именно роста объёмов кредитования, и основной неверной предпосылки - рыночного фундаментализма (носившего в XIX веке название laissez-faire)”.
Если воспользоваться более подробной расшифровкой Соросом смысла “самого существенного тренда”, то он заключается “в росте кредитной экспансии и выражается в увеличении показателя соотношения “долг/залог” на рынках ипотеки и потребительского кредитования. Этот тренд стал результатом политики противостояния циклам, возникшей вследствие Великой депрессии. Каждый раз, когда банковская система оказывается перед угрозой или возникает возможность рецессии, финансовые органы… ликвидируют опасные зоны и стимулируют экономику”.
Однако в чём же заключается рефлексивный процесс роста кредитной экспансии, и способна ли она в чистом виде вызвать развитие кризиса? Ответить на этот вопрос сравнительно просто, поскольку в своей книге автор достаточно подробно разобрал формирование “пузыря” современного кризиса.
Действительно, снижение ставки ФРС США по федеральным фондам, начавшееся в 2000 году и обусловленное “лопнувшим… пузырём интернет-компаний” с последующим доведением ее “до рекордного 1% к июлю 2003 года” привело к невиданному размаху кредитования, особенно на жилищном рынке.
Однако, реальной основой кризиса послужило не само по себе обильное кредитование, а прямое мошенничество, развившееся на кредитном рынке и обусловленное тем, что “весь доход от операций формировался за счёт комиссий: чем выше объёмы, тем выше бонус”. Это привело к тому, что “кредитные организации, финансировавшие ипотеку под закладные, снижали свои стандарты оценки заёмщиков” вплоть до появления и “распространения так называемые ninja loans - займов, которые могли получить лица без работы, без источников дохода и без активов”.
Отсутствие контроля над качеством заклада имущества привело к тому, что “по расчётам Мартина Фельдштейна, бывшего председателя Council of Economic Advisers, с 19997 по 2006 год, перезакладывая дома, потребители получили более 9 триллионов долларов наличных сверх собственного капитала”.
Опасность подобного кредитования не могли не видеть руководители мощных финансовых структур типа инвестиционных банков, которые разработали множество способов переложить кредитные риски на других инвесторов (таких как пенсионные и взаимные фонды), желавших увеличивать свои доходы. Они также создали SIV (structured investment venicles) - структурированные инвестиционные компании, позволявшие помимо прочего не показывать некоторые виды активов на балансовых счетах самих банков”.
Более того, “банки начали избавляться от наиболее рискованных ипотечных кредитов, трансформируя их в обеспеченные долговые обязательства (collateralized debt obligations, CDO)… соотношение “риск/доходность” по которым настраивалось в зависимости от предпочтений различных инвесторов”. Причём “крупнейшие транши, составлявшие примерно 80% облигаций… могли продаваться с высшим рейтингом ААА”.
