Катастрофические изменения происходят в душе человека очень быстро, и только культура способна противостоять безумию фашизма, который может вспыхнуть в самом благополучном на первый взгляд обществе. Потрясающий, пессимистический эксперимент. Важное предостережение.
Людмила Улицкая
Эта история основана на реальных событиях, произошедших в 1970-х годах в обычной калифорнийской школе.
Чтобы донести до учеников основные принципы функционирования нацистского режима, учитель истории Бен Росс создает движение «Волна». Его идеология базируется на формуле, заимствованной из уклада гитлеровской Германии. Всего за несколько дней школа превращается в настоящее микрототалитарное сообщество, члены которого с ужасающей покорностью готовы следовать за своим лидером. Ситуация полностью выходит из-под контроля, и Бен Росс уже не понимает, как положить конец этому безумию…
В огромном море литературы есть редкие тексты, которые оставляют след в истории и памяти людей. «Волна» Тода Штрассера — одна из таких книг.
В основе этой книги — эксперимент, проведенный американским учителем Роном Джонсом в одной из школ Пало-Альто в 1967 году. Начавшийся с вопроса о том, как простые жители Германии могли не замечать концентрационных лагерей, массовых репрессий и других бесчеловечных проявлений фашизма, этот эксперимент закончился созданием организованной группы, живущей по законам тоталитарного общества, со своими репрессивными органами, диктатом дисциплины, искренней верой в идеалы нового общества и ненавистью к людям, не принимающим этих идеалов. Пятидневный эксперимент, каждый день которого проходил под знаком новой формулы, заимствованной из уклада гитлеровской Германии, превратил учеников средней школы в образцовых граждан тоталитарного государства.
В России эта история имеет особый привкус: в том, что сначала казалось американским школьникам непривычной и увлекательной игрой — игрой в дисциплину, игрой в коллектив, интересы и цели которого встают над интересами и целями личности, — легко различить черты и манеры системы, которая у нас создавалась государством. Правилам этой игры в советском обществе была подчинена жизнь каждого человека, а с ее приметами и пережитками мы сосуществуем до сих пор — с авторитарными методами учителей, для которых правильная посадка и тишина в классе может оказаться важнее знания предмета, с интонациями ведущих телевизионных новостей, призывающих сплотиться перед лицом тех или иных угроз.
Перед тем как стать этой книгой, история эксперимента Рона Джонса прошла через несколько жанров — от эссе в книге о педагогике до фильма, снятого для американского телевидения, и с переходом в другие жанры и формы эта история менялась — теряла одних героев и приобретала других. На ней оседали характерные для этих жанров черты, появлялись новые сюжетные линии, менялись точки зрения и имена (так, например, Рон Джонс превратился в Бена Росса). Теперь она стала более беллетризованной, более доступной и универсальной, но в ее основе — те же переживания учителя и учеников, та же проблематика и тот же вопрос, заданный Рону Джонсу, из которого и вырос весь этот эксперимент: как могли жители целой страны не замечать несправедливости режима, как они могли не слышать о происходящих преследованиях? Этот вопрос встает теперь и перед русским читателем.
Лори Сондерс, ученица выпускного класса школы «Гордон Хай», сидела в редакции школьной газеты «Листок Гордон Хай» и в задумчивости грызла шариковую ручку. Красивая, с короткими светло-каштановыми волосами, Лори почти всегда улыбалась, кроме тех случаев, когда была вконец расстроена или грызла ручки. За последнее время она съела их порядочно. В сущности, в портфеле у нее не осталось ни одной нетронутой ручки, ни одного целого карандаша. Зато так ей совсем не хотелось курить.
Лори окинула взглядом небольшой кабинет, тесно уставленный столами с пишущими машинками. Сейчас тут должно было быть полно народу: корреспонденты, в поте лица строчащие статьи, художники и верстальщики, доделывающие макет. Но кроме Лори никого не было. Просто потому, что на дворе стояла прекрасная погода.
Лори почувствовала, как пластмассовый корпус ручки треснул у нее во рту. Мама уже предупреждала ее, что однажды такой осколок застрянет у нее в горле и она задохнется. Вспомнив об этом, Лори вздохнула. Только маме может прийти такое в голову.
Она взглянула на настенные часы. Через пару минут свободный урок кончится. Никто, конечно, не обязан в свое свободное время торчать в редакции, но ведь всем известно, что «Листок» должен выйти на следующей неделе! Неужели так трудно на несколько дней отложить летающие тарелки, сигареты и попытки загореть — и сделать так, чтобы газета была готова в срок?!
Лори вложила ручку в блокнот и принялась складывать тетрадки к уроку. Нет, это безнадежно. За три года, что она занималась «Листком», он ни разу не вышел вовремя. Даже когда она стала главным редактором, ничего не изменилось. Вечно приходилось ждать, пока у всех руки дойдут.
Закрыв дверь кабинета, Лори вышла в коридор. Там почти никого не было: звонок еще не прозвенел. Лори подошла к одному из классов и заглянула в окошко.
В классе ее лучшая подруга Эми Смит, миниатюрная, с копной золотистых кудряшек, изо всех сил старалась дотерпеть до конца урока французского с мистером Габонди. Лори учила французский у Габонди в прошлом году, и это было сплошное мучение. Мистер Габонди был приземистый, плотно сбитый смуглый человечек, который как будто все время потел, даже в лютую зиму. На уроках он говорил таким монотонным, невыразительным голосом, что засыпали самые лучшие ученики. Курс, который он преподавал, был совсем не сложным, но Лори хорошо помнила, как трудно было получить пятерку по этому предмету: сосредоточиться на нем было решительно невозможно.
Наблюдая за страданиями Эми, Лори решила, что пора немного ее повеселить. Расположившись за дверью так, чтоб Эми ее видела, а мистер Габонди нет, Лори скосила глаза к носу и состроила идиотскую физиономию. Эми закрыла рот рукой, чтобы не расхохотаться. Лори скорчила еще одну рожу — Эми старалась не смотреть на нее, но не смогла удержаться. И тогда Лори проделала свой знаменитый трюк: показала «рыбу». Она растянула пальцами уши, скосила глаза и выпятила губы. Эми так старалась не рассмеяться, что из глаз у нее брызнули слезы.
Лори понимала, что пора остановиться. На Эми было ужасно забавно смотреть: ее могло рассмешить все что угодно. Если продолжать в том же духе, Эми, скорее всего, рухнет со стула в проход между партами. Но Лори ничего не могла с собой поделать. Она стала спиной к двери, чтобы заинтриговать Эми, сощурилась, скривила рот — и резко развернулась…
Перед ней стоял разъяренный мистер Габонди. А за его спиной уже не только Эми — весь класс бился в истерике. Лори замерла на месте… Но не успел Габонди отчитать ее, как прозвенел звонок и ученики высыпали в коридор. Эми согнулась от хохота пополам и схватилась за живот. Под ледяным взглядом мистера Габонди девочки, уже не в силах больше смеяться, взялись за руки и отправились на следующий урок.
Учитель истории Бен Росс сидел на корточках перед кинопроектором, пытаясь загнать пленку в сложный лабиринт колесиков и линз. С четвертой попытки у него опять ничего не получилось. В отчаянии Бен взъерошил свои вьющиеся темные волосы. Общение с техникой было для него сплошным мучением — кинопроекторы, машины, автозаправки сводили Бена с ума.
Не в силах разобраться сам, он во всем, что касалось механики, доверялся своей жене Кристи. Она преподавала музыку в школе «Гордон Хай», а дома отвечала за все, что требовало ловкости рук. Кристи утверждала, что Бен не может и лампочки поменять, но тут она, конечно, преувеличивала. За свою жизнь он поменял множество лампочек, разбив при этом всего пару-тройку.
Впрочем, за время преподавания в школе «Гордон Хай» — а Бен и Кристи работали там уже два года — Бену удалось ничем не выдать свое неумение обращаться с техникой. Вернее, столь велика была слава о его педагогическом таланте, что такие мелочи на ее фоне не были заметны. Ученики Бена с восторгом рассказывали о его энтузиазме: его так захватывала каждая новая тема, что этот интерес передавался и им. Это было «заразно», говорили они. Он знал, как растормошить их.
Коллеги Росса не были столь единодушны. Некоторым нравился его творческий подход. Они признавали, что его уроки открывают новую перспективу: это была история на практике, история реальная. Когда изучали политическую систему, Росс делил класс на партии. Если разбирали знаменитый судебный процесс, он назначал одного ученика адвокатом, другого прокурором, а остальных — присяжными.
