Сказки Бесконечного Океана - Александр Амзирес

Тем посвящается, кто любил,

И тем, кто ненавидел… тоже.

Белая ворона

«Быть может, хочешь ты историю услышать?

Могу тебе их уйму рассказать.

Куда спешить нам этой ночью лунной?

И до утра ещё так долго. Бесконечно долго.

Ты… слышала историю о вороне белой,

Что появилась в этом мире незадолго до тебя?

Это была ворона или ворон,

Со временем об этом затерялся след.

Да и неважно это для рассказа этого,

Ведь побывать в той шкуре мог любой однажды,

И до неё, и после, и… в других мирах… возможно.

Но буду я использовать привычное для нас обоих,

Традиционное — «она», к ней обращение.

Ты думаешь, затягиваю время я намеренно,

Чтобы отсрочить неизбежное твоё намеренье?

Что на ходу выдумываю я слова эти и строки,

Пытаясь уловить ту ниточку надежды?

Быть может, так и есть. Это вполне возможно, да.

И тем не менее, молчишь ты, и в глазах твоих,

Я вижу любопытства искорку, и предвкушение».

* * *

Не слышно было птиц в тиши лесного мрака,

Охотники ночные чаще молчаливы.

Лишь веток скрипы раздавались, тут и там,

И голос вновь нарушил паузу возникшую.

* * *

«Что ж, я продолжу о вороне… белой.

Она с рождения была полна каким-то,

Непостижимым ей самой, стремлением,

Не обращать внимание на внешнее,

Стараясь углубляться в суть вещей.

Как видит небо тот, кто от рожденья слеп?

Какие видят сны, в морях своих, дельфины?

О чём грустят заброшенные поезда?

И отчего закаты и рассветы так красивы?

Вопросов множество летало в голове вороны,

Ответов пролетало чуть поменьше.

И с любопытством вглядываясь в звёзды,

Она пыталась разглядеть чужие лица.

Ещё она пыталась быть как все,

Летать как братья, щебетать как сёстры.

Я вижу, улыбаешься ты, при луне.

Да, верно. Щебетать вороны не умеют вовсе».

* * *

Оскалы хищников улыбкой назовёшь едва ли,

Вот и рассказчик сомневался в этом тоже.

Однако самого себя он убедить пытался,

Что солнца, долгожданный луч, увидит вскоре.

* * *

«Ворона белая с тоскою наблюдала,

Как суетлива жизнь в её вороньей стае.

Вот здесь урвать кусочек пожирнее!

Вон там блестящей побрякушки отхватить!

И вот прожить ещё вполне возможно,

Ещё один бессмысленный вороний день.

И что в итоге, вся воронья жизнь — вот… это?

Для этого им светят солнце и луна?

И неужели в мир этот пришли они,

Лишь для того, чтобы кого-нибудь сожрать?

Вороне белой говорили, что глупа она,

Что настоящей сути жизни не понять ей.

Ей говорили, что в мучениях умрёт она,

Если в фантазиях своих погрязнет.

Ведь, чтобы выжить, ей нужна еда,

Чтобы остаться невредимой — стая.

А чтобы беззаботно песни петь,

От непроглядной ночи до утра,

Необходимо ей: и хитрость, и обман,

Своими лучшими друзьями сделать.

Наёбывать друг друга даже в мелочах,

И только так счастливой стать ей в мире этом.

В конце концов ворона есть ворона,

И своей сути ей не избежать в итоге».

* * *

Наполнил лёгкие древесный воздух терпкий,

Затем покинул, словно сигаретный дым.

* * *

«Вороньи доводы нашей вороне белой,

Казались убедительными лишь отчасти.

А уж когда затягивало небо чернотой,

И звёзды прорезали светом одеяло ночи,

Сомнения вороны белой уходили прочь,

Она хотела жить по-своему, а не иначе.

И показаться перед кем-то ей смешной,

Уже было не так и страшно и нелепо.

Не страшно было обрубать верёвки, жечь мосты,

Вся эта шелуха… всё это было ей уже не важно.

Наивно попытавшись быть своей среди чужих,

Она утратила лишь часть души напрасно.

И вскоре выбрала она свой путь,

И без оглядки устремилась в небо.

И среди звёзд открылось, что не белая она,

И, впрочем, даже не ворона… вовсе».

* * *

Смотрели на рассказчика бездонные глаза,

Что были чернотой сравнимы с бездной.

И наконец не выдержав молчания,

Девичьим голосом промолвили уста,

Багровые сияния на бледной коже.

* * *

«И в чём мораль истории, рассказанной тобой?

Кроме того, что время оттянуть пытался?

Вся моя суть чернее тёмной ночи,

И неужели полагал ты, что со мною справишься?

Прекрасно знаю я, что ждёшь рассвета ты,

В надежде вырваться из неизбежных лап судьбы.

Но навсегда останешься ты в мире этом,

Не ускользнуть тебе от темноты своей души».

* * *

В ответ рассказчик лишь пожал плечами,

Он безмятежности плоды вкусил уже.

Там, где штормили раньше и моря, и океаны,

Теперь лишь звёзды отражались на воде.

* * *

«Да, может быть сердца черны наши и правда,

И может даже, изначально созданы такими мы.

Но тот, кто принял истинную суть свою однажды,

Уже не сможет больше быть марионеткою судьбы.

*__*

***

Кот, который не верил в любовь

Прохладные потоки ветра проносились вдоль длинного, подземного зала метро, оповещая окружающих о том, что в тёмных проёмах существует своя жизнь. Эти частички воздуха содержали в себе всевозможные ароматы, которыми были наполнены слабо освещённые тоннели, уходящие вглубь земли. Время от времени эти, созданные человеком, бетонные артерии пропускали сквозь себя небольшие вагончики, наполненные людьми, словно сардинами в консервной банке.

В любящем анализировать всё и вся, мозге кота, почему-то сложилась именно такая аналогия, когда однажды он впервые увидел эти механизмы. Возможно на это повлияли небольшие, консервированные кусочки рыбы, наполнявшие в тот момент его желудок.

Он сидел на краю одной из деревянных лавочек, расположенных вдоль стены, и внимательно наблюдал за двуногими существами своими пронзительными, янтарными глазами.

— Ой, мам, смотри какой котя! — пискляво выкрикнуло маленькое существо, заставляя кота поморщиться. Он прекрасно понимал, что последует за этим возгласом, поэтому посмотрел на женщину, очевидно являющуюся матерью этого детёныша, и изобразил гримасу настолько злобную и отвратительную, насколько только был способен из себя выдавить.

— Алёша, иди сюда, не надо трогать кису, — взволнованно произнесла женщина, взяв сына за руку. — Она блохастая, — добавила она через мгновение, как будто для большей убедительности своих слов.

Мальчик что-то возмущённо бормотал, но рука матери непреклонно тащила его в сторону, увлекая вглубь платформы.

Задумка кота сработала. Он сразу сообразил, что воздействовать нужно именно на самку, а не на её детёныша. Довольный собой, кот продолжил своё наблюдение за людьми, сохраняя при этом дистанцию с ними.

В этот раз помещение станции было не слишком заполнено. Это была середина дня,