Уайли и Уэнделл медленно сползли вниз. Мальчишки. Мисс Клеммингс была права. Удивительно, что могло сделать немного эстрогена.
«Ладно», — написала я. — «Но с одним условием».
Он ответил: «Никаких условий» и подчеркнул это.
Я написала большими буквами в ответ «Тогда я не пойду».
Он увидел, что я пишу, прежде чем я закончила. Затем схватил тетрадь, и, с раздражением написал: «Хорошо. Какое условие?»
И через час мы направились в Паоли.
Хорошо. Я признаюсь. Прямо здесь, на бумаге, в своем официальном показании. Хотите, признание? Хотите от меня правду?
Хорошо. Вот она:
Мне нравится быстрая езда. Очень быстрая.
Не знаю почему. Я просто никогда не боялась скорости. Например, когда мы с семьей ездим в Чикаго, чтобы навестить бабушку, и мой папа едет со скоростью около ста двадцати, все в машине кричат «Медленнее! Медленнее!». Но не я. Я всегда прошу ускориться.
И так с самого детства. Помню, когда мы ходили на ярмарку (до того, как она стала считаться слишком «гритовой»), я всегда в одиночестве ходила на быстрые аттракционы, потому что все остальные в моей семье боялись скорости. Но даже ста — ста двадцати километров в час для меня было недостаточно.
Но вот что я узнала, когда решила прокатиться с Робом: он тоже любит скорость. Он заставил меня надеть запасной шлем. И придерживался правил дорожного движения, когда мы ехали по городу. Но как только мы выехали за его пределы...
Должна сказать, я была в раю. И, конечно, это ещё из-за того, что мои руки обнимали потрясающего парня. Я о том, что пресс Роба был твердым, как камень. Мне это известно, потому что я держалась довольно близко к нему, и а под его кожаной курткой была надета только футболка.
Роб в моем вкусе. Ему нравится рисковать.
Не похоже, что на дороге были машины. Дело было за городом, в окружении кукурузных полей. Не думаю, что мимо нас проехала хоть одна машина, пока мы, наконец, не повернули в Паоли.
Паоли.
Что я могу рассказать об этом городе? Что вам интересно? Хотите узнать, как всё начиналось? Думаю, что да. Хорошо, я расскажу. Всё началось в Паоли.
Паоли находится в штате Индиана. Он похож на любой другой небольшой город в Южной Индиане. Около здания суда — городская площадь; один кинотеатр, свадебный салон, библиотека. Думаю, там, вероятно, есть начальная и средняя школа и завод резиновых шин, хотя я их и не видела. Мне известно, что там есть около десятка церквей. Я попросила Роба повернуть налево, в сторону одной из них — даже не спрашивайте меня, как я узнала верное направление — и вдруг мы очутились на зеленой улице из моего сна. Еще два квартала, и мы оказались у очень знакомого кирпичного дома. Я постучала Роба по плечу, он остановился на обочине и выключил двигатель.
Мы сидели там, и я огляделась.
Это был дом из моего сна. Точно такой же дом, тот же самый газон, черный почтовый ящик с цифрами, без имени, те же окна. Чем больше я смотрела на него, тем больше подозревала, что на заднем дворе стоят ржавые старые качели и детский бассейн, весь в трещинах и грязный оттого, что всю зиму стоял снаружи. Это был хороший дом. Небольшой, но хороший. В скромном районе. Люди, живущие поблизости, готовили ужин на гриле. Я могла слышать голоса детей.
— Ну, — сказал Роб через минуту. — Здесь живет твой бойфренд?
— Тсс, — прошипела я. Потому что кто-то приближался к нам. Кто-то невысокий. Когда он подошел достаточно близко, то вдруг свернул с тротуара на лужайку у небольшого кирпичного дома, на который я смотрела.
Я сняла шлем, который одолжил мне Роб.
Нет, глаза меня не обманывают. Это был Шон Патрик О’Ханахан, всё верно. Примерно на пять-шесть лет старше, чем на фотографии с пакета молока. Но это он. Я это знала. Не знаю, что заставило меня это сделать, я никогда не делала ничего подобного. Но я слезла с мотоцикла Роба, пересекла улицу и сказала:
— Шон.
Просто так. Я не кричала. Только произнесла его имя.
Он повернулся. Затем побледнел. Побледнел прежде, чем заметил меня. Я клянусь, что это так. Ему, вероятно, около двенадцати. Невысокий для своего возраста, но все ещё на несколько дюймов ниже меня. Рыжие волосы под кепкой с логотипом Янки[12]. Теперь, когда он побледнел так сильно, на его носу стали резко выделяться веснушки. Синие глаза мальчика сузились, когда его взгляд скользнул сначала по мне, затем за мою спину, к Робу.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал он. Он не прокричал это, тем не менее, я слышала затаенное чувство страха в его мальчишечьем голосе.
Я добралась до тротуара, прежде чем подумала о том, чтобы остановиться. Он, казалось, был готов бежать.
— Да? — спросила я. — Тебя зовут не Шон?
— Нет, — сказал мальчик сопливым тоном, как обычно говорят дети, когда боятся, но не хотят это показать. — Меня зовут Сэм.
Я медленно покачала головой.
— Нет, это не так, — сказала я. — Тебя зовут Шон. Шон Патрик О’Ханахан. Всё в порядке, Шон. Ты можешь мне доверять. Я здесь, чтобы помочь. Я здесь, чтобы помочь тебе попасть домой.
Дальше произошло вот что. Малыш стал, если такое вообще возможно, ещё бледнее. В то же время, его тело, казалось, превратилось в желе. Он бросил джинсовую куртку, как будто она весила слишком много для него, и я увидела, как его пальцы задрожали. Тогда он набросился на меня. Не знаю, что он собирался сделать. Думала, может он обнимет меня. Может быть, он так счастлив, и благодарен, что его нашли, что он бросится в мои объятия и поцелует меня за то, что пришла ему на помощь.
Но он сделал не это. Вместо этого он протянул руку, схватил меня за запястье и прошептал:
— Не говори никому. Ты никогда не скажешь никому, что видела меня, поняла?
Я ожидала другую реакцию. Одно дело, если бы мы добрались до Паоли, и я узнала, что приснившийся мне дом не существовал. Но он существует. И более того, около дома — ребенок с фотографии. Но по какой-то причине, ребенок утверждает, что он кто-то другой.
— Я не Шон Патрик О’Ханахан, — прошептал он голосом, который был столь же полон гнева, как и страха. — Поэтому ты можешь просто уйти, слышишь? Можешь просто уйти. И никогда не возвращаться.
Именно в этот момент, парадная дверь в домик открылась, и женский голос позвал:
— Сэм!
Малыш сразу отпустил меня.
— Иду, — сказал он. Его голос дрожал так же сильно, как его пальцы.
Он бросил на меня только один неистовый, испуганный взгляд, когда наклонился, чтобы поднять джинсовую куртку с газона. Тогда он побежал внутрь и захлопнул за собой дверь, даже не взглянув в мою сторону.
Стоя на тротуаре, я смотрела на закрытую дверь, слушала пение птиц и крики детей, которые играли где-то рядом. Я могу всё ещё чувствовать запах барбекю и свежескошенной травы. Кто-то подстригал газон.
В доме передо мной ничего не двигалось. С моих глаз сошла пелена. Ничего. Но всё, что я знала, теперь изменилось. Потому что тот малыш был Шоном Патриком О’Ханаханом. Я знала это как свои пять пальцев. Этот мальчик — Шон Патрик O'Ханахан. И он в беде.
— Парнишка немного маловат для тебя, — услышала я голос позади, — тебе так не кажется?
Я обернулась. Роб всё ещё сидел на мотоцикле. Он держал шлем и наблюдал за мной с совершенно бесстрастным выражением на красивом лице.
— У всех свои вкусы, — сказал он, пожав плечами. — Тем не менее, меня ты не призывала стать бойскаутом.
Вероятно, надо рассказать ему. Я должна была сказать: «Ладно, слушай, этого малыша я видела на пакете с молоком. Давай пойдем в полицию». Но не сказала ничего. Я не знала, что сказать. Я не знала, что мне делать. И не понимала, что со мной происходит.
— Хорошо, — сказал Роб. — Мы можем стоять здесь всю ночь, если хочешь. Но от запаха барбекю я чувствую себя голодным. Что скажешь, если мы пробуем найти кафе?
Я в последний раз взглянула на кирпичный дом. «Шон», — подумала я про себя, — «я знаю, что ты там. Что они с тобой сделали? Что они сделали тебе, что ты так боишься признать собственное имя?»
— Мастриани, — сказал Роб.
Я повернулась и пошла обратно к мотоциклу. Он не задавал вопросов. Просто протянул мне шлем, надел собственный и подождал, пока я не сказала, что готова, а потом нажал на газ. Мы покинули город.
Как только мы снова поехали со скоростью сто сорок, я оживилась. «Ладно», — рассуждала я про себя, когда мы двигались. — «Ты знаешь, что нужно сделать. Ты знаешь, что нужно сделать».
Так что после того, как мы подъехали к кафе, о котором говорил Роб — тусовка «Ангелов Ада»[13], называется «Чик», куда я всегда хотела сходить, так как мы проезжали мимо него каждое пятое января по пути на свалку, чтобы избавиться от елки, только мама никогда не разрешала мне — я это сделала. Я пошла к телефону-автомату у дамской комнаты и набрала номер.
— 1-800-ГДЕ-ТЫ, — ответил женский голос через два гудка. — Меня зовут Розмари. Чем могу помочь?
