- Лорд Син. - Задрал я голову к верху, но в ответ мне вторило только эхо.
Если вампиры и появлялись здесь до меня, что-то спугнуло их еще до моего появления, и разочарованный, я едва было не шагнул обратно на улицу, когда сверху мне послышался тихий шорох. Замерев, затаив дыхание и прислушавшись, долгое время я не слышал ничего, кроме воркования пары голубей, пристроившихся у самого выхода. Башня была тиха и спокойна, словно одна из украшавших ее вершину горгулий, даже вездесущие во всем остальном городе крысы, не шныряли по ее темным углам, но зная, что старейшины кровососов никогда не бросали своих слов на ветер, я все же не смог отправиться прочь просто так. Решив убедиться в их отсутствии наверняка и все же подняться до самого верха, я медленно направился по крутым, высоким ступеням, и внимательно осматривался по сторонам, в надежде заметить следы, хоть какую ни будь зацепку или оставленное послание.
Преодолев несколько этажей, и достигнув сложных часовых механизмов, переплетение проржавевших пружин и замерших шестеренок, я так и не обнаружил ничего интересного и вступая на самую верхнюю площадку уже не рассчитывал обнаружить на ней ни единой, живой или мертвой души, но закравшиеся по пути в голову подозрения, меня все же не обманули.
Стоило только моей ноге сойти с последней ступени, как сверху на меня рухнуло что-то невообразимо тяжелое. Мгновенно потеряв опору и хрухнув вниз лицом на серые камни, я кажется разбил себе бровь, и совершенно не понимая, что происходит, долгое время пребывал в полной прострации, словно бы после тяжелого и внезапного удара прямиком по затылку. В глазах у меня все двоилось, виски ломила пульсирующая боль мигрени, и все тело, словно бы лишившись твердости и опоры своего скелета, внезапно обмякло. Чувствуя охватившее меня онемение, я не мог даже подняться на ноги. Незримая сила, опрокинувшая меня с ног, прижимала меня к полу, притягивая к нему словно мощный магнит, и даже для того чтобы просто дышать, мне приходилось прилагать немало усилий. Не в силах сбросить с себя, разрушить, или хотя бы просто почувствовать это связывающее тело и волю заклятие, я чуть было не поддался истерической паники, но все же сумел удержать себя в руках, и не завопил во весь голос, моля о пощаде.
- Это оказалось, даже проще, чем мы рассчитывали, - раздался из полумрака чей-то довольный голос, - спеленали словно беспомощного младенца! И это наследник крови?! Ха! Да Энни была права, когда говорила Фа'Аху, что этот мальчишка яйца выеденного стоит!
- Хватит, Эльдрик, прояви уважение, это тебе не какой-то там смертный. Любого, даже тебя, можно застать врасплох, если правильно все спланировать, - перебил его новый, женский голос, но никого из говоривших прямо над самым моим ухом, я по-прежнему увидеть не мог. - Какого беса?! Что происходит? - с трудом смог прохрипеть я.
- О! Смотрите, да он даже не понял, во что вляпался! - Продолжил насмехаться первый, в котором, по имени, я уже опознал грубоватого варвара, лорда Крахта.
- Пентаграмма для него невидима, Эльдрик, - а этот спокойный голос без сомнения принадлежал рассудительному темному эльфу - лорду Гильверину, и он быстро прояснил для меня ситуацию.
Прямо подо мной, наверняка спрятанная при помощи сложной, хитроумной иллюзии, красовалась настоящая пентаграмма. Одна из тех, что использовали для вызова потусторонних сущностей, или демонов.
Эта применяемая во всех, без исключения, магических учениях, традициях или школах, классическая, незаменимая вещь, вопреки всеобщему, распространенному заблуждению, применялась вовсе не для того, чтобы призвать нечто из одного мира в другой, она служила не для того что бы распечатать врата, или открыть переход, и была предназначена только лишь для того, что бы суметь удержать, сломать волю и полностью подчинить, вызванное тобою создание. Классические пентаграммы удерживали заключенных в них созданий, словно тюремные камеры, с замурованными дверями и окнами. Они давили на волю заключенного в них существа, помогая магу его подчинить, и не позволяли злобным и опасным тварям сразу же разорвать посмевшего нарушить их покой чародея.
Имея магический дар, должные умения и сноровку, можно было легко разрушить эти оковы изнутри без особых усилий. Рассчитанные на могущественных, но далеко не самых умных, и образованных в магии грубых демонов, они разрывались направленным усилием напитанной магией воли, словно бумага, нужно было лишь найти всегда имевшееся в любой магической конструкции уязвимое место и напарить в него весь поток своей силы, перебороть напор ослабленного ритуалом призыва мага, но оставшись без дара, я даже спичку поджечь взглядом не мог, и был надежно пойман в эти тиски, словно кролик, угодивший в медвежий капкан. - Может вы все же соизволите показаться мне на глаза, и объясните что все это значит?! - С трудом поднялся я на колени.
- Все очень просто, парень, - первой из полутьмы, словно из двери, вышла злорадно скалящаяся девочка лет пятнадцати, - Твоя песенка спета. Мы пришли, что бы отвести загулявшегося мальчишку домой.
Когда показались и остальные члены совета, и я не увидел среди них лорда Сина, единственного, кто мог обуздать обезумивших кровососов и держал их в узде, сердце у меня в груди, замерло от волнений и страха.
- Мне нужен глава совета! По праву крови, я требую немедленно...
- Ты не в том положении что бы требовать, - продолжала скалиться на меня клыками внешне юная, но до ужаса древняя Альеэрин ир'А"Энних - но я обещаю тебе, что скоро тебе выпадет шанс пообщаться с ним на том свете. - Открыто злорадствовала она. - Пообещай передать ему пламенный привет от его старой подруги Энни.
- Зачем же мне напрягаться, А"Энних? Ты, очень скоро, и сама с легкостью справишься с этой задачей, - мой смех стал для них полной неожиданностью.
Члены совета, совершенно не понимая причин моей внезапной искренней радости и веселья, смотрели на меня с полными удивленного недоумения, расширившимися глазами, и наверняка решили, что в бегах я успел окончательно спятить. Они, лишенные моего чутья на всех представителей Нижнего мира, совершенно не чувствовали приближения демонов, и лишь когда снизу до нас долетел злобный рык ворвавшихся в башню ищеек, поняли, что обрадовались слишком рано.
Хорворн-Ран-Тард.
Окажись на месте данборца кто-либо другой, он наверняка заподозрил бы что-то неладное в предстоящей ему встрече, но только не Хорв. Гладиатора вовсе не смутила самая окраина города, длинные ряды, заброшенных и полуразрушенных, торговых складов, где легко могла укрыться целая банда. Не насторожила его и полная безлюдность этого тоскливого места. Направляясь на встречу с недавно поверженным врагом, он даже не задумался, что это, пожалуй, самое лучшее место на всем острове, где можно максимально тихо, не только избавиться от ненужного и ненавистного человека, но и прекрасно спрятать все концы в воду. Гладиатор, выросший безумно далеко от всей грязи Города-на-грани, там, где воинская честь всегда ценилась превыше жизни, даже не представлял, что настоящий воин способен намеренно устроить подлую ловушку, вместо того, что бы выйти на честный бой, и в равной схватке, один на один, отстоять свою запятнанную репутацию. Для любого уроженца сурового и заснеженного Данбора, подобный поступок был бы куда омерзительнее самого поражения, и от того гладиатор смело и совершенно, спокойно шагал вперед, не опасаясь какого-либо подвоха.
Он шел вперед с гордо поднятой головой, быстрыми широкими шагами, словно в строю, и распугивая стаи тощих бродячих собак, обживших местные развалины, он спешил вперед словно на праздник. Каждая новая схватка, каждый новый брошенный ему вызов и каждый новый достойный соперник, всегда были для него настоящей радостью. Лишь в бою, наполненный священной яростью и адреналином, будоражившим кровь, данборец чувствовал себя по настоящему живым человеком. Пребывая посреди безумной пляски стали и смерти, он испытывал всю остроту и полноту ощущений, на которые только способен живой человек, и это делало его по настоящему счастливым. Хорв жил этими мгновениями, ценил их превыше всего и, даже прекрасно осознавая, что рано или поздно найдется тот, кто отправит его к праотцам, гладиатор ни за что не променял бы свое воинское ремесло на что-то другое. Как и для любого другого истинного данборца, для него существовал лишь один способ достойно жить и в конце концов, умереть - так, что бы и после смерти твои враги содрогались от одного лишь упоминания твоего имени, а потомки еще долго распевали за праздничным столом громкие песни о славе и доблести почившего воина.
Оказавшись возле склада, на котором едва уже различались нужные цифры, гладиатор, даже не сбавляя хода, смело вошел внутрь, через покосившиеся дверные створки, и замер у двери осматриваясь по сторонам.
