– Как мумия? – проверил он.
– Именно.
– Одни бинты?
– Они самые. Лучше – с пятнами крови. Знаешь что, прыгни под машину.
– А еще что можно?
– Иногда я падал в угольный погреб, но где их теперь найдешь? Нет, машина и машина! Скажем, такси.
– Неприятно все же.
– Ну, грузовик.
– Да ты что!
– Ладно. Иди в редакцию и урони машинку на ногу.
– Я палец сломаю.
– Вот именно. Можно и два-три. Что уж мелочиться?
Бинго задрожал:
– Нет, не буду.
– Трудно с тобой! Так-так-так… Есть! Выдумай двойника. Скажи, что вас родная мать не различит.
Бинго расцвел, как июньская роза. Да, это вам не машина и даже не машинка!
– Этих двойников очень много, – пояснил Фредди. – Вот, у Филиппса Оппенхейма один англичанин как две капли воды похож на одного немца. И наоборот, естественно. Кто-то там за кого-то себя выдавал.
– И ничего, сошло?
– А то как же!
– Фредди, – сказал Бинго, – ты гений! Как хорошо, что мы встретились.* * *
Однако в редакции он снова приуныл. Рози писала всякую чушь, но ума у нее хватало, а чутья – тем более. Замысел хорош, это да, но надо бы его подкрепить. Лучше всего, если Мэйбл сама скажет, что в жизни не видела Бинго, а субъект на фото – ее кузен, скажем, Эрнест Мальтраверс или Юстес Финч-Финч. Найдя в телефонной книге номер пятого графа, Бинго спросил:
– Лорд Ипплтон?
– Да.
– Добрый день.
– Почему это?
– Разрешите представиться, моя фамилия Литтл.
– Что ж, – отозвался пэр, – у меня вообще нет имени.
– То есть как?
– А так. Я опозорен.
– Опозорены?
– Хуже некуда. Как я покажусь в клубе? Нет, вы подумайте, сидит на площади, а ее тащит полисмен! Куда мы катимся? Если бы моя матушка так себя вела, отец бы ей выдал по первое число. Собственно, я поговорил с Мэйбл. «Смотри, что ты натворила! – сказал я, когда она вернулась. – Запятнала наш герб. Такого позора не было с тех пор, как леди Эванджелина забыла отказать Карлу II!» Да. Так и сказал.
Бинго попытался его смягчить:
– Что поделаешь, девушки…
– Я бы назвал их иначе, – парировал граф.
Заслышав, что несчастный пэр скрежещет зубами (если это не дрель на улице), Бинго решил сменить тему:
– Можно мне поговорить с Мэйбл?
– Нельзя.
– Почему?
– Потому что я отослал ее в Эдинбург, к тетке.
– А, тьфу!
– Что-что?
– Тьфу.
– В каком смысле?
– В обычном. Что тут еще скажешь?
– Да что угодно. Зависит от воли. Вы кто, репортер?
– Нет, приятель.
Бинго никогда не слышал, как воет канадский волк, но подумал, что примерно так же.
– Приятель? Вон оно что! Это вы сбиваете с толку недоразвитых дур? Ну, я бы вам показал! Я бы вас… Да что говорить, шваль бородатая!
– У меня нет бороды.
– Не верю. Все обросли, кусты какие-то! Побриться трудно, да?
– Я каждый день бреюсь.
– И сегодня?
– Сегодня – нет. Занят был, не успел…
– Тогда не окажите ли любезность?
– С удовольствием.
– Идите в свое логово и побрейтесь. Опасной бритвой, опасной! Даст Бог, перережете артерию. Как выразился какой-то поэт: «Мечты, мечты…»
Бинго задумчиво повесил трубку. Да, графа он не пленил, но не это плохо. Мэйбл – в Эдинбурге, Бог знает, когда вернется, так что свидетеля нет. А без него не обойтись, что бы ни выдумал этот Оппенхейм.
Поразмыслив о том, не использовать ли машинку, он даже поднял ее, но струсил. Окажись тут Шекспир с Беном Джонсоном, тот заметил бы: «Видал, друг? Истинно кошка из присловья, как у меня в пьесе».
Скорбно опустившись в кресло, Бинго услышал какие-то звуки, вроде эхо. Взглянув наверх, он понял, что ошибся – это не отзвук, а человеческий голос. В дверях стоял сам Перкис, заметно изменившийся. Под глазами темнели круги, сами же глаза легко сошли бы за несвежие яйца. Нервы тоже не блистали – когда воробей, присевший на окно, зачирикал, издатель побил рекорд по прыжкам в высоту.
– Трудитесь… – выговорил он. – Похвально, похвально. В почте что-нибудь есть?
– Да нет, одна чушь, – ответил Бинго. – Почему среди наших подписчиков столько слабоумных? Уилфрид Уотерсон (7 л.) написал про какаду такое, что его охотно примут в сумасшедший дом. Видите ли, эта тварь спрашивает: «Орешка не хотите?»
Мистер Перкис был менее строг.
– Что с них взять! – вздохнул он. – Молодые головы… Кстати, о головах, нет ли у вас аспирина? Или томатного сока, туда можно капнуть вустерского соуса. Нету? Жаль-жаль. Мне стало бы легче.
На Бинго снизошло озарение.
– Господи! – воскликнул он. – Вы вчера… э… напились?
Перкис помахал рукой, едва не свалившись от усилия.
– Вы уж скажете! Жена уехала, решил с горя сыграть с друзьями в карты. Засиделись, знаете, то-се… Да и как откажешься, когда нальют? Но «напился» – это уж слишком.
Сутки назад Бинго не посмел бы сделать такое предположение, но теперь, увидев, что Перкис – свой, несовершенный человек, он решился. В конце концов, они оба спасут друг друга. Рози поверит такому авторитету. Он начал складывать фразу, но хозяин его перебил:
– А вообще-то вы правы. Лучше скажем, надрался. Но как это ни назвать, дело мое плохо. Служанка сообщила, что жена звонила мне пять раз: в 10.30, в 11.15, ровно в полночь, в 2 часа ночи и, наконец, в 4.20. Боюсь…
– Вас до утра не было?
– Да, мистер Литтл.
Если бы Бинго не сидел, он бы свалился на пол. Вот и все, конец. Теперь не убедишь жену, что он всю ночь работал с Перкисом. От горя он вскрикнул, а хозяин взмыл к потолку, сбивая головой штукатурку.
– Поэтому, – продолжал он, приземлившись, – я был бы вам очень обязан, если бы вы убедили миссис Перкис, что мы засиделись допоздна, а потом я ночевал у вас в кабинете.
Бинго втянул воздух. Босс не был красив, но сейчас казался прекрасным, словно Тадж Махал при лунном свете.
Однако чувств редактор не выдал. Что-то нашептывало ему, что пришел его шанс. Он нахмурился и поджал губы.
– Правильно ли я понял? Вы просите меня солгать?
– Это не ложь! Это милость!
Чтобы заговорить, губы пришлось разжать, но лоб – ему-то что?
– Не уверен, – холодно ответил Бинго. – Вчера я, помнится, просил вас о милости, а вы резко отказали.
– Какая тут резкость, мистер Литтл! Какая резкость?
– Такая.
– Может быть. Но я подумал и решил увеличить ваше жалованье на десять фунтов.
– На пятьдесят.
– На пятьдесят!
– Ну, на сорок.
– А не на тридцать?
– Нет.
– Хорошо.
– Хорошо?
– Да.
Тут зазвонил телефон.
– А, – сказал Бинго, – опять жена. Я слушаю.
– Бинго!
– Здравствуй, кроличек. Что с тобой случилось? Какой-то писк, треск…
– Я пошла к миссис Перкис.
– А что с ней?
– Она страдает. Перкис где-то был всю ночь. Бинго мило засмеялся.
– Был. В твоем доме. Со мной.
– Что?
– То. Мы заговорились, и он у меня остался. Спал в кабинете.
Рози ответила не сразу.
– А как же этот снимок?
– Какой еще снимок? А, в газете! Да, немного похож. Вообще-то я слышал о двойниках, но никогда их не видел. В книгах – другое дело. Скажем, у Филиппса Оппенхейма один англичанин как две капли воды похож на одного немца. Получилась целая заварушка. А тут – я же был с Перкисом! Хочешь, я его позову? Перкис, это вас. – И он передал трубку.
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
– А, вот и вы! – сказал Перкис. – Где вы сегодня обедаете?
Бинго ответил…
Нет, раньше отступим вспять и, как сказали бы юристы, заложим необходимые основания.
Мистер Перкис, владелец детского журнала «Мой малыш», обычно отдыхал в июне. Поэтому Бинго, у него служивший, отдыхал в июле или августе. Вернувшись в этом году, как и в прошлом, за несколько дней до матча «Харроу» – «Итон», он шел по Пиккадилли, размышляя о том о сем, когда столкнулся с Кошкиным Кормом, популярным молодым актером, выступавшим под именем Клод Коттермол. После занимательной беседы, слишком долгой для пересказа, тот предложил ему два билета на спектакль, а Бинго, радуясь дармовому развлечению, охотно согласился.
Оставалось найти себе пару. Миссис Литтл, известная всем любителям чувствительного чтива как Рози М. Бэнкс, была в Дройтвиче с матерью и Алджерноном Обри, недавно явившимся на свет. Бинго подумал о мистере Перкисе, но отверг эту мысль и решил пригласить свою тетю, миссис Бинсток. Конечно, думал он, задняя ее часть выйдет за пределы кресла, ибо она – одна из самых толстых женщин, смотревших с тоскою на список диетических блюд, но ничего не попишешь, вдов надо развлекать. Словом, он отправился к ней. Встретил его Уилберфорс, ее дворецкий, с сожалением сообщивший, что хозяйка уехала в круиз по Средиземному морю. Бинго собрался было уйти, но дворецкий его спросил:
– Деньжат не хотите, мистер Ричард?
Бинго всегда хотел их, а потому ответил:
– Хочу.
– Ставьте завтра на Свистунью, – посоветовал эксперт и удалился, оставив собеседника в том состоянии, которое Флобер определил бы словом «опупел».
«Что же делать?» – подумал он (Бинго, не Флобер). С одной стороны, дворецкий знается с букмекерами, жокеями и конюшенными котами. С другой – миссис Литтл, как многие женщины, не понимает спортивного азарта, мало того – запретила играть на бегах.
