признает мою власть, того я сделаю своим приближенным и возвышу. Кто признает меня по закону «царем горы», пусть скажет это!
И все признали Кира «царем горы», кроме сына одного царского сановника, мидянина Артембара.
Тогда Кир велел остальным схватить этого мидийского отрока, и все исполнили его приказание. Кир сделал Вардана «оком царя» и послал его за плетью. Когда же принесли плеть, то Кир повелел высечь мидянина за неповиновение.
Сына Артембара высекли и прогнали со двора.
Тот же в негодовании побежал во дворец, к своему отцу, и, роняя слезы, нажаловался на Кира. Артембар, узнав о случившемся, впал в такое сильное раздражение, что явился к самому царю Астиагу жаловаться на неслыханное обращение с его сыном.
— Царь! — сказал он,— Вот как жестоко поступил с мидянином сын Камбиса, перса. Знаю, что Кир является тебе внуком, но для всех знатных мидян, твоих верных слуг, это большой позор!
Повернув своего сына за плечи и задрав ему на голову одежды, Артембар показал царю следы побоев.
Астиаг смутился и повелел привести к нему Кира.
Сам же Кир подошел к трону мидийского царя, не опуская головы.
Увидев, что Кир ведет себя дерзко, Астиаг вознегодовал и грозно сказал своему внуку:
— Ты рано вообразил себя царем! Я прикажу высечь тебя самого, чтобы ты знал свое место.
Кир же, не отводя от царя глаз, проговорил:
— Господин мой и царь великий! Сначала хочу знать я от тебя, как истинный царь поступает по закону и справедливости, если слуга его отказывается служить ему и даже говорит: «Не господин ты мне и слово твое не стоит ничего»?
— Такой неверный слуга повинен не только порке, но и прилюдной казни,— отвечал Астиаг отроку,— ибо если уйдет он безнаказанным, то смутит многих и подвигнет многих к мятежу. Так случится, потому что все подумают, что стал слаб царь и не может больше править.
Обрадовался Кир, услышав такие слова, и вновь обратился к Астиагу:
— Господин мой и царь великий! Если я заслуживаю наказания по закону твоему, то вот я в твоей власти. Но сначала прошу тебя узнать, как случилось, что я приказал высечь этого мальчика. И если ты усомнишься в моих словах, то есть много свидетелей, которые подтвердят, что я говорю правду.
Астиаг удивился и преклонил ухо свое и, когда узнал, как все было, долгое время оставался безмолвным. Едва же придя в себя, царь проговорил в смущении:
— Истинно то, что течет в твоих жилах царская кровь.
Затем царь поступил так: он отослал Кира, не став наказывать его, призвал к себе Артембара, долго беседовал с ним и пообещал ему более высокую должность, а также дал ему три таланта серебра в возмещение позора сына его. Однако при том повелел он Артембару воспитывать своего сына так, чтобы тот не возносился над сверстниками и почитал законы.
Он также повелел Камбису оставить своего сына на некоторое время во дворце, чтобы тот научился почитать царскую власть, живя среди тех мидийских отроков, кому избрана судьба стать царскими телохранителями. Годом позже Астиаг велел забрать Кира в Персиду и более не привозить его в Эктабан.
Царь Астиаг был весьма мнителен и затаил зло на отрока Вардана, ибо стал опасаться, что когда вырастет сын Гарпага, то примкнет к Киру и станет побуждать его к мятежу против царя. И когда Вардан достиг возраста воина, тогда Астиаг послал его далеко на север, где тот и погиб в стычке со скифами.
Вот за смерть своего сына Гарпаг и стал вынашивать месть царю Мидии. И настал день, когда Гарпаг пришел со своим войском в Персиду, чтобы принять власть Кира, Ахеменида.
Другую небылицу издавна распускают по земле мидяне, и многие верят лживому слуху, будто Кир силой забрал у меня, брата своего, власть над Аншаном и так, против закона, сделался царем всех персов.
В действительности же было совсем по-иному.
Истинно, что власть над Персидой изначально принадлежала деду Кира, которого также звали Киром, и был Кир Первый внуком Ахемена, прародителя. Сын же Кира Первого, Камбис, которого Астиаг и избрал за его тихий нрав мужем своей дочери Манданы, некогда сам отказался от власти над Аншаном в пользу своего двоюродного брата Аршама, отца моего. Так было. Никто не принуждал Камбиса отдавать власть свою, утвержденную законом. Сам он, став мужем Манданы, передал правление Аршаму, ибо опасался того, что мнительный Астиаг или его потомки увидят в нем перса, который тайно желает овладеть троном мидийским.
И вот помню, что после той игры отроков в «царя горы» мой отец Аршам, узнав обо всем, что случилось на заднем дворе царского дворца, и о том, как держался Кир перед самим Астиагом, позвал меня и тихо сказал мне:
— Помни всегда, Гистасп, сын мой, как досталась мне власть в Персиде. Помни, кто мне отдал скипетр свой. Вот говорю тебе: настанет день, когда Кир войдет в силу. Видно, что боги любят его. Если попросит он скипетр, то отдай ему без всякого спора, гнева и огорчения. Знай: если поступишь так, то когда-нибудь власть возвратится к тебе сторицей, как посеянное в землю зерно.
Так говорил мне отец, и всегда хранил я слова его в сердце моем.
И вот как случилось, что отдал я власть Киру, брату моему, по своей воле.
Когда вошли мы с Киром в возраст воинов, то часто проводили дни, охотясь на зверей и птиц.
Однажды мы вдвоем преследовали горного барана и подъехали на своих конях к самому краю ущелья. Там была такая узкая тропа, что пришлось сойти с седел и тянуть за собой испуганно упиравшихся коней. Помню, как у них из-под копыт выскальзывали камни и шумным градом сыпались на дно пропасти.
Когда миновали мы опасную тропу и выбрались на небольшое плоскогорье, нашим глазам открылось, что баран, уходя от погони, встретил в этих местах противника, не менее крепкого, чем он сам. И вот теперь оба, опустив завитые рога, готовились к поединку.
Мы оставили коней за выступом скалы и подобрались к животным поближе, скрываясь за крупными камнями. Я снял с плеча лук и приложил стрелу к тетиве и колебался только в том, какого из баранов избрать своей добычей, а какого будет правильным оставить своему брату.
Тогда я тихо сказал Киру:
— Ты стреляй в того, который водил нас по горам, а я возьму другого. Он помельче.
Но
