не просто так Ксенофонт называет жену «пчелиной королевой», ибо, как и последняя, хорошая жена должна строго следить за домашним хозяйством и держать в узде всю домашнюю челядь, чтобы никто не бездельничал и не превращался в трутней [600]. (…) Согласно античным афинским нормам, женщина отвечала за внутреннее пространство дома, тогда как внешнее пространство было на попечении мужчин, и в этом отношении мужчина обязан был большую часть времени проводить на людях, исполняя свои муниципальные обязанности, ничуть не в меньшей степени, чем женщина обязана была заботиться о домашнем хозяйстве. Это были их взаимные социальные обязательства, и в них не было никакой дискриминации, но разделение сфер влияния на «наружу» и «нутрь», если вспомнить термины Жака Деррида, так что снаружи господствовал мужчина, а внутри — женщина [601].
В последней четверти IV века до н. э. ясный ответ на вопрос, кто такие женщины и зачем они нужны, дали создатели терракотовых «танагрских» статуэток, появившихся не в беотийской Танагре, как думали прежде, а в Афинах. Их высота, в основном, десять — двадцать сантиметров. Эллины называли этот вид искусства «коропластикой» — «лепкой кукол». Самая многочисленная и нынче популярная группа танагр — фигурки молодых женщин, закутанных в гиматии поверх хитонов, не занятых ни семейными заботами, ни домашними трудами. Считается, что танагрские фигурки — типажи хозяек богатых афинских домов. Но мастера старались придавать им очарование танагрских женщин, славившихся красотой.
Мода на эти статуэтки распространилась, когда завоевания Александра Македонского привели в движение весь мужской мир, отчего заметнее стала роль «верных стражей имущества», как назвал Демосфен сидевших дома жен и матерей [602]. Почему это не сказалось ни в изображении практических действий, ни в предметном реквизите интересующих меня терракотовых особ? Они беззаботны. Веер или музыкальный инструмент, театральная маска или корзинка фруктов вручены той или иной из них лишь для того, чтобы показать, что заняться ей нечем, если не считать занятием демонстрировать свою элегантность.
По местам обнаружения танагр на территории древних Афин видно, что они могли быть связаны с обрядами, нацеленными на поддержание фертильности женщин [603]. Но героини терракотовых статуэток не хотят возбуждать в мужчинах желание. Драпировкой, подчас скрывающей даже кисти рук, а иногда и нижнюю половину лица, они убеждают в своей неприступности. Следовательно, факты использования танагр в женских обрядах отнюдь не означают, что именно для того их и делали.
Находки многочисленных фрагментов танагрских статуэток в жилых домах убеждают, что они служили украшением жилищ и сообщали о статусе семей. Именно поэтому их, как иные ценные предметы, пускали в дело, когда хотели ублажить богов или позаботиться об умершем родиче. Но ни благочестивые домашние обряды, ни культ умерших не были основными предназначением этих фигурок [604].
Дороти Томпсон, первой приступившая к систематическому исследованию функций танагрских статуэток, связывала их происхождение с разнообразными амплуа новоаттической комедии с ее тематикой семейных конфликтов в жизни состоятельных афинян. Имея в виду амплуа, на которые, по ее мнению, могли ориентироваться создатели интересующей меня группы танагр (это либо скромная девушка из хорошей семьи, по несчастному стечению обстоятельств попавшая в дурную обстановку, но в финале обретающая счастье в браке с юным героем, либо ее бойкая, остроумная, находчивая служанка, помогающая господам в любовных интригах), исследовательница завершила одну из своих работ таким пассажем:
Это красавицы с Самоса, Андроса и Олинфа, которые прибыли в город, чтобы вызвать смятение в трезвых афинских семьях. Жизнь Афин представлена в микрокосме танагр именно так, как она выглядела в позднейшей комедии. Как писал Бизли, это «разумная жизнь, спокойная, любящая удовольствия и знающая в них толк, относящаяся к вещам легкомысленно, насколько это возможно» [605].
Но на мой взгляд, девушка новоаттической комедии слишком скромна, а ее служанка слишком бойка, чтобы быть прототипами интересующих меня статуэток. И мне непонятно, чего ради и благодаря чему коропласты, если бы они действительно работали, впечатляясь комическими амплуа, воплощали свои впечатления в прекрасных художественных образах. Неужели какая-нибудь Хрисиппа из «Самиянки» Менандра выглядела в театре Диониса наподобие луврской «Дамы в голубом»? Читатель может возразить: «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда…» [606] Мне кажется, что хотя из сора и вырастают подчас прекрасные произведения, вряд ли такое могло случиться с целым направлением в искусстве, разрабатываемым многими художниками.
Убедительнее гипотеза, к которой исследователи пришли к концу прошлого столетия. Около 330 года до н. э. афинские гончары увлеклись рельефными украшениями ваз в духе творений Праксителя и Лисиппа [607]. Приведу пример: самые выпуклые фигуры на знаменитой кумской гидрии («Царицы ваз») в Эрмитаже предварительно были вытиснены в матрицах и затем налеплены на сосуд. До танагрских фигурок отсюда один шаг.
Свободно подражая какой-нибудь известной статуе, лепили модель. Оттискивали ее в глине с двух сторон, обжигали оттиски и получали матрицы. Тончайшими слоями вдавливали глиняное тесто в рельеф матриц. Вынутые из матриц части фигурки — их толщина не превышала трех миллиметров — склеивали жидкой глиной и устраняли дефекты. Отдельно формовали и приклеивали головы и другие сильно выступающие части. После обжига фигурку раскрашивали по белой обмазке, благодаря чему она могла напоминать мраморную статуэтку.
Матрицы позволяли изготовлять множество одинаковых деталей. Танагрские статуэтки суть тиражируемые проекции высокого искусства в домашнюю среду. Это высококачественный ширпотреб, доступный даже не самой богатой публике.
Верно замечено, что, поскольку в танагрских изображениях молодых женщин нет ни повествовательных, ни религиозных мотивов, их можно рассматривать как вариации драпировки — просторного гиматия, наброшенного поверх подпоясанного под грудью хитона. Многое зависит от положения рук: скрытых или обнаженных, поднятых или опущенных, чем-то занятых или праздно упертых в бока. Танагры вызывают у меня ассоциацию с нынешними манекенщицами на демонстрационном подиуме: словно маленькие зеркала, они показывали женщинам, как надо носить хитон и гиматий, какими позами и жестами можно превратить одежду в знак причастности своему кругу. Едва ли эти статуэтки претендовали на большее. Коропластов волновала не столько социальная или ритуальная функция статуэток, сколько извечный вопрос эллинских скульпторов: как ведут себя драпировки на женском теле под воздействием силы тяжести и в зависимости от движений женщины? В чисто пластическом отношении перед ними стояли те же задачи, что перед их предшественниками и
