не менее мысль эта постоянно и неотвратимо присутствует здесь. Вот она представлена в виде гроба, выкрашенного в цвет оконных ставен! Всего лишь вывеска над лавкой гробовщика? Возможно, но вывеска эта доминирует над группой самых поживших обитателей загадочного Голубого домика, и никуда от нее не деться: каким бы светлым и радостным ни был день, этот гроб парит над подвалом дома, словно приглашая нас в могилу.
Впрочем, послание, оставленное нам смертельно больным художником через эту картину, значительно глубже и тоньше, нежели банальное напоминание о смерти.
Голубой домик вмещает все пространство человеческой жизни, причем различные возраста представлены здесь весьма необычно – исключительно в свои лучшие моменты.
Младенчество – женщина с ребенком справа – показано как теплая, уютная, ласковая забота материнских рук, тепло ее груди, постоянная и нежная защита. Детство – мальчик с собакой в правом нижнем углу – пора игр и веселья. Веселье становится все интереснее, а игры – все озорнее, когда ребенок превращается в подростка – мальчик на крыше гоняет голубей. Вот она, наиболее счастливая стадия человеческого существования по версии Кустодиева! Недаром художник помещает подростка на самую крышу, и флажок его палки развевается даже выше, чем крест на храме. Молодость – сладостная пора любви – молодой человек любезничает с девушкой в окне. А вот уже и зрелость подоспела – центральная сцена картины: на втором этаже в благостном довольстве расположилась купеческая пара, чинно попивающая чай. Благополучием и размеренной гармонией, свойственными «купеческим» картинам Кустодиева, веет от этой сцены. Их жизнь удалась.
В левом нижнем углу картины примостился пожилой возраст – три человека коротают время за игрой в шахматы. Среди них купец, представляющий власть денег, полицейский – представитель порядка и интеллигент – власть ума. Им некуда торопиться, их жизнь состоялась: они уважаемы в обществе, имеют достаток и могут позволить себе с приятностью провести часок-другой.
Старость представлена седовласым мастером, читающим газету и отвлекшимся, чтобы кинуть взгляд на шахматную партию. Шахматная партия, по сути, и олицетворяет нашу жизнь, состоящую из перехода с белых клеток на черные и снова на белые, и рискующую закончиться на любом этапе Большой Игры. Старый мастер уже наполовину в подвале (могиле), голова его касается гроба на вывеске. Он постиг жизнь, далек от суеты и без страха готов встретить смерть, ведь в Голубом доме жизнь прекрасна, а смерть лишена негативной коннотации.
Картина полна оптимизма и является истинным обещанием Рая и жизни после смерти (вспомним еще раз тона, в которые окрашен дом) для всех, кто ведет жизнь достойную и богобоязненную. Церковь слева служит напоминанием о присутствии Бога в этом мире. Так что «Голубой домик» Кустодиева ведет в жизнь вечную.
Тема возрастов и различных циклов человеческой жизни стара как мир. Однако редко где, как на картине Кустодиева, она приобретает столь светлый оптимизм. Героям «Голубого домика» хорошо в каждом возрасте, и смерти они не боятся.
Чего нельзя сказать о картинах других авторов и других эпох с подобным сюжетом.
Художник немецкого Возрождения Ханс Бальдунг [62] в начале XVI века создает две картины, объединенные общей темой, – путь женщины от ребенка до старухи как путь к смерти: «Три возраста женщины и Смерть» и «Семь возрастов женщины». И это страшные картины.
На картине «Три возраста женщины и Смерть» персонаж смерти, бесполое и отвратительное существо, держит песочные часы (символ конечности нашей жизни) над самым прекрасным возрастом – молодостью, которая, увлеченная суетным любованием своей красотой в зеркале, даже не замечает ее присутствия. Зато его замечает старость и порывисто отстраняет часы, требуя дождаться своего часа. Но кто решает, когда придет именно твой час? В XVI веке смерть уносила детей и женщин с не меньшей регулярностью (а детей – и с бо́льшей), нежели стариков. Недаром прозрачной вуалью, словно паук свою добычу, Смерть на картине Бальдунга окутала именно младенца и девушку.
В этом же ключе интересно посмотреть на вторую его картину – «Семь возрастов женщины». Здесь нет физического присутствия смерти, но мы угадываем ее в черной траурной накидке, окутывающей три последние периода человеческой жизни и младенчество (снова младенец!). Но никакой угрозы со стороны смерти для трех стадий молодости мы не видим. Картина написана в тот же период, что и предыдущая, так что говорить об эволюции мировоззрения художника не приходится. Скорее всего, повлияли вкусы заказчиков.
Но в обеих картинах перед нами – трагедия. Трагедия увядания и смерти как итога человеческого существования. А мрачный и даже зловещий фон только усиливает тягостное впечатление, оставляемое этими напоминаниями о быстротечности и конечности жизни.
В ту же самую эпоху итальянец Джорджоне создает «Три возраста жизни», и здесь мы сталкиваемся с совсем иным замыслом. Никакого предостережения о быстротечности и увядании, никакого трагизма. Это – проповедь о роли, которая отведена каждому возрасту нашей жизни. Зрелость наставляет юность, в то время как старость, перейдя на новую стадию постижения мира, начинает задумываться о бренности человеческого существования и призывает обращенным на зрителя взглядом задуматься о ней и нас. Морщины на лице старика говорят нам не об увядании, а об опыте и мудрости, полученных им на протяжении жизни.
Казалось бы, один и тот же сюжет, но сколь разный замысел! Тут очень важны образы, через которые этот замысел передан.
Бальдунг рассказывает свою историю через женские образы. Физическая красота для женщин всегда была более значима, чем для мужчин. И раннее увядание, которому способствовали частые роды и условия жизни его современников, было главным предметом женских забот и сожалений.
У Джорджоне же образы мужские. Мудрость и просвещение – главные достоинства мужчины эпохи Возрождения. Отсюда и прославление зрелости и старости.
Безусловно, тема быстротечности времени, конечности нашего земного существования и неизбежности смерти волновала мыслящих людей во все времена. Вера в вечную жизнь помогала человеку справляться со страхом неизвестности и безбоязненно ждать смерти. Из мотива суетности мирских страстей и удовольствий родился целый жанр – натюрморт.
Ханс Бальдунг. Три возраста женщины и Смерть
Ханс Бальдунг. Семь возрастов женщины
Но это уже совсем другая интересная история, которая заслуживает отдельной главы.
Рене Магритт. Комната подслушивания. 1952, Музей Рене Магритта, Брюссель
«Читать» картины Рене Магритта [63], магического реалиста, метафизика в живописи [64] и сюрреалиста [65] – одно удовольствие. Как раз потому, что его
