не знаем, что он сделает. Лучше всего будет рассказать ему то, что и так все «знают».
Мой взгляд сосредоточился на чашке. Тули была права, но твердость в её голосе заставляла думать, что она в действительности в этой ситуации заботилась совсем не о Камиле.
— У вас с Лютцем были свои секреты, когда вы были в возрасте для крещения, не так ли? — спросил Гюнтер. — Мы не обязаны рассказывать ему все сразу. Мы можем подождать, пока он не пройдет крещение. Тогда-то он наверняка все поймет. Он не станет рассказывать людям наши семейные секреты.
Тули поджала губы и покачала головой, отвергая предложение Гюнтера.
— Нет, Папа. Слов будет недостаточно, чтобы объяснить, насколько опасно положение Майн и почему мы не можем рассказать о ней людям, несмотря ни на что. Он не поймет этого.
— Тули…? — удивленно обратилась к ней я. По какой-то причине она была странно упряма. Не успела я опомниться, как она опустила голову. Слезы застилали ей глаза и капали на стол.
— Она сказала мне не приходить в храм, потому что это опасно, но я не понимала тогда… Я не понимала… — всхлипнула она. — Я думала, что должна защитить её, ведь это она моя младшая сестра… Я думала, что должна защищать её от опасности, и это моя вина, что она застряла там, где она сейчас…
— Нет, Тули… — попытался утешить ее Гюнтер. — Это не твоя вина. Сколько раз я тебе это говорил?
Он повторял это больше раз, чем я могла сосчитать, но Тули, казалось, никогда не соглашалась с ним. Бывали моменты, когда мне казалось, что он достучался до неё, но все же, она так и не избавилась от этого бремени на сердце.
Мы с Гюнтером переглянулись, и тут Тули вытерла слезы и снова посмотрела на нас.
— Я просто хотела защитить Майн, — сказала она, — но все, что я делала, только ухудшило её положение. Именно потому, что мы были там, потому, что наши собственные действия причинили такой большой ущерб, мы с Лютцем знаем, насколько важны секреты. Камил не поймет этого. Он не прошел через то, через что прошли мы. И даже если мы объясним ему все это, как мы можем быть уверены, что он поймет, насколько это серьезно? Он член семьи, но это ничего не значит.
Было слышно, что Тули непросто далось произнести эти слова, но она была права. Они с Лютцем не умели хранить секреты только потому, что достигли возраста крещения. Они знали это по своему опыту, храня секреты, хотели они того или нет, просто потому что знали, что должны.
— Ты права, Тули. У Камила нет жизненного опыта для понимания, что происходит, поэтому он может подвергнуть нас всех опасности, — сказала я. — И Майн будет снова отчаянно пытаться спасти нас, не так ли?
Гюнтер кивнул.
— Да. Майн вложила все силы в защиту Хассе и серых жрецов. Если что-то случится, она сделает все, что в её силах, чтобы попытаться спасти нас.
Майн попытается спасти нас, несмотря ни на что, даже если это подвергнет её опасности или приведет к разрыву контракта, который не позволял нам называть друг друга семьей.
Учитывая, что она хотела оставаться связанной с нами любым возможным способом, даже после того, как стала дворянкой, чтобы спасти наши жизни, было нетрудно понять, на что она готова ради нас пойти.
— Мы не можем подвергать Майн опасности, когда она делает все, чтобы защитить нас. Мы должны подождать, пока Камил не достигнет совершеннолетия… Нет, пока Камил сам не разберется, — решил Гюнтер, получив от Тули одобрительный кивок.
— Меня это вполне устраивает, но как мы объясним, почему Тули и Лютц так обрадовались сегодня утром? — спросила я.
— Это будет зависеть от того, сколько помнит Камил, но мы можем просто представить это как часть истории о том, что Майн была убита дворянами. Скажем так… Лютц и Тули были счастливы, потому что нашли кое-что из вещей Майн, которые она оставила в компании Гильберт, — предложил Гюнтер, вытаскивая из кармана старую, но знакомую на вид шпильку для волос. Желтые цветы были довольно грязными от долгого таскания в кармане, а красные заметно подвыцвели.
— Я помню её… Это шпилька для волос, которую я сделала сразу после того, как Майн стала дворянкой. Я сделала её, взяв за пример то, что Майн описала в своем письме и положила в книгу, которую она напечатала… — сказала Тули, у нее снова заблестели от слез глаза, когда она осторожно прикоснулась у шпильке. Та заметно отличалась от более сложных, которые она делала сейчас, служа напоминанием о том, что она действительно стала намного лучше в этом ремесле.
— Лютц получил его от Отто. Они держали его в своей мастерской, чтобы использовать в качестве образца, но теперь у них так много умелых мастеров, что они больше не нуждаются в ней. Это замечательно подойдет для объяснения с Камилом.
— Теперь она старая и потрепанная, и её уже много лет использовали, как образец. Можно будет сказать, что когда-то она принадлежала Майн, — сказала Тули, бросив взгляд на спальню, где со слезовыжимающей улыбкой спал Камил. Гюнтер тоже оглянулся, его глаза теперь тоже мокро блестели, и я сделала то же самое. У нас в семье был большой секрет, и я не могла не чувствовать себя ужасно из — за этого.
— Полагаю, мы больше не можем говорить о Майн, даже дома… — прошептала я.
Тули обернулась и посмотрела на меня, её лицо сморщилось от боли… но через мгновение она тоже кивнула.
Том 4 Глава 319 Пролог
— Могу я вернуть эту книгу? — произнес один из студентов.
— Я хотел бы одолжить ключ от карреля, — сказал другой.
Мягкий вечерний свет струился сквозь ряды окон, и высокие голоса взволнованных девушек эхом разносились по библиотеке Королевской академии. Большинство из них пришли сюда, чтобы
