Мавро Орбини - Славянское царство (историография)

Итак, как был сказано ранее, после гибели Владислава его жена Мария вместе со своими сыновьями и прочими болгарскими вельможами сдалась на милость императора. Один лишь упомянутый Ивац бежал и, захватив почти неприступную гору, стал жить там в роскошной цитадели с садами и другими удовольствиями. Эту цитадель одни авторы именуют Врохот (Prochoto), а другие — Пронища (Pronista). Идя супротив императора, он домогался болгарского трона, что нарушило и расстроило многие замыслы императора. Император, сойдя с главной дороги, повернул на юг и пришел в Девол, чтобы понять, что можно предпринять: либо заставить его сложить оружие и покориться, либо одолеть его в бою. Проведя там некоторое время, он попытался через послания убедить Иваца оставить свою затею, которая не могла принести ему ничего, кроме гибели. Тот умелыми ответами продержал императора в неопределенности более пятидесяти шести дней. Префект Охрида Евстафий, видя, какую озабоченность и огорчение вызывает у императора Ивац, доверив дело лишь двум слугам, в верности которых он был уверен, выждал подходящее время и сделал следующее. Был день Успения Богородицы, и Ивац, по обычаю тамошних славян, устраивал пир для своих [подданных], причем прийти на этот пир могли не только соседи и знакомые, но и гости из далеких стран. Евстафий без приглашения отправился на упомянутый праздник. Задержанный дозором, охранявшим проходы, он попросил передать Ивацу, что с ним желает переговорить Евстафий. Ивац, немало удивленный, что тот по своей воле явился во вражеский стан, приказал привести его и с радостью принял. Когда по окончании заутрени все разошлись по домам, Евстафий сказал Ивацу, что должен переговорить с ним с глазу на глаз. Ивац, уверенный в том, что Евстафий отложился от римлян и должен обсудить с ним важные для обоих дела, взял его за руку и, приказав слугам находиться поодаль, медленно направился с ним в одно тенистое место, где росло множество яблонь, столь больших, что за ними никто не мог их услышать. И вот, когда Ивац оказался там один на один с Евстафием, мужем сильным и отважным, тот стремительно бросился на него и, повалив на землю, уперся ему коленом в грудь, почти не давая дышать. Тем временем по поданному им знаку прибежало двое его слуг и, заткнув Ивацу рот рушником, чтобы он не мог ни кричать, ни позвать на помощь, выкололи ему глаза. Отведя его во дворец, они поднялись на чердак и, обнажив мечи, стали ждать нападения врагов. Те, услышав об их дерзости, немедленно сбежались к дворцу, вооруженные кто мечом, кто копьем, кто луком, кто камнем. Толпа несла горящие поленья и факелы, крича, чтобы их убили, сожгли, изрубили и забили камнями, и никто не жалел этих негодяев и злодеев. Евстафий, видя ярость болгар и ни на минуту не сомневаясь в неминуемой гибели, тем не менее все время подбадривал своих товарищей, призывая не падать духом и не дать схватить себя, как пугливым бабам, врагу, от которого нечего ждать, кроме жалкой и лютой смерти. Высунувшись из окна и сделав болгарам знак рукой, чтобы они поутихли, он обратился к ним с такими словами: «Болгары! Вам хорошо известно, у меня никогда не было личной вражды к вашему государю, поскольку он — болгарин, а я — римлянин. Более того, я римлянин не из Фракии или Македонии, а из Малой Азии, которая лежит так далеко от вашей родины, что об этом знают только ученые мужи. Посему всякий, кто не лишен разума, поймет, что поступок мой вызван не безрассудством, а необходимостью. Если бы я был лишен рассудка, то никогда не отважился бы на такое дело с очевидной опасностью для жизни. Поймите, все, что я сделал — я сделал по приказу и воле моего императора. Если за это вы хотите убить меня, мы — в вашей власти, однако мы погибнем или сложим оружие не раньше, чем воздадим достойную месть за наши жизни. Мы будем биться насмерть! И если мы погибнем, что вероятно, да что там, неизбежно: ведь нас так мало, а вокруг — толпа, то свою смерть мы будем считать наисчастливейшей. Тот, с которым вы хотите вести затяжную войну, отомстит за нашу кровь!» Болгары, выслушав эти слова и понимая, что остались без предводителя, в то время как император с войском стоит поблизости, утихомирились, и их старейшины ответили, что согласны признать римского императора своим господином и клянутся хранить ему верность. Посему Евстафий без помех привел Иваца к императору. Император, воздав великую хвалу Евстафию за его беспримерный подвиг, назначил его префектом Драча и подарил все имущество Иваца, а самого Иваца приказал держать под стражей.

В то же время прибыл и Николица, который не раз прежде оказывался в руках у римлян, но всякий раз обретал свободу. Он бежал в горы, и был там осажден. Одни из его товарищей были схвачены римлянами, другие — сдались им по доброй воле. Когда он среди ночи пришел в лагерь, император не пожелал его принять и, отослав в Салоники, приказал держать под стражей. После этого император устроил дела в Драче и Адрианополе. Снабдив свои провинции воинами и военачальниками, он позволил римским невольникам, если они пожелают, остаться там, остальным же — следовать за ним. Когда он прибыл в Костур, к нему привели двух дочерей Самуила Болгарина. Те, увидев в числе приближенных императора Марию, вдову прежнего болгарского царя Владислава, яростно набросились на нее, угрожая смертью. Император же смирил их ярость, обещав дать им богатое приданое и выдать замуж согласно их достоинству. Удостоив Марию титула зосты, он отослал ее с детьми в Константинополь. Затем руками Ксифия он разрушил все крепости, которые были в Сербии (Seruia) и Соске (Sosco), и прибыл в крепость под названием Стаги (Stago), куда для встречи с ним прибыл в холопском платье бератский князь Элемагус (Elemago Principe di Belegrado) со товарищи. Проезжая по пути оттуда через Зетунион (Zetunio), император осмотрел кости болгар, павших в сражении, когда Самуил был разбит Никифором. Это зрелище привело его в большое изумление, однако гораздо в большей степени его изумила стена под названием Скелос (Scelos), возведенная Рубеном (appresso Rupena) в Фермопилах (Termopoli) для устрашения болгар. По прибытии в Афины он отслужил в храме Пресвятой Девы Марии (Chiesa della Madonna) молебен в благодарность за одержанную победу и сделал упомянутому храму множество богатых подношений. Оттуда он вернулся в Константинополь, где прошел с триумфом через Золотые ворота в золотой зубчатой короне на челе, ведя перед собой Марию с дочерями Самуила и прочими болгарами. Так римляне покорили Болгарское царство и владели им на протяжении тридцати пяти лет. В течение упомянутого времени болгары постоянно бунтовали, поскольку не только никогда никому не были холопами, но и помнили о своих предках, которые почти покорили [Восточную] Римскую империю, сделав ее своей данни- цей. Не было у них недостатка и в тех, кто, воодушевляя остальных, ходил и воспевал славные подвиги своего славянского рода, которому всегда сопутствовала победа и покорялись другие народы. Посему при императоре Михаиле Пафлагонце болгары, взявшись за оружие со своей древней отвагой, сбросили римское иго. Совершили они это под началом своего соплеменника по имени Делян (Dolianin), мужа низкого происхождения, обладавшего немалой рассудительностью. Он был рабом в Константинополе, затем бежал и прибыл в Болгарию, где стал выдавать себя за незаконного сына прежнего болгарского государя Арона. Вскоре он побудил весь упомянутый народ отложиться от римлян и совершить вторжение во Фракию. В связи с этим император послал одного из своих военачальников, чтобы дать ему отпор, однако тот по причине дурного обращения со своими воинами подвергся с их стороны нападению и, если бы во время бегства не удвоил шаг, вне всякого сомнения, был бы ими убит. Войско, оставшись без начальника, избрало себе в командиры одного из своих по имени Тихомир, болгарина родом, и провозгласило его царем Болгарии. Таким образом, упомянутое царство оказалось разделено: одна его часть была на стороне Деляна, другая — Тихомира. Делян, не видя другого средства избавиться от соперника, кроме обмана, однажды послал за Тихомиром, приглашая его стать своим соправителем и соратником в борьбе с римлянами. Тихомир, поверив в искренность его слов, прибыл в Болгарию. Делян, повелев собраться всему народу, устроил посреди него суд и обратился ко всем с такими словами: «Для славы и величия Болгарского царства было недопустимо, чтобы доблесть болгарского народа, подчинившего себе за долгие века многие королевства и царства, затмило не только римское, но и, вообще, какое- либо другое господство. Если Господь за грехи наши захотел так [наказать нас], все мы должны со смирением принять то, что посылает нам Небо. Однако ныне, как вы видите, мы свободны почти как прежде, и ничто так не мешает нашему процветанию, как разлад между мной и Тихомиром. Как гласит изречение, "царская власть не терпит соперников". Посему, если все вы желаете себе преуспевания, выберите одного из нас двоих своим царем. Если вы признаете, что я из колена Самуила, уберите с моего пути Тихомира, или же выберите его, лишив меня трона». Тогда весь народ единогласно провозгласил Деляна болгарским царем и предал смерти Тихомира, побив его камнями. После этого Делян незамедлительно двинулся на Драч. Захватив его, он вторгся в Грецию и овладел Никополем со всей его округой. Император, узнав о восстании болгар, решил отомстить его зачинщику. Пока он готовился к войне, явился тот, кто освободил его от этой заботы. Сын Арона Болгарина Алусиан, удостоенный титула патрикия, живя среди римлян, за какое‑то преступление против императора был лишен им права входить в императорский дворец и даже передвигаться по Константинополю, будучи посажен под домашний арест. Посему он, узнав о восстании болгар, переоделся армянином и бежал в Болгарию. Там в непринужденных беседах он стал намеренно упоминать об Ароне, говоря болгарам: «Если бы вдруг явился один из законных сыновей Арона, не кажется ли вам, что его следовало бы предпочесть ублюдку?» Все отвечали, что больше всего хотели бы иметь своим царем подлинного законного сына Арона. Тогда Алусиан открыл тайну одному мужу, который более других знал всех родных Арона. Тот, пристально вглядевшись в его лицо, сказал, что хотел бы увидеть другой, более надежный знак, который отмел бы все сомнения, а именно, черное родимое пятно на руке, окруженное густыми волосами. Увидев его, он признал в нем подлинного сына Арона. Немедленно преклонив колена, он припал к его стопам и дал знать остальным, что среди них находится муж царского рода. По этой причине многие оставили Деляна и перешли на сторону Алусиана. Видя, однако, что Болгарское царство не в состоянии более выносить такого разделения, они договорились править по общему совету и согласию. Алусиан, будучи более искушен в интригах, сумел упредить козни Деляна. Приказав приготовить роскошный пир, он позвал на него среди прочих и Деляна. Во время трапезы Делян был схвачен, а затем по приказу Алусиана связан и ослеплен. Став упомянутым образом единовластным правителем Болгарии, он дал знать императору, что хочет вновь подчинить Болгарское царство Римской империи, при условии, однако, что император обещает милостиво принять его и наградить по заслугам. Император ответил ему, что Римская империя без всякого колебания сделает все, о чем он попросит. Посему Алусиан прибыл в Константинополь, где был немедленно удостоен титула магистра. Преданные упомянутым образом болгары, оставшись без вождя, были без труда вновь покорены римлянами. Однако не прошло и года, как один из болгарских вельмож по имени Не- делько (Nediglco) поднял народ на восстание. Убив императорского префекта, болгары выступили в поход, причиняя, по своему обыкновению, огромный ущерб римским владениям. Римляне, не в силах предпринять ничего иного, чтобы справиться с такой бедой, с помощью немалой суммы денег подкупили некоторых болгар, и те во время пира предательски убили Не- делько. С того времени, а именно (по мнению некоторых) с 1175 года, вплоть до восшествия на престол Исаака Ангела, что произошло примерно в 1185 году, болгары находились под властью Римской империи. Хотя в течение упомянутого времени империя и направляла туда своих правителей, болгары обращали мало внимания на их приказы, вынуждая их блюсти интересы болгар в большей степени, чем свои собственные. Всякий же раз, когда получалось по–иному, они начинали роптать. И поскольку римлянам приходилось часто воевать как на востоке, так и на западе, ни один поход (по словам Георгия Кедрина) не обходился без участия болгар со своей конницей. Посему, пока упомянутый славянский народ был в союзе с римлянами, дела империи шли хорошо. Однако при императоре Исааке Ангеле болгары, всегда относившиеся к римлянам с презрением, по случаю конфискации скота из их стад и отар, а также податей, которые они должны были платить, открыто отложились от Римской империи. Зачинщиками этого восстания были болгарские вельможи братья Петр и Асень (Iasen), именуемый греками Асан (Asane). Братья (дабы не подумали, что они совершили это без причины) отправились в Кипселы (Cypselle) к императору, прося зачислить их в римские легионы и даровать небольшие владения на горе Гем. Когда и тому, и другому было в этом отказано, они ушли, ропща про себя, что им не только отказали в просьбе, но и унизили. При этом они позволил себе некоторые высказывания, по которым можно было понять, что по возвращении домой они поднимут восстание. Особенно отличился Асень, муж отважный и свирепый, которому за его распущенный язык по приказу севастократора Иоанна была дана пощечина. Итак, вернувшись домой с пустыми руками, они впоследствии так жестоко отомстили Римской империи, что (как пишет Никита Хониат в жизнеописании Исаака Ангела) не найдется человеческого языка, на котором можно было бы во всей полноте описать размах их возмездия Римской империи и те разрушения, которые были содеяны ими в римских провинциях. Поскольку подвигнуть болгар поднять оружие против римлян было делом нелегким ввиду связанных с этим немалых трудностей, упомянутые два брата для воодушевления болгар возвели на свои средства храм во имя святого мученика Димитрия. Собрав в нем множество бесноватых обоего пола, они подсадили к ним несколько человек, которые, притворяясь одержимыми, принялись возглашать, что настало назначенное Богом время для возвращения болгар к своей исконной свободе, и что для этого святой мученик Христов Димитрий оставил салунскую митрополию и свой храм и пришел к ним на помощь. Болгары, услышав об этом, словно по божественному внушению исполнились отваги и сил, и стали кричать, что нельзя более медлить, а нужно, взяв оружие, напасть на римлян, а тех, кто попадет в плен, немедленно лишать жизни, не внимая их мольбам и отвергая любой выкуп и дары — и быть в этом тверже алмаза. Итак, распаленные болгары взялись за оружие. Посему вышеупомянутый Петр возложил на себя золотую корону и надел красные сапоги (по обычаю тамошних царей), позволив и своему брату Асеню именоваться царем. Осадив Великий Преслав, он задержался там несколько дней. Не в силах захватить его, он снял осаду и с невероятной быстротой устремился на завоевание некоторых римских городов и крепостей, где захватил большую добычу и увел в полон множество знатных римлян. Император со всем войском выступил против него, однако он со своими болгарами отступил для охраны опасных проходов. Там в течение некоторого времени они доблестно сопротивлялись, отбивая все атаки императора. Однако, случилось так, что вопреки всем ожиданиям в тех местах выпал густой туман. Он пришелся на руку римлянам: внезапно напав на неприятеля, они вынудили его бежать и оставить упомянутые места. Тогда Асень со своим братом и некоторыми вельможами, перейдя Дунай, обратились за помощью к жившим поблизости валахам. Император тем временем мог совершить набег на всю Болгарию и поставить свои гарнизоны в многочисленных городах на Геме, большинство из которых (если не сказать почти все) расположены на крутых обрывах или на высоких неприступных холмах. Однако император не сделал ни того, ни другого. Предав огню несколько хлебных скирд, он вернулся назад, скорее обострив, чем смягчив, противостояние, что сделало болгар более дерзкими по отношению к римлянам. Возвращался император в Константинополь с таким триумфом, как если бы разгромил врага. В связи с этим один из сановников, принадлежавших к судейскому сословию (по имени Лев Монастириот), остроумно заметил: «Болит теперь душа Василия Болгаробойцы, [потому что император не последовал его примеру, и совершил более, чем тот завещал.]» После окончательного разгрома болгар упомянутый император издал эдикт: «Если когда‑либо болгары опять восстанут, то должно следовать его примеру: всякий, кому придется с ними сражаться, должен первым делом закрепиться у них в стране, предавая все огню и мечу». Этот эдикт против болгар он приказал потом вывесить в Сосфеновом монастыре (Monasterio di Sothenio). Тем временем болгарский царь Асень, собрав немалое войско из болгар и валахов, вернулся на родину и, найдя ее полностью свободной, исполнился еще большей дерзости. Не довольствуясь одной Болгарией и своим мирным владением ей, он обратился к нанесению еще большего ущерба Римской империи, задумав присоединить Сербское царство к Болгарскому, как это было прежде. Несмотря на это, император не пожелал выступить против него лично и послал вместо себя своего дядю севастократора Иоанна, который весьма успешно давал отпор врагу. Однако после обвинения в домогательстве власти в империи он был отозван, и на его место был послан кесарь Иоанн Кантакузин, муж сестры императора. Иоанн был муж высокого роста, мужественный и обладал громким голосом. Он имел большой опыт в военном деле, однако по причине своей чрезмерной дерзости, как пишет Никита (I), имел несчастливую судьбу и, в конце концов, был ослеплен Андроником. Итак, Иоанн, видя, что болгары укрываются в горах, не учел, что они делают это для восстановления своих сил после понесенных тягот или для большей безопасности, а приписал это их страху и подлости. Посему без всякой опаски он разбил лагерь на равнине, не позаботившись об устройстве рва и выставлении надежного дозора. Видя это, болгары под покровом ночи напали на него. Иоанн едва успел бежать, а его войско было разбито и подверглось жесточайшему обращению: одни были обезглавлены, другие уведены в полон. С теми, кто спасся бегством и достиг шатра кесаря, он обошелся более жестоко, чем сами враги, осыпая их бранью и называя изменниками империи. Чтобы смыть свой позор и бесчестье, он во всеоружии вскочил на арабского скакуна и, потрясая щитом, с громким криком: «За мной!» ринулся на врага, хотя сам не знал ни куда скакать, ни что происходило в его лагере. Посему император, узнав о его упомянутых промахах, отозвал его домой и послал на его место Алексея Врану (Brana Alessio), мужа малого роста, но редкого ума и столь же редкой рассудительности, которого в те времена считали одним из самых даровитых военачальников. Сняв войско, Алексей стал продвигаться вперед, разбивая лагерь с большой осторожностью. На марше он требовал непременно соблюдать строй и быть готовым без подготовки вступить в бой. Более же всего он старался наносить [как можно больший] урон врагу, не подвергая при этом опасности своих воинов. Перенеся немало тягот в пути, он преодолел опасные проходы и прибыл в место под названием Черная Горка (Monticello Negro). Разбив там лагерь, он внушил всем надежду на славное завершение похода. Однако, всегда мечтая о троне, он тогда обнаружил этот свой замысел и оказал большую помощь болгарам. Вскоре он понес за это наказание, пав в бою с маркграфом Монферратским кесарем Конрадом. Тем временем болгары продолжали наносить ущерб римлянам. Разгневанный этим император решил еще раз лично выступить против них. Желание выступить в поход усиливало и то обстоятельство, что, согласно его сведениям, болгары, получив в подкрепление множество скифских отрядов, уже не скрывались в горах, а, разбив лагерь в окрестностях Агафо- поля, совершали разорительные набеги на близлежащие земли. Император, не сумев сразу собрать большое войско, выступил с малыми силами и, прибыв в Тавроком, поселение близ Адрианополя, стал ждать там подхода остального войска, которое по его приказу без промедления должен был привести кесарь Конрад. Конрад поначалу обещал сделать это, но затем, видя, что обманулся в своих надеждах на императора, изменил решение и, сев на новый и хорошо вооруженный корабль, отплыл в Тир. Там он был принят тамошними своими соплеменниками как оракул. Выступив в поход на сарацин, он возвратил [своим соплеменникам] Яффу (Ioppe), иначе именуемую Акрой (Асе), вместе с другими городами. Однако вскоре многие знатные христиане, последовавшие на свои средства за Конрадом, погибли, а сам Конрад, не успев проявить в полной мере свою доблесть, был убит одним из хасисийцев (Chasij). Хасисийцы питают такое глубокое почтение к своему государю, что готовы немедленно подчиниться любому его повелению. Стоит ему двинуть бровью, как они стремглав бросаются с обрыва, на отточенные мечи, в бушующие волны и палящее пламя. Желая убить врага своего государя, они или дружелюбно приближаются к нему или прикидываются посланцами, а затем бросаются на него с клинком, который прячут [под одеждой]. Их нисколько не заботит, каким образом они достигнут цели и какое наказание или пытки их ожидают. Вернемся, однако, к рассказу об императоре. Оказавшись в трудном положении и видя, что болгары продолжают грабить римские провинции, он отобрал тысячу человек и, дав им самых быстрых коней, выступил из Таврокома на поиски врага, приказав обозу и прочему люду, непригодному для войны, двигаться в Адрианополь. Тем временем лазутчики донесли, что болгары разоряют селения близ Лардеи (Lardea) и, перебив множество народа и взяв большой полон, с большой добычей намереваются вернуться домой. Император приказал трубить в трубы и, вскочив на коня, двинулся [наперерез врагу]. Достигнув Вастерн (Basterne), император дал небольшой отдых войску, поскольку неприятель еще не показывался. Пробыв там три дня, он направился в сторону Верой (Вегое). Едва войско покинуло упомянутое место, к императору явился лазутчик с тревожной вестью о том, что неприятель находится рядом и движется крайне медленно, поскольку, во–первых, не опасается нападения врагов, а во–вторых, нагружен добычей. Тогда император, разделив войско на отряды под началом командиров, направился к той дороге, по которой, по его сведениям, двигались враги. Те, как только увидели римлян, поручили охрану добычи нескольким отрядам болгар и скифов, приказав им самыми короткими путями добраться до гор, а сами стали бесстрашно ждать нападения римской конницы. Тогда Петр, брат Асеня, желая поднять дух своих воинов, громогласно прокричал: «Пришло время, мои доблестнейшие воины, вернуть себе нашу утраченную свободу, уважение и славу. Теперь вы должны показать римлянам, что им придется биться с сыновьями и потомками тех, кто некогда сделал их своими данниками». Воодушевленные его словами болгары ринулись на врага с таким напором, что римляне после первой атаки бросились бежать. Император, видя себя покинутым, сам обратился в бегство и прибыл в Адрианополь. Затем, видя, что болгары, грабя и предавая все огню, продолжают продвигаться вперед, он собрал сильное войско и выступил навстречу им в Верою (Веге), где в кровопролитной битве потерпел поражение. Несмотря на это, он с большой поспешностью вновь собрал войско и повел его к Агафополю, чтобы там остановить их набег, [однако болгары в это время стали] грабить селения близ Филиппополя. Когда он желал прийти на помощь селениям, которые от них страдали, болгары, следуя за ним по пятам, разоряли те места, откуда он уходил. По словам Никиты Хониата, всем этим руководил Асень, муж отважный и в затруднительных обстоятельствах весьма находчивый. Император из‑за этого пребывал в меланхолии, не зная, что предпринять. В конце концов, он счел за лучшее вторгнуться в Загору и испытать дух болгар, попытавшись склонить их к восстанию против Асеня, но, убедившись в их верности, почти в отчаянии оставил эту затею. В это время (как пишет Зонара в жизнеописании императора Михаила, сына Дуки) хорваты (Crabati), иначе именуемые сербами (Seruij), напали на Болгарское царство и захватили несколько городов, однако затем после нескольких кровопролитных сражений вынуждены были отступить в свои земли. Болгары же, обезопасив себя со всех сторон, с еще большим рвением продолжили борьбу за возвращение остальной части своего царства, нанося немалый урон римским владениям. Это побудило императора собрать такое большое войско, которого никогда прежде не было, и совершить с ним вторжение в Болгарию. Переправившись в Анхиал, он пошел самыми короткими путями горы Гем, однако за два месяца своего пребывания там не совершил ничего примечательного, поскольку обнаружил, что города и крепости укреплены гораздо лучше, чем прежде. Когда же он захотел вернуться назад, то болгары перекрыли все проходы, так что почти все его войско было там уничтожено, а сам он с горсткой своих воинов спасся, потеряв во время прорыва круглый шлем, который защищал его голову. Болгары же, возгордившись после одержанных побед, увезли домой немало римских сокровищ и всевозможного вооружения. И ничто не могло в дальнейшем удержать их от вторжений: жертвой их набегов становились не только села и деревни, которые они подвергали жестокому разграблению, но и на крупные хорошо укрепленные города. Они разрушили Анхиал, захватили Варну и сровняли с землей значительную часть Триадицы, которая прежде именовалась Сер- дикой (Sardica). Из Стопониона (Stumbio) они изгнали жителей, а из Ниша увели неисчислимый полон. В то же самое время жупан Сербии, вторгшись в римские владения, наносил им немалый урон, всеми силами пытаясь овладеть городом Скопье. Император послал против него своего военачальника по имени Калоком (Calocomo) с тридцатью двумя тысячами воинов. Встретив жупана близ реки Моравы, тот вступил с ним в битву, в которой римляне понесли поражение, а жупан вернулся домой с богатой добычей. Тем временем болгары продолжали наносить урон империи и несколько раз опустошили окрестности Филиппополя и Верой (Веггео). Против них выступил Константин Ангел, однако все его усилия оказались тщетными. После него был послан Василий Ватац (Bataze Basilio) с тридцатью семью тысячами воинов. Вступив в битву с неприятелем, римляне потерпели столь сокрушительное поражение, что ни одному из них не удалось спастись. Итак, когда после стольких славных побед дерзость болгар стала [для римлян] почти невыносимой, Алексей Ангел, став императором, попытался утихомирить их, направив к братьям Петру и Асеню посла для переговоров о мире. Однако надменный ответ болгар императору и их непомерные требования свели эти переговоры на нет. Посему император был вынужден послать в Болгарию войско. В сражении с болгарами под Серрами (Serre) римское войско было разбито и уничтожено, а дука Алексей Аспиет (Alessio Aspiate) был захвачен в плен. Вскоре после этого болгары овладели множеством крепостей и, поставив в них сильные гарнизоны, вернулись домой с богатой добычей. Император, стремясь хоть как‑то обуздать их дерзость, послал [против них] большое войско под началом севастократора Исаака. Тот, встретив три тысячи болгар, совершавших набег на Фракию, напал на них и уничтожил. Тогда некоторые болгарские вельможи, находившиеся в Константинополе, предупредили болгар, чтобы те впредь не вступали столь безрассудно в сражения с римлянами и знали, что управление империей находится в руках у мужа, весьма искушенного в военном деле. Когда болгары передали это Асеню, тот с немалой заносчивостью ответил: «Не всегда следует верить молве и опасаться или бояться того, силу и доблесть которого она превозносит (как если бы он воистину был таким). Более того, не следует недооценивать и сбрасывать со счетов и того, кто слывет робким или трусливым. Однако и молвой не следует пренебрегать, считая ее пустой и напрасной, особенно тогда, когда она широко распространилась. В любом случае, лучше всего постараться испытать на деле тех, кого превозносят или поносят, подобно тому, как проверяют золото на лидийском камне. Зачастую в некоторых делах следует полагаться на зрение, а не на слух. Ухо ничего не видит, но слышит чужие толки и враждебные речи. Глаз — более верный и надежный судья. Как говорит Корник, судья, который видел, стоит десяти, которые слышали. Этот судья опирается не на чужое свидетельство, а на собственный опыт. Это всем известно. Посему вы не должны пугаться, когда говорят, что римский император отличается редкой доблестью. Следует рассудить, был ли он таковым в уже прожитой им жизни. Тщательно рассмотрев ее, мы не найдем среди его свершений ни одного, которое заслуживало бы такой похвалы: он никогда не участвовал в войнах и сражениях за Римскую державу, не помогал своему брату в тяготах и опасностях войны, насколько я могу помнить, поскольку сам непрестанно разорял вражеские владения, умножая победы и триумфы. Ни порфира, ни императорская корона не достались ему в награду за его труды — все это он получил благодаря превратности судьбы. Посему я не понимаю, по какой причине следует опасаться того, кто до сих пор не нанес болгарам никакого урона ни действием, ни советом. Постараюсь, насколько в моих силах, путем сравнения описать вам этого мужа и его качества: взгляните на шнурки, свисающие с моего копья — они разного цвета, хотя и сделаны из одного полотна и одним ткачом. Однако из‑за различия в цвете думают, что они сделаны из разного полотна и разными мастерами, хотя на самом деле все наоборот. Так и братья Исаак и Алексей, один из которых был свергнут с трона, а другой носит ныне императорскую порфиру, имели одного отца, вышли из одного чрева, родились на одной земле и получили одно воспитание, хотя Алексей и старше годами. Посему, на мой взгляд, и во владении военным искусством между ними нет никакой разницы, и вскоре все мы в этом убедимся. На основании сказанного я полагаю, что сейчас мы должны следовать тому же порядку ведения войны, которого придерживались и прежде, поскольку должны сражаться с теми же, кого мы не раз побеждали в бою, и кто, претерпев от нас большой урон и неисчислимые поражения, стали теперь трусливыми и малодушными. При этом воодушевляет и то, что они уже возбудили против себя гнев Божий, свергнув с трона Исаака, который занимал его по закону и благодаря которому они освободились от жестокой тирании Андроника. Посему те, кто проявил такую неблагодарность к спасшему им жизнь, при первой же атаке, без сомнения, падут от руки своих врагов, как люди коварные и неблагодарные». Асень, видя, какое воодушевление вызвала его речь у воинов, с большой яростью напал на области близ Стримона и Амфиполя. Севастокра- тор, юноша, возгордившийся после одержанной прежде победы, узнав о набеге на Серры, не позаботился выяснить численность и силы неприятеля и, приказав трубачам трубить сбор, первым вскочил на коня, потрясая копьем в сторону врага, как если бы отправлялся на охоту на оленя или другого зверя. Пройдя вперед примерно три с половиной мили, он настолько утомил и конницу, и пехоту, что ко времени битвы они оказались полностью измотанными. Вскоре они приблизились к неприятельскому лагерю. Между тем Асень устроил засаду для севастократора, спрятав там большую и лучшую часть своего войска. Севастократор, не заметив уловок и военных хитростей Болгарина, с тщетной надеждой на победу безрассудно ринулся вперед. Болгары, выйдя из засады, окружили римлян и перебили немалое их число, а сам севастократор попал в плен. После этого болгары исполнились еще большей дерзости и стали беспрепятственно совершать повсюду набеги, так как никто им в этом не препятствовал, поскольку те, кто не погиб в сражении, ускоряя шаг, бежали в Серры. Скиф, пленивший севас- тократора, всеми способами старался спрятать его, чтобы об этом не узнал Асень. Он надеялся, уведя его в Скифию, получить за него большой денежный выкуп. Однако, когда стало известно о пленении главнокомандующего, его стали усердно разыскивать и, обнаружив, привели к Асеню. В этом сражении в числе прочих попал в плен один римский священник, прекрасно знавший болгарский язык. Когда его повели на Гем, он стал горячо молить Асеня освободить его. Однако тот ни в какую не соглашался сделать это, говоря, что его намерением является скорее уморить всех римлян, чем спасти жизнь хоть одному из них. Тогда бедный священник стал изрекать проклятия, говоря: «Пусть Господь Бог не даст тебе прощения за грехи твои, но покарает тебя лютой смертью, достойной твоего злодейства!» Вскоре так с ним и случилось: вернувшись в Болгарию, он пал от руки одного из своих приближенных. Вот краткий рассказ о том, как это произошло. Жил в Болгарии вельможа по имени Иванко, пользовавшийся у Асеня большим доверием. Он вступил в тайную связь с сестрой [жены] Асеня. Тот, узнав об этом, призвал к ответу свою жену, говоря, что за это ей следовало бы отрубить голову. Она же, в свою очередь, стала обвинять его, говоря, что не раз предупреждала его об этом, однако он до того времени хранил молчание. Тогда он обратил всю свою ярость и гнев на Иванко, послав за ним среди ночи с приказом незамедлительно явиться к нему. Заподозрив неладное, тот стал извиняться, что не может прийти до наступления утра. Асень же настаивал, чтобы он явился немедленно. Тогда один из посланных за Иванко предупредил его, за какой надобностью его вызывают. Иванко [был вынужден подчиниться], однако прежде, чем отправиться к нему, он захотел переговорить и посоветоваться со своими родственниками и друзьями. Те сказали, что ему безусловно следует пойти, но он должен постараться пронести под платьем меч. Если Асень начнет кричать и ограничится одними угрозами, то он должен постараться любым способом успокоить его и попросить прощения. Если же Асень даст волю рукам, то нужно успеть упредить его и смертельно ранить. Итак, когда Иванко явился к Асеню, тот сразу закричал, чтобы ему принесли меч, так как он собирается убить изменника, однако Иванко упредил его. Стремительно подбежав к нему, он ранил его в пах и, бежав, скрылся у своих. Поведав им о случившемся, он стал советоваться с ними, как лучше устроить восстание, понимая, что братья и родственники убитого Асеня постараются отомстить за его гибель. Было решено обратиться за помощью к римлянам. Успев той же ночью привлечь на свою сторону многих других, они захватили Тырнов (Tarnouo) (самый укрепленный и красивый из городов на горе Гем, стоящий на холме и окруженный высокими и крепкими стенами) и восстали против Петра, брата Асеня. С наступлением утра молва о гибели Асеня разнеслась не только по Тырнову, но по другим городам. Поскольку ни Петр не мог схватить Иванко, ни Иванко в одиночку противостоять Петру, первый их них решил добиться своего с помощью осады, а второй — прибегнуть к помощи римлян. Иванко, явившись к императору, стал просить его прислать войско, чтобы захватить и овладеть Тырновом, обещая в этом случае помочь ему завоевать всю остальную Болгарию. И император, без сомнения, сумел бы без больших усилий сделать это, если бы не протянул время. После некоторого промедления он послал протостратора Ману- ила Камица (Camyze). Тот двинулся с войском из Филиппополя. При подходе к пределам Болгарии среди войска поднялся ропот. «Куда ты ведешь нас, — кричали они, — и с кем мы должны сражаться. Разве это не те горы, в которые мы не раз ходили без всякой пользы на свою погибель и позор? Вернись же, вернись и веди нас домой, иначе дни твои сочтены!» Посему Мануил был вынужден вернуться к императору. Тогда император с отборными частями сам двинулся к пределам Болгарии. Однако и он, не отважившись вступить в бой с врагом, вернулся восвояси, ничего не сделав. Иванко, видя малодушие римлян, тайком бежал из Тырнова к императору. Посему Петр стал единовластным властителем всего Болгарского царства. Однако вскоре он был предательски убит одним болгарином, и на болгарский трон вступил его брат Иван, который был соправителем Петра и его соратником в войнах. Долгие годы он прожил в Константинополе в качестве заложника у Исаака Ангела, затем бежал и вернулся домой. Вступив на трон, он стал опустошать и разорять Римскую империю с такой же свирепостью, как и его брат Асень. И во всей римской армии не нашлось никого, кто дерзнул бы дать ему отпор, между тем как он одержал немало побед над римлянами и