ведал и не сдержал чужой силы. Богит рек: в Царьграде, как в самом румяном яблоке, завелся червь-змея. Червь ужалил тебя, и ты вернулся с испорченной кровью. Теперь ты очищен. Богит открыл мне зеницу. Нет вины за Лучиновыми. Нет вины за Переславичами. Есть моя вина, Турова князя, перед иными родами и перед богами. И ныне ляжет за тебя моя вира. Только здесь, За Тремя Межами, отныне и навек -- предел пролитой крови. Иди за братом, Стимар. Отныне он -- истинный князь, а ты --
молодший. Стой ныне, где стоишь, и не отворачивайся. Ты должен видеть, как я кладу полную виру. Прощай, сын!
Порывом ветра пронеслось его прощание -- ни ухватить, ни вернуть.
-- Прощай, отец! -- невольным эхом откликнулся княжич.
Тоска все держала его сердце, как рукоятку меча. Княжич знал, что ныне, ради своего рода он должен побороть пред иными родами, как ночью перед своим братом, и эту последнюю силу -- силу своей тоски.
Князь-воевода Хорог повернулся от сына к огню и вошел в пламя крады так же легко и вольно, как он всегда по весне уходил на Поле, оставляя за собой уже на закате своего прощального слова только пустую дорогу, обрывавшуюся далеко-далеко, на лезвии земного окоема.
Пламя разверзлось перед волей отца, а замкнулось за ним так же, как судорожно закрывается веко от попавшей в зеницу соринки.
Княжич смотрел, пока слезы не переполнили его глаза и не затопили все вместившееся в его взор пламя погребальной крады.
Крада зашипела, огонь разом опал с нее на землю и отпустил до самого неба прозрачный мост-дорогу, перекинувшийся на высокое крыло вил, девы небесной.
Княжич поднял глаза вслед отцу и увидел, что с небесного моста неторопливо возвращается на землю ястребиное перо, нечаянно прихваченное отцом с полуденного ветра, когда он спешил пересечь Поле и свои северские земли и выручить из чужой беды своего младшего сына.
-- Я возьму полную виру, отец,-- пообещал Стимар в небеса.-- То, что ты прозревал обо мне -- та же правда, что и реченная старым Богитом.
В темя Стимару фыркнул конь.
Княжич повернулся лицом к князю Лучинову, который уцелевшей рукой подвел к нему радимического коня.
-- Наша вира за твою обиду, Туров,-- сказал Лучинов.-- Бери коня.
Княжич Переславов, ставший еще накануне вятским князем вслед убитому отцу, подал Стимару свой меч.
-- Наша вира за твою обиду, Туров,-- повторил он слова радимича.-- Бери меч.
Стимар взял вятский меч, сел на радимического коня и направился в ту сторону, где прямо посреди ясного восхода, поднимался черный хазарский зрак.
На чужом коне и с чужим мечом Стимар скоро достиг Туровых межей, но так и не смог перескочить через них на свою землю. Ни у священного озера, которое после смерти Богита покрылось пенкой бельма. Ни у Перуна-столпа, от которого хазары по пути на град оставили только пень, на пядь ушедший под землю. Ни у погоста, где на столбах повисли клоки хазарских грив.
Вдоль всех родных межей цепью-обороной растянулась княжича родова, не способная к сече -- старые и малые, тетки и сестры. Никто из них уже не увидел в княжиче страшного волкодлака, потому-то родова не кидалась от него врассыпную, а, напротив, смыкалась крепче в том месте, к которому он норовил подступиться, и не пускала домой.
-- Нельзя тебе, княжич, пока с хазарами сеча. Наш князь Коломир не велел тебя пускать,-- сказал Стимару правивший на межах родовой Туровой князь-старшина Вит.
-- Я не малый! -- растерянно гневался на коне Стимар, упираясь в свою родову, как в тын.-- Я мечом рублю не слабей Коломира!
-- Хазары пришли за тобой. Они тебя ищут и забрать хотят, как велели им ромеи,-- открыл Вит княжичу новую тайну.-- Князь-воевода Коломир велел тебе, княжич, стоять за межами, у Дома бродников, пока он не побьет хазар. Князь рек, что больше не отдаст брата ни хазарам, ни ромеям.
От новой злости-обиды на старшего княжич плюнул на чужую землю и погнал коня к лесу, вдоль своей родовы. Замелькали родичи стороной, словно колья ограды.
У Дома бродников Стимар спустился с седла, сел на худое крыльцо и со вздохом проговорил в густую чащу:
-- Не вовремя потерялся ты, Брога-побратим. Вижу, снова не будет мне без тебя пути домой.
В тот же миг выкатился из чащи прямо под ноги Стимару верный бегун, а вслед за ним вышел к безродному дому и сам Брога.
-- Ты меня потерял, княжич, а я, даже захотел бы -- не сумел бы тебя потерять,-- упрекнул он Стимара.
-- Проведи меня к граду по своей, волчьей, тропе,-- потребовал от него княжич.
-- Против слова князя? -- отступил Брога, но видно было, что отступает он словом только для вида.
-- Здесь, за межами, я -- князь,-- по-отцовски, разве только молнии не засверкали и не зашуршал малый гром, грозно свел брови Стимар.-- Я -- старший, и я велю тебе, молодшему.
Брога вздохнул и тревожно оглянулся в сторону Турова града, будто видел сквозь густую чащу, как северцы бьются там с хазарами.
-- Много хазар пришло тебя забирать, княжич,-- поведал о том, что видел, слобожанин.-- Видно, долго они тебя дожидались, да так и не дождались.
Он рассказал Стимару, как на славянские земли пришел со своим большим войском сам хазарский каган. Хазары перешли реку, выше северского града, там, где берег на славянской стороне был самым крутым и высоким. Они умели наводить мосты-переправы из своих молитв, которые после смерти хазарских богов больше ни на что не годились. Их волхвы, ходившие с войском, встали на краю своего, низкого берега
