Но основным фактором, безусловно, оставалась надуманная задача свержения мирового капиталистического строя. Эта задача представляется слишком оптимистической для любого государства, не говоря уже о таком, которое традиционно было более отсталым в экономическом смысле, чем Западная Европа. Тот факт, что во время холодной войны Советский Союз открыто провозглашал эту цель и пытался всяческими способами ее достичь, во многом послужил мотивом для создания мощной коалиции капиталистических стран, направленной против Москвы. Результатом этого было перенапряжение советских экономических ресурсов, безоглядно брошенных на бесперспективное соревнование с богатейшим противником. Поскольку государственная идеология слишком сильно увязывала легитимность режима с успешным соревнованием с капитализмом, внутренние последствия неудачного выполнения внешних задач не могли не оказаться очень тяжелыми. Идеологией, пожалуй, можно было пренебречь или попытаться радикально изменить ее, и тогда советский территориальный союз мог быть, по крайней мере частично, преобразован и сохранен на новых условиях. Но переход оказался слишком сложным и отягощенным кризисным положением в стране, а для таких изменений, безусловно, требовалось время и продуманное руководство.
Таким образом, самая главная причина угасания и распада Советского Союза довольно проста. В основе этой империи лежала идеология, которая не выдержала испытания временем. Марксистско-ленинская экономическая система оказалась менее эффективно, чем капитализм.
Предсказания экономического краха капитализма и непрекращающихся войн между основными капиталистическими странами не оправдались - во всяком случае в период между 1945 и 1991 годами. Отчасти по этой причине советская идеология, а также советская политическая и экономическая система потеряли доверие и легитимность в глазах как значительной части населения, так и правящей элиты. По мере того как советская идеология стала терять уверенность в своих силах, пустоту начали заполнять другие идеологии - такие как национализм, индивидуализм западного образца и капитализм. И когда кризис Советского государства вступил в 1991 году в свою решающую фазу, у коммунистического режима практически не оказалось по-настоящему верных сторонников, готовых действовать решительно, терпеть лишения и, если понадобится, проливать кровь.
Крушение советской идеологии было самым главным, но вовсе не единственным фактором коллапса Советского Союза, В частности, оно не до конца объясняет, почему идеологический крах коммунистического режима привел к дезинтеграции Советского государства и территориального союза. Здесь придется рассмотреть ряд других важных факторов, причем некоторые из них являются общими для угасания и падения империй в принципе.
Империи разрастаются за счет страха перед внешними врагами. Наличие внешних врагов является одним из основных raison d'etre империи. Когда британцы потеснили французов в Северной Америке во время Семилетней войны (1756-1763), американские колонисты утратили потребность в британской имперской протекции: Декларация независимости была провозглашена через тринадцать лет после того, как Парижский договор ратифицировал изгнание французов из Канады. Венгерская элита тоже терпела Габсбургов отчасти из-за страха перед Россией и в некоторой степени потеряла интерес к империи после кажущегося исчезновения русской угрозы в 1918 году. Весьма похвальный и здравый образ мыслей и действий Горбачева в области внешней политики уничтожил понятие западной угрозы Советскому Союзу. Прежние советские военные деятели, яростно доказывающие по телевидению необходимость сохранения Союза для безопасности и защиты его целостности, не могли теперь придумать более страшную угрозу, чем стремление Японии вернуть себе Курильские острова. Но такая опасность вряд ли могла примирить латышей с советской державой. Перед лицом краха коммунистической идеологии и коммунистической экономики только германская угроза могла сделать легитимным советское правление в Восточной и Центральной Европе. Восточная политика Брандта помогла этой угрозе отойти в лучший мир, но этому же способствовала и внутренняя послевоенная политика Западной Германии, необратимая смена поколений и короткая память людей вообще.
Неформальная советская империя в Восточной и Центральной Европе оказалась непомерным грузом для Советского Союза. К середине 1980-х годов этот регион стал скорее дополнительной обузой, чем помощником Советского Союза. Чтобы удерживать этот доминион, требовались постоянные экономические вливания (по крайней мере на протяжении всего периода высоких мировых цен на энергоносители) и угроза периодических советских вторжений для поддержки нелегитимных местных режимов, В частности, подъем движения «Солидарность» и кризис 1980-1981 годов поставили Москву перед устрашающей перспективой военной интервенции в Польшу, для того чтобы удержать в своих руках это самое крупное и при этом самое антироссийское из советских государств-сателлитов. Главная трудность заключалась в том, чтобы развязаться с Восточной и Центральной Европой и не нанести фатального ущерба идеологической легитимности Москвы внутри CCCR К тому же нельзя было упускать из виду, что в случае любого сколько-нибудь недостойного ухода СССР из Восточной и Центральной Европы существенно осложнятся отношения с некоторыми союзными нерусскими республиками, где, естественно, сейчас же увеличатся и без того горячие желания обрести собственную независимость. Эта дилемма в большой степени осложнялась тем фактом, что даже в пределах самого СССР Москва с огромным трудом управлялась со всеми своими территориальными владениями. И, пожалуй, наиболее тяжким грузом висели на ее шее территории, аннексированные Сталиным в 1945 году - прибалтийские республики, Западная Украина и Бессарабия (Западная Молдова). И действительно, весьма вероятно, что не аннексируй Сталин эти регионы, большая часть или даже весь Советский Союз мог бы пережить эпоху Горбачева, сохранив свою целостность, по крайней мере на какое-то время.
В 1980 году после очередного повышения цен по Польше прокатилась сильная волна забастовок. В Гданьске рабочие организовали Межзаводской забастовочный комитет, который перерос в «Независимое самоуправляемое профобъединение "Солидарность"». Во главе нового движения встал рабочий-электрик из Гданьска Лех Валенса - впоследствии первый президент независимой Польши. Движение вступило в открытую конфронтацию с правящим коммунистическим режимом и во многом способствовало его падению.
Прибалтийские республики были очень маленькими - их общее население едва достигало семи миллионов человек. Но неожиданно оказалось, что они представляют огромную важность. Их коренное население пользовалось независимостью между двумя мировыми войнами, имело сильное чувство национальной идентичности и очень остро ощущало противозаконность советского правления. К этому примешивались горькие воспоминания о массовых послевоенных депортациях и репрессиях, о том, что в предвоенные годы независимые прибалтийские республики жили по скандинавским стандартам и, следовательно, после освобождения снова могли их достичь; обиды (особенно в Латвии и Эстонии) на массовую русскую иммиграцию, которая сделала латышей, например, меньшинством в своей собственной столице. И в тот момент, когда советский режим действительно сделал шаг в сторону либерализации, в прибалтийских республиках не могла не появиться сильная оппозиция советскому правлению. В 1989 году два миллиона человек в этих республиках вышли на демонстрации в знак протеста против пакта Молотова - Риббентропа, отдавшего прибалтийские республики в руки Сталина: это была значительная часть взрослого коренного населения. Балтийские народные фронты вдохновляли националистов всего СССР не только организационно, но и своими нападками на легитимность советской власти. Националистические настроения в Прибалтике уже не могли быть подавлены без массового кровопролития и соответственно серьезного ущерба процессу разрядки с Западом, который лежал в основе внешней политики Горбачева и его стратегии перевода ресурсов из области обороны в область потребительской экономики. Когда во время волнений в Вильнюсе в январе 1991 года погибли 13 литовцев, западное общественное мнение реагировало на это гораздо более яростно, чем в предыдущем году, когда во время советской военной акции в Баку погибло значительно большее количество местных жителей. Балтийские народы были европейцами, их аннексия никогда не признавалась западными державами, и это так или иначе влияло на западное сознание.
Еще более серьезными были последствия аннексии Западной Украины и принудительного обмена населением между Советской Украиной и Польшей после Второй мировой войны. Балтийские народы были серьезной помехой, однако Советский Союз мог относительно легко пережить их отделение. Но он не смог бы пережить отделение Украины, которое оставило бы Россию практически один на один со среднеазиатскими мусульманскими государствами, сильно отличающимися от нее по культуре и в конечном итоге обещавшими стать неподъемным экономическим и политическим бременем. Западная Украина всегда была и осталась центром украинского национализма. Однако до 1939 года главным врагом западноукраинского национализма были пользовавшиеся доминирующим влиянием местные польские общины. После 1946 года на Украине осталось совсем немного поляков, и еще меньше украинцев осталось в Польше. Таким образом, для взаимного несогласия было уже очень мало поводов, и главным врагом как для поляков, так и для украинцев стала советская империя. Дальновидные противники советского правления в обоих обществах постарались положить конец польско-украинскому антагонизму.
