Да будет так.
Надо держать ответ за сделанное. И прокурор, и адвокат... И судья. Четкость формулировок приветствуется. Себе-то зачем врать...
А воины мои в таких филологических построениях не нуждаются.
Представляю себе выражение лица нашей исторички, если бы ей сказали, кому про Чингисхана на уроке рассказывает. Не помню, конечно, сам момент, но вообразить можно. Стою я себе, стою у доски, переминаюсь с ноги на ногу, про монгольское иго вымучиваю -- че там в учебнике про них накалякано? Чистенький, стриженый, в отглаженном галстуке, с белым подворотничком. Может быть и трояк за свою тему получил. Вполне реально. Были у нас трения по некоторым вопросам: самостоятельный, слишком начитанный, зараза. Как-то заставила урок провести, раз так выпендриваюсь. А я чего? Провел. Эта балда в награду мне родителей к директору вызвала, кончились у нее аргументы. Или я -- или она! Эт-ты кому же говорила, а? Чингизхану? Да может у нас в классе египетские фараоны учились, хеттские владыки, римляне! Или кто-то из французских королей, у кого в биографии темные пятна? Я что -- один такой особенный? Какой только народ по нашим питерским улицам не ходил. Знал бы -- приглядывался. Ишь, волю взяли -- вождей учить, двойки ставить!
Хотя -- да. Кто знает, может и я истории у какой-нибудь Екатерины Медичи учился. Молодая же еще была, вполне подходила. За грибами -- и в портал, такая найдет. После школы потерял из виду, не приглядывал. Ни разу не встретил. Сходство-то определенно имелось -- характер! Ить как нас жизнь закрутила потом... Все может быть.
Хе!..
Пионер -- всем ребятам пример. В последний день нашего пребывания в Банжоу я лично, на глазах у многих сотен воинов и, наверное, тысяч местных жителей, зарубил градоначальника. Зарубил неумело, меч я так и не освоил, выручила заточка дамасской стали. Зарубил безоружного, долго кланявшегося человека после прощальной получасовой беседы, беготни его и прочих местных чиновников, выслушивания донесений моих командиров о готовности к выезду. Ни моего крика, никакого выражения недовольства, никаких претензий моих солдат или жалоб обиженных китайцев. Пора было трогаться, я тяжело встал из кресла, в котором сидел на площади, неторопливо достал меч и, взглянув в искательное лицо китайца, зарубил его. Подвели коня, я взгромоздился в седло, тронул поводья. В хрониках об этом эпизоде вряд ли упомянут.
Ночью я почувствовал дыхание рядом с собой. Чего-то подобного ждал, странно, что моя стража не успела даже вскрикнуть, уходя из жизни. Вокруг тишина, чернота ночи, и -- только легкое дыхание моей смерти. Шаолинь? Убийцы китайских императоров, с детства тренирующиеся в искусстве проникновения за любые заслоны и уничтожении любого врага? Почему так? Почему не отравленная стрела или яд в бокале, почему именно сейчас, когда я только начал путь? Пришли легкое сожаление о несделанном, понимание бесполезности суеты. Касание отравленным кинжалом, и -- мгновенная смерть, или долгое угасание? Протянуть руку к своим ножам на поясе я не успею. Вырвать нож из ножен на предплечье тем более. Рывок отчаяния, -- и в руках оказалось обнаженное женское тело, рот закрыл поцелуем мой вскрик... И горячая волна, захватившая мое сознание.
Ей одиннадцать лет, у нее грудь, как у самых роскошных красавиц моей Земли, и лицо, которое постоянно стоит перед глазами и не дает мне ни о чем больше думать. И желание -- заниматься только этим, только со мной, всегда. Я пытался заставить себя оставить ее в городе, я много чего пытался сделать.
Я зарубил градоначальника и ничего не сказал своим воинам.
Глава 16
Осенью собрались у стены, еще раз обсудили результаты наших первых походов и реакцию противника. Ничего нового, дающего пищу для размышлений. Те же засевшие гарнизоны, открытые настежь ворота городков. Грабь -- не хочу. Пока не хочу, своего хватает. Но прихватили все-таки с собой захваченные под Банжоу многочисленные императорские табуны. Нам пригодятся, а император обойдется. За час или два разгромил генерала Елюя, и, таким образом, сломил сопротивление циньской полевой армии. В этих районах и на этот год. А потом?
Направил братьев с Октаем во главе еще повоевать -- благо, за стеной климат, не в пример нашему, мягкий. Где-то с месяц себя еще покажут, и к нам, на зимние квартиры, вернутся. Пусть поучатся подчиняться младшему по возрасту в семье, каждому полезно побывать на военном руководстве. Зучи лучший тактик, на мой взгляд, а зачатки стратегического мышления, кажется, есть у Октая, третьего. Зимой буду с ним отдельно говорить, может, заметил что-то, что я упустил, или -- идея образовалась, но скромничает, не верит в себя, слишком доверяет опыту старших. В этом году не пойдем зимовать на Восток. Останемся в степи под стеной, мало ли что.
А вдоль западной части границы, параллельно первой, тянется вторая стена, и она тоже набита гарнизонами...
...Пока я размышлял о природе стокгольмского синдрома заложника и возможности его применения для достижения наших целей, беседовал о событиях весеннее-осенней компании на пирах со своими генералами, потирающими лапки, как мухи на сахаре, и разгонял тоску, судьба сама все определила. Про Стамбул не скажу, не был, а Китай -- точно, страна контрастов. Потому что, как и везде, здесь до черта племен и народов, и все они терпеть друг друга не могут, но как-то сдерживаются.
У власти чурджены, раньше были кидани. Но их самих чурджены кинули, и народ бывших властителей затаил. Китайцы оба народа терпеть не могут, но у них давно сложился свой подход к таким вопросам: "Подождем, может, все само рассосется." Я сам с этим столкнулся и очень недоволен, боюсь таких китайцев. А кидани решили не ждать и подняли флаг национально-освободительной борьбы против чурдженов, прислали к нам за поддержкой своих представителей. И дивизия Чжирхо в полном составе отправилась на юг, наводить справедливость. Как-то так, все само получилось, и у нас будет уже своя, дружественная китайская армия, скромная по размерам -- для Китая, и достаточная, чтобы, например, захватить и удерживать всю Европу. Хорошо, что они не знают, где это.
Разработал, обсудил, утвердил и огласил план весенне-осенней компании на начинаюшийся год. В первую очередь поддерживаем наших союзников -- киданей, и, совместными усилиями или -- самим не трудно -- уничтожаем карательные войска, высланные правительством на подавление восстания. Срочно образовываем на занятых восставшими территориях марионеточное правительство и заключаем с ним союзный договор о совместных боевых действиях против войск империи Цинь. На выходе получаем осадную технику с местным обслуживающим персоналом и начинаем тренировочные осады городов с запершимися в них гарнизонами.
Личный состав армии восставших используем в боевых столкновениях, но, все же, стараемся, чтобы к концу года от него хоть что-то осталось, поскольку нет сомнений в их неспособности противостоять войскам императора. Одна школа. Хотя бы немного ветеранов должно дожить до пополнения следующего года. Чжирхо использует тактику захвата городов, выработанную нами в предыдущий период. Скрытый подход и неожиданный захват при проникновении через ворота в укрепления. Мнимое отступление и неожиданное возвращение через несколько дней к уже открытым воротам города. Оставление у стен части обоза при отступлении и захват ворот, открытых простодушными грабителями для транспортировки наворованного в город. Да и вообще -- все, что в голову взбредет, главное -- минимум потерь с нашей стороны и максимум результата. Новое китайское государство должно иметь территорию, свободную от циньских захватчиков. Кстати, чем хорош или... плох Китай: южная страна, воевать можно круглый год. Пока не надоест. Шутка.
Сыновья продолжат набирать боевой опыт в западных областях Цинь, используя новые способы ведения войны, разобранные нами на зимних посиделках. В этом году повсеместно будем применять мою свежую установку: предложение сдаться под гарантии сохранения жизней всем горожанам и целости самого города. У меня маленький народ, и жизнь каждого из нас великая ценность. При оказании сопротивления защитниками жертвы неизбежны с обеих сторон. Если такое предложение не принимается и мои воины гибнут при взятии города, будет уничтожена вся захваченная верхушка его правителей вместе с семьями.
У отказавших нам не должно быть надежд на сохранение жизни в обмен на жизни подданных, которых они бросают в мясорубку войны. Пусть, испугавшись жестокости, сдаются сразу, а не бросают на смерть бедноту, надеясь, что хотя бы их дети выживут. Не выживет никто -- и тогда следующие задумаются, губить ли свой род напрасным сопротивлением. Убил монгольского воина -- зарезал свою семью. Пусть живет мой народ, а не чахнет и не страдает от потери кормильца, любимого мужа, отца, брата, когда побежденные вновь процветают из-за неразумности вождей, плохо воспользовавшихся победами, добытыми кровью рядовых воинов. До сих пор помню налитые здоровьем щечки немецких пенсионеров-туристов, наводнивших страну после распада СССР, и -- глаза матерей и вдов павших солдат Отечественной, еще доживавших свой век на нищенскую пенсию девяностых. Да что говорить. Не трогай монгола.
