направила меня вверх. Я летел как горький горевестник, сливаясь с шумом в ушах, в загаженных легких машинным маслом.
Это была девочка из сто восьмой квартиры, хрупкая как несозревший еще бутон розы, она собиралась в школу, за ее плечами был большой темно синий портфель. Но я знал ее тайну: каждый вечер в тайне от всех она курит опиум на вписке друга, когда я говорю в тайне от всех, я имею ввиду в тайне от себя в том числе.
Она высокопарным шагом входит в мою кабину и нажимает вниз. «ШААААААААААААААААААА» – мягкое приземление, спасибо принцесса, парашют раскрылся во время, хорошо отзаниматься. (Интересная девица – ничего не скажешь, только что она прячет под юбкой??)
Тут же на кнопку жмакают толстые пальцы студента Родиона, чуть ли не Раскольникова, но нет. Далеко, нет. Если этот Родион и способен на преступление, то это будет лишь не уступка старухе место в троллейбусе. Его лицо напоминает арбуз, настолько оно пронизано юношеской энергией и харизмой, на губах пушок, «пенка», как говорят на местном диалекте, в глазах огонь. Он проходит громко шаркая ногами в мою кабину. Чирк – 12 – ый.
ШААААААААААААААААА – ТЫДЫЩ, мы на месте. Приехали. Он понимающее кивает в мою сторону и уходит.
И снова: меня зовут! На сей раз Ксения Петровна, из пятнадцатой. «Подруга дней моих суровых», сурьезная женщина. Для своего восемьдесят одного года выглядит молодо, на семьдесят.
«Ну вот, Иван Иваныч» – с присвистом выговаривает старуха «опять какой-то недобрый человек вывел нервной рукой в твоей кабине- душе недоброе, нервное слово. Как ты вообще такое позволяешь? А? Ах да, я забыла ты и сказать и ответить ничего не можешь, кто в тебя войдет того ты и примешь, что тебе дадут то ты и съешь, бедный, ты бедный…»
Ну не такой уж я и бедный, дорогая Ксения Петровна! У меня есть мозг, я могу иметь стимул жить. Да в меня срут и ссут маргиналы, да подростки уродуют стены моей кабины, да лепят жевачки, да засоряют полы банками от пива, да выламывают кнопки – но это мой народ, как бы «они» не желали моей смерти я должен служить и защищать их до конца. Ибо это моя программа – перевозить людей.
……
На мгновение, я начинаю видеть жизнь глазами стрекозы, залетевшей на секунду в мою кабину. Насекомое стремиться к свету. Садиться на наполовину сломанную лампочку, которая светит в центре моей «нервной системы»
Стрекоза видит мир таким какой он и есть. Красным, пурпурным, словно в огне. Мир действительно в огне, я тоже это вижу. Стрекозе тепло. Мне тоже тепло. Скоро должен прийти механик, моя вторая надежда, и я тоже полечу! Он откроет мои внутренности, избавит меня от требухи, которой наполняли с самого рождения добрые, и ни очень добрые люди, высвободит от сора и научит дышать, так как дышат киты.
Стрекоза потирает лапки, уверенно посматривая на плакаты реклам висящих на моих стенах. Роллы и пицца, фитнес, домашний кинотеатр, парикмахерская, педикюр – маникюр, все это пестрит, горит в моей железной оболочке, калеча поверхность, но не затрагиваю корку мозга.
Мой мозг – магнит. Он тянется к свету, притягивая как железо, собой к себе тьму. Мой мозг плещет электрическими импульсами, мой мозг макет, карта, но душа здание, реальность.
Пока я лифт – я на поверхности, но вот я слышу гулкие шаги по коридору, кашель, сальный смех, идут, идут.
Это двое в кожаных куртках. Они заходят в меня и нажимают цокольный этаж.
На этом представленный моим другом фрагмент обрывается.
«6.12.19 9:44»
… Я сделаю это в память о тебе. Коралловые бусы цвета моря на руке. Я буду смотреть на них перед сном и думать о тебе… Даже когда ты будешь далеко, а я останусь тут – это ничего не изменит. Татуировка на руке нанизанных на нитку каралловых бус, как нанизаны события, на линию человеческой жизни, будет напоминать мне о нашем с тобой прожитом вместе времени.
Коралловые бусы на руке… Коралла.
Она смотрела в окно на дождь. Телефоны в доме молчали. Лишь доносился фоновый треск одинокого сиротливого углового камина. А Ольга так ждала телефон…
Это был ее дом. Она жила тут – год, может два. Жила одна. И уже срослась совсем с этими большими стенами. Срослась с каменными воротами. Срослась с внешним садом. Казалось, ее путь закончился с приобретением этого огромного участка. Из него она никуда не торопилась. Не выходила. Словно, закрыла навек глаза. Словно закрылась от всех.
Одна у нее была только подруга. Коралла. Двухметровая, черноглазая брюнетка. Раньше, когда давно, словно в другой жизни – они учились вместе в одной школе, в одном классе. Но тогда они даже не говорили с друг другом. Все меняется. Теперь они не разлей вода.
Коралла всегда появлялась в чей-нибудь жизни внезапно, как снег на голову. И начинала она с email писем. В письме она изъяснялась, кто она и почему пишет. К примеру, в первом письме Оле она указала скудным языком свои координаты, вывела свой номер телефона – и самое главное – сказала что им надо встретиться, потому что она – Коралла – девочка двоечница сидевшая на последней парте – может что-то дать ей, Оле, матерой отличнице, пионерке и комсомолке…
Ольга ухмыльнулась про себя ее витиеватому слогу. Слог Кораллы – и потом в процессе переписке это все будет больше и больше раскрываться – блуждал, как блуждает дикая рысь по тайге в поисках добычи, слог Кораллы был полностью сосредоточен на себе, ее слогу не надо было быть красивым, потому что он был самодостаточен. И при этом она совершенно безграмотно писала. Расставлять запятые вовсе не умела, а окончания неизменно проглатывала. Но при этом читать было не трудно – наоборот, читать ее email- письма было «цветно» и «весело». Слова собирались в предложения, предложения в абзацы, абзацы расплывались, звенели в голове приятным пчелиным гулом, доводя читательницу до сладкой дрожжи.
Итак, они созвонились, встретились. Встретились в сосновом парке под брезентом. О многом поговорили. В первую очередь о месте жительстве Кораллы. Коралла рассказала, что живет одна в съемной квартире. Рассказала о том, как со скандалом уехала от отца, как отец ее проклял и отрекся от нее, как выкинул ее картины на улицу, как вышвырнул все ее вещи на мороз. Рассказала как она, битых
