Другие два бойца были взяты в кафе, в районе «Сокола», куда те зашли поужинать. Неожиданно, конечно, после наблюдения и слежки, в кафе ворвались бойцы СОБРа, и боевики были скручены.
В какой-то промежуток времени практически все боевики группировки были арестованы. Их лидеры в спешном порядке выехали за границу, в том числе и Витя Курганский и Олег Нелюбин.
Был объявлен их срочный федеральный розыск, а впоследствии — и розыск по линии Интерпола.
Большую роль в этой борьбе сыграла, безусловно, пресса. Время от времени стали появляться статьи, рассказывающие о преступлениях, которые совершили курганцы.
Особенно большое значение имела статья в «Комсомольской правде», которая вышла летом 1997 года с совершенно уникальным названием «Петровка, 38, уходит в подполье», где говорилось, что самая «отмороженная» бандитская группировка объявила муровцам войну на уничтожение. В той статье подробно расписывались все преступления, совершенные курганцами, а главное, в центре красовались портреты двух ее лидеров, которые, по информации сыщиков, в данный момент находились за границей.
Практически дни их пребывания на свободе были сочтены. И действительно, вскоре пришло сообщение, что в Голландии арестован один из лидеров курганцев, Олег Нелюбин.
Через некоторое время он был депортирован в Россию. Все они были помещены в следственные изоляторы. Некоторые из них попали в спецблок, где ранее сидел Солоник и который после его побега был значительным образом переоборудован.
В сентябре, спустя месяца четыре после депортации Олега Нелюбина в Россию, я случайно встретил его в «Матросской тишине», когда выходил в коридор, чтобы позвонить от дежурного СИЗО. Его вели к адвокату. Олега защищали два адвоката-женщины, причем одна из них была известна своей работой с крупным измайловским авторитетом. Олег сразу меня узнал и приветственно кивнул, как бы намекая зайти в кабинет поговорить. Воспользовавшись знакомством с его адвокатом, я заглянул к ним.
После ареста Олег Нелюбин выглядел затравленным и поникшим, но старался держаться бодро. Он был задержан вместе с его товарищем Тернопольским в амстердамской гостинице, которую они не успели покинуть. Их обвиняли в причастности к убийству рижского уголовного авторитета Виктора Баулиса (Энимала), но не сумели этого доказать. Тогда голландцы сообщили о них в Россию, и около месяца обе стороны обсуждали процедуру его выдачи. Поскольку у Тернопольского был паспорт греческого гражданина, то его выдворили в Грецию. Нелюбина же в аэропорту Шереметьево встречал спецотряд, который под усиленной охраной доставил его на Петровку. Ему предъявили обвинение в руководстве бандитским формированием и участии в качестве заказчика в нескольких громких убийствах.
Во время нашей короткой беседы я понял, что Олег надеялся скоро выйти, рассчитывая на высокое покровительство. Я понимал, что он имел в виду: тогда по Москве ходили слухи, что курганскую группировку курируют и опекают два бывших генерала КГБ, связанные с легендарной «Белой стрелой», секретной организацией, уничтожающей уголовных авторитетов. Олег предложил участвовать в его защите, но на данный момент я отказался, сославшись на большую занятость, пообещав ему свое участие ближе к судебному процессу.
Защищать курганских было тогда слишком опасно. Еще летом из автомата застрелили адвоката Дмитрия Малышевского, который подозревался в убийстве крупного авторитета. Меня настоятельно отговаривали от участия в защите курганских не только правоохранительные органы, но и авторитетная клиентура.
Олега Нелюбина неожиданно из спецблока СИЗО-4 перевели в общую камеру «Матросской тишины». Недалеко от него в другой камере сидел Павел Зелянин. Спустя несколько месяцев после нашей встречи я узнал, что утром 16 января 1998 года Олега Нелюбина нашли в камере лежащим мертвым на полу. Судмедэкспертиза установила, что смерть наступила от нескольких черепно-мозговых травм. Говорят, что его забили ногами сокамерники. Причины ссоры неизвестны, но убийство его сразу взял на себя В. Лесцов, ожидающий приговора за несколько убийств. Но одному человеку не так-то легко было бы расправиться с Олегом, мастером спорта по борьбе. А незадолго до гибели на него пытались совершить покушение в бане следственного изолятора.
На следующий день, в воскресенье, в своей камере скончался Павел Зелянин. Хотя в последнее время он жаловался на сердце и хотя смертные случаи и убийства в стенах СИЗО не редкость, но все же это было странное совпадение и невольно наводило на мысль и о мести «кровников», и о ликвидации ненужного свидетеля…
По просьбе вдов покойных я вместе с ними поехал в СИЗО, чтобы получить тела. Я увидел жуткую картину: иссиня-черное лицо Олега было неузнаваемо. На лице Зелянина следы насильственного воздействия отсутствовали. На следующий день женщины перевезли тела в родные города Курган и Архангельск.
Вскоре я узнал, что начались процессы над боевиками. Кто-то получил по шесть-семь лет за различные преступления, от хранения наркотиков до оружия.
В то же время следствие готовило обвинение против них за участие в подготовке заказных убийств.
Чуть позже дела курганцев передали в суд.
По телевизору стали выступать министр внутренних дел и генеральный прокурор с информацией, что ими раскрыта и ликвидирована курганская группировка.
Дальнейшей информации о курганцах у меня не было. И только в июле 1997 года произошло еще одно событие, которое тоже связано с деятельностью курганцев. Это убийство предпринимателя Анатолия Гусева.
Прежде чем рассказывать об этом убийстве, я хотел бы вернуться к тому периоду, когда я с ним познакомился, то есть к моменту, когда мы с ним оказались в здании прокуратуры, сразу же после проведения обысков в наших квартирах (см. ранее) и после допроса.
Допрос был закончен, я встал, попрощался со следователем и вспомнил, что должен получить у них взятый у меня ранее мобильный телефон. Я спросил следователя об этом. Он ответил мне, что мобильный телефон должны привезти оперативники, и попросил меня подождать в коридоре. Я плотно закрыл дверь и вышел в коридор.
Там я увидел, что на стуле у кабинета следователя сидит высокий, примерно метр семьдесят пять, молодой человек лет тридцати пяти. Я молча сел рядом.
Я сразу понял, что человек ожидает своей очереди на допрос, а он, вероятно, понял, что я вышел после допроса. Он поинтересовался, о чем меня спрашивали и был ли у меня обыск. Мы разговорились. Он представился Анатолием Гусевым, владельцем «Арлекино» и «Садко-Аркада» — торгового центра. Я сказал, что он мне заочно знаком, и он также слышал обо мне.
— Как же так, — удивлялся Гусев, — мы никакого отношения к этому взрыву не имеем, никогда не были на этой улице, не знали этого человека, и мы искусственно прикреплены как свидетели!
Я объяснил ему, что это лишь повод, чтобы нас допросить. Гусев не унимался:
— Выходит, любого человека могут совершенно без основания вызвать на допрос, провести у него обыск, искусственно прикрепить его к любому уголовному делу, к какому он отношения не имеет?
— Выходит, да. Существует такое понятие, как разработка, которое регламентируется законом об оперативно-розыскной деятельности, и в принципе можно действительно у любого человека и обыск сделать, и вызвать его на допрос — как свидетеля, разумеется.
— И изъять какие-то предметы? — продолжал допытываться Гусев.
— Да, и изъять предметы, — объяснил я. — Вот у меня, в частности, изъяли мобильный телефон, как бы в плане залога, что я явлюсь на допрос.
— А у меня изъяли оружие.
— Зарегистрированное? — сразу поинтересовался я.
— Зарегистрированное. А что, они могут как-то ликвидировать мою регистрацию?
— Нет. Этого не может быть, потому что регистрация ведется в специальных книгах, и если вы даже потеряете удостоверение, документ, который выдается вам органами регистрации МВД, все равно останется запись о регистрации в книгах, поэтому никаких опасений быть не может.
— А вдруг они скажут, что из моего ружья кого-то убивали?
— Да нет, это они вряд ли смогут сделать.
Но я чувствовал, что не очень успокоил его, так как у него был достаточно нервный вид.
Гусев то и дело смотрел на часы, видимо, ожидая кого-то.
— Что-то адвокат мой не едет, — сказал он.
— А кто ваш адвокат? — поинтересовался я.
— Александр Г.
— А, я его хорошо знаю. Очень хороший адвокат, — сказал я.
Действительно, я часто видел Александра Г. в следственных изоляторах. «Обычно все «тусовки» адвокатов происходят в следственных изоляторах, — подумал я про себя, — и сразу можно определить, какой адвокат много работает — чем больше клиентуры, тем чаще он бывает в следственных изоляторах».
Вскоре приехали оперативники, мне вернули телефон, я попрощался с Гусевым, оставив его сидеть в коридоре ожидающим прибытия адвоката, и уехал домой. Я не знал, что примерно через полгода я узнаю о трагической гибели Гусева. А случилось это 21 июля 1997 года.
