«О, Господи! Ну, девки… порожденья крокодилов! Вот так и поймешь, почему Пушкин был противником женского образования».
— Я тебе, боярышня, потом объясню, прочему у нас Лис на щитах. Тебя ведь с делом каким-то ко мне послали?
— Ой, да! Княгиня Агафья Владимировна велит вашему старшему к ней явиться.
— Ну, велеть она может… Гм, ладно. Передай, что скоро буду.
— Она велела немедля!
— Угу. Как только, так сразу.
— А? — не поняла Евдокия.
— Скажи, что внял и не замедлю явиться пред княгинины очи. Только вот нужные распоряжения отдам, и сразу приду.
— Княгиня Агафья… — начала было снова боярышня, но Мишка набычился и, уставившись ей в глаза, шевельнул искалеченной бровью.
— Ступай. Передай княгине, что прибуду немедля, как смогу!
Девица, кажется, обиделась: поджала губы, вздернула подбородок и, развернувшись на месте, засеменила к двери. Ну, прямо тебе оскорбленное достоинство во плоти. Мишка чуть не сплюнул вслед. Знаком подозвал к себе ближайшего отрока и велел сыскать Елисея и Елизара, чтобы бросали все и бежали к нему.
Пока дожидался близнецов, отроки Артемия вытолкали из дома какого-то мужика с разбитой в кровь мордой и в разрезанной от ворота до рукава одежде. В прорехе виднелась кровавая полоса на теле: похоже, кто-то пытался перехватить ему горло ножом, но то ли не дотянулся, то ли сам мужик успел отшатнуться…
— Артю… — Мишка поумерил голос, — Артюха, это еще что за диво?
— Лях, под лавкой схоронился, где раненые лежат. Там угол темный, ну вот он, видать и… того. Вон, видишь? — Артемий указал на разрез на одежде мужика. — Зарезать его, похоже, хотели, да вывернулся как-то. Ну, а морду… это уже мы, чтобы не рыпался.
— Ладно, с ним потом разберемся. Вы там хорошо все посмотрели, больше никто по темным углам не прячется?
— Нет, Минь, все проверили. Там только княгиня со своими, да раненые… Все без памяти, а один уже помер, — Артемий обмахнул себя крестным знамением. — А княгиня-то грозна… раненых велит наружу выкинуть, все равно, мол, помрут… а еще про тебя спрашивала: кто, да что, да откуда?
— И что ты?
— А что я? Ты же не говорил, что можно рассказывать, а чего нельзя, вот я пеньком и прикинулся: мне велено только дом от посторонних очистить, а потом господин сотник сам придет и все, что надо, скажет.
— А она?
— Сердитая… даже вроде бы кинуться в меня чем-то хотела, да под руку ничего не попалось.
— Господин сотник, отроки Елизар и Елисей по твоему приказу явились!
«Ну, прям Электроники! И такие же белобрысые… Ладно, придётся изображать господина сотника со свитой».
— Вольно, отроки! — близнецы дружно приоткрыли рты, то ли удивляясь тому, как тихо говорит начальство, то ли прислушиваясь. — Быстренько почиститесь, приведите себя в благообразный вид, шлемы снимите… гребешки с собой?
— Нет, господин сотник, в сумке у седла. Сбегать?
— Артюш, а у тебя гребешка с собой, случайно, нет?
— Есть, — Артемий полез в кошель, висящий на поясе.
— Дай им причесаться, а ляха этого держи под присмотром, потом поспрашиваем. Только сам не уходи, впереди пойдешь, вроде как дорогу мне показываешь.
— Теперь вы, — Мишка принялся инструктировать причесывающихся и отряхивающихся отроков. — Подшлемники уберите… ну вот, хотя бы в подсумки. Шлемы держать на согнутой руке вот так. Помните, что я вам говорил на Княжьем погосте? Сейчас пойдем к княгине Городненской, так что ведите себя благообразно. Стоять по бокам от меня и чуть позади. Я поклонюсь — и вы кланяйтесь, я на колено опущусь — и вы так же, как и я. В разговор не встревать… впрочем, вежество вы и сами понимаете. Так, причесались? Ну-ка дай мне гребень.
Мишка поправил прически близнецам и принялся причесываться сам.
— Артюш, как я выгляжу?
— Красавец! Хоть под венец!
— Поскалься, поскалься у меня… вот в ухо-то заеду. Серьезное дело — с княгиней беседовать идем.
— А что? Еще и лучше! Вдруг она красотой твоей несравненной прельстится?
У Мишки Артюхины шуточки ничего, кроме злости не вызвали, а тут еще кто-то из близнецов фыркнул по поводу комплимента внешности сотника…
— А то! Кхе-кхе-кхе-е… — Мишка позабыл о сорванном голосе. — Егора убили! А ты мне тут…
— Что?! — ухмылку с лица поручика как ветром сдуло. — Как же мы теперь?..
— А вот так! Самим все придется, ни подсказать, ни удержать от дури некому. Дожили до светлого денечка, вольные птицы теперь… Ну, нравится тебе такая воля?
Не дожидаясь ответа от растерявшегося Артемия, Мишка обернулся к близнецам.
— Ты, Елисей… — поправки не последовало, значит, угадал имя в этот раз правильно, — видишь, у меня с голосом беда? Так что, если княгиня плохо расслышит, станешь повторять сказанное мной громко и явственно. Понял?
— Так точно, господин сотник!
Мишка снова обернулся к Артемию, собираясь отдать команду, но запнулся — недавней растерянности в лице, позе и движениях поручика не осталось и в помине: Артюха был строг, сосредоточен и торопливо оправлял на себе пояс, сдвигал на место подсумки, даже попробовал, как выходит из ножен кинжал. Одним словом, демонстрировал полную готовность к любому повороту событий. Жестом указав отрокам, сопровождавшим пленного ляха, отвести того в сторону, он обернулся к Мишке, принял стойку «смирно» и осведомился:
— Прикажешь вести, господин сотник?
«Ну, парень-гвоздь! На всех бы так свалившаяся ответственность действовала!»
— Веди. Елизар, Елисей, идти в ногу, по сторонам от меня и на шаг позади!
К разговору с княгиней Агафьей Мишка готовился заранее, так же, как и к разговору с князем Всеволодом Городненским, но получалось это заметно труднее. О князьях Мишка, худо-бедно, некоторое представление имел. Пусть превратное, пусть никак не связанное с его собственным жизненным опытом, а сформированное исторической литературой, как художественной, так и специальной, но имел. Кроме этого, имелся еще и некоторый опыт общения с мужчинами во власти: партаппаратчиками, чиновниками, секретарями обкома, членами ЦК КПСС, министрами ельцинской РФ, депутатами различных уровней. Да, никто из них не был потомственным аристократом, но все-таки власть. А вот с женщинами…
ТАМ Михаил Ратников был знаком с женщиной — секретарем Ленинградского обкома КПСС, а в депутатские времена довелось пообщаться и с главой «Женской партии», и с лидером Демроссии, да и еще с несколькими «карьерными дамами». Из этого общения он вынес твердое убеждение в том, что «женщины во власти» отличаются от женщин обыкновенных, по меньшей мере, двумя особенностями. Первое — чтобы достичь таких же карьерных результатов, что и мужчина, женщине надо знать минимум вдвое больше, а сил затратить, наверное, вчетверо больше. Второе — в пиковых ситуациях «женщины во власти» не склонны к панике или истерикам и не ищут возможности спрятаться за мужскую спину; справляются сами, демонстрируя твердость и здравомыслие на зависть многим мужикам, а чисто женские приемы используя не эмоционально, а расчетливо, как весьма действенный инструмент. Однако экстраполировать эти знания на княгиню Агафью…
Во-первых, никакой карьеры она не делала — все, как и положено аристократке, досталось ей по праву рождения. Это позволяло предположить, что, не пережив тех унижений и трудностей, которые приходятся на долю сделавших успешную карьеру женщин, она не превратилась в законченную стерву, мстящую всем окружающим за пережитое.
Во-вторых, не должно быть у княгини того страха, который преследует «карьерных» женщин — страха в одночасье потерять все, что достигалось долгими годами. Не может Рюриковна быть выкинутой и забытой, не посмеют подонки, ранее лебезившие перед ней, «отыгрываться» за прежние обиды и собственную зависть, тешить свои комплексы за счет проигравшей, да и не посмеют ее «убрать», как ненужного свидетеля, те, кто удержался наверху. Да, этого всего прирожденная аристократка может или совсем не опасаться, или опасаться гораздо меньше, чем выбившиеся наверх карьеристки.
Может, конечно, Агафья овдоветь, может лишиться городненского стола, могут произойти с ней и другие неприятности, но братья Мономашичи, да и другие Рюриковичи, оберегая свой статус, и ей не дадут скатиться на самое дно. И даже если жестокая судьба загонит ее за монастырские стены, все равно жизнь у нее будет легче, чем у рядовых послушниц или монашек. Из этого обстоятельства следует, что право повелевать представляется Агафье естественным, не вызывающим сомнений, равно как и иные привилегии аристократки, которые она может потерять только вместе с жизнью.
Соответственно строились и ее отношения с мужчинами: только очень немногим она должна подчиняться (и то — многое зависит от обстоятельств), большинство же ОБЯЗАНО подчиняться ей или, хотя бы, выказывать почтение и готовность к повиновению. То есть, в случае опасности, вопрос «прятаться ли за мужскую спину или справляться самой», перед Агафьей просто-напросто не стоит — ее обязаны защитить! Иными словами, Мишка со своими отроками, освободив княгиню из плена, вовсе не оказал ей никакого благодеяния, а просто выполнил свой мужской и служилый долг.
