Ничего не ответил мне Силантий, лишь глянул сердито и обратно в дом. Снял он со стены дробовик, зарядил, но не отдал мне, а молча пошел с ним до избы Протасовны. Ну и я следом за ним иду, на бел свет бурчу, а в душе радуюсь, что Силантий оказался таким сердечным да отзывчивым.
— Бах-тарабах! — грянул выстрел на всю ивановскую.
Упал замертво черный пес. А кто такое дело не углядел, тот дома сидел. Но когда народ сбежался, мы уже из хаты Протасовну выносили — не живую выносили, а мертвую, обескровленную. Старую, сухонькую старушку, почти голую, со свисавшими до земли льняными окровавленными полотенцами. Мы водой колодезной Протасовну обливали, раны очищали, по щекам били — нет, не разбудили.
Спи спокойно, божья душа — всем живым тварям матерь. Будь могила твоя — скатерть. А мы далее жить будем, светлу силу разбудим, темну силу умертвим, в древний рог подудим.
А ты храпи, Егорка:
на носу поговорка,
во рту пословица,
пущай тебе здоровится!
Ярчук — собака-духовидец, которая чует черта и наносит ведьмам неисцелимые раны волчьим зубом во рту, а под шкурой у нее скрыты две змеи-гадюки. Дескать, чует собачье племя приближение богов и демонов, незримых очам смертного. Особо онные свойства проявляются у собак черной масти, а лучше того — у черных собак, которые отличаются двумя белыми пятнами над глазами. Собственно, эти пятна и будто бы есть та вторая пара глаз, которая позволяет видеть нечистую силу. Потому называют такую собаку — двоеглазка. Различить нечистого или ведьму какую — это одно, а вот суметь не только увидеть, но и вред причинить — это уже совсем иного порядка задача. И под силу она такой собаке как Ярчук. По поверью, у ведьм раны от укуса ярчука загнивают и не лечатся, так как в пасти у ярчука волчий зуб. Относительно того, когда и от кого рождается Ярчук, единого мнения нет. Так, в частности, у Афанасьева в примечаниях сказано, что некоторых местностях уверяют, собака первого помета от перворожденной суки может видеть духов. Помимо рассказов о первородаках или их девяти поколениях, есть еще байки о трех поколениях собак. Ну как бы то ни было, эти собаки всегда защитят своего хозяина, а если увидят ведьму, которая против их хозяина замышляет черное дело, порвут в клочья, и никакая черная магия ведьму тут не защитит. Потому стараются ведьмы таких собак всячески извести пока те еще маленькие. Вырастить Ярчука до возраста, в котором он уже может дать достойный отпор ведьме крайне сложно. Любая ведьма, которая проведает о его существовании, постарается его уничтожить в младенчестве. Поэтому и роют волшебные погреба-будки для таких собак и прикрывают сверху осиновыми боронами зубьями кверху.
«У девки еще молоко на губах не обсохнет, а она уже вопрошает да гадает: когда я замуж пойду, да как я замуж пойду? И что за натура такая бабская? Вот непременно ей знать надо: когда она от усталости с ног валиться начнет, да когда младенца темной ночью своими титями до самой смерти приспит-придавит, а потом у ей ещё и скотина, не дай боже, падёт — совсем житья не станет! Ну, а ежели ей муж достанется — зверь зверьём. Тогда чего?» — серчал дед Егор, глядя на свою внучку Глашу, её же и жалея.
А та вертится вокруг него и спрашивает с толком да с расстановкой:
— Деду, я скоро замуж выйду? Ну скажи, деду, я скоро замуж выйду?
Егор Берендеевич плетёт лапти на продажу, ему некогда:
— Отстань! И не «деду», а «деда» или «дед».
Внучка сердится:
— Дед-барадед, съел горшок на обед, им же подавился, зуб последний отвалился!
Егор хотел было встать, пойти за розгами да передумал: «Что с малявки возьмёшь, окромя кровяки с жопы!»
Но Глафира назойлива, не отстаёт:
— Деду, я скоро замуж выйду? Ну скажи, деду, я скоро замуж выйду?
А самой лет десять отроду. Чертыхнулся Егорушка и рукой к амбару махнул:
— Поди у Амбарника спроси, у него весь ваш бабский род о таких делах вопрошает.
Глаша, конечно, знала про нежить амбарную, но слухи про него ходили недобрые, поэтому дети старались амбары обходить стороной.
Глаша медленно подошла к деду, уселась рядышком и с усердием принялась плести второй лапоть. Егор оттаял, покосился на внучку и стал рассказывать:
— А девчата завсегда вопрошали у амбарного духа: выйдут они замуж али нет, какой будет семейная жизнь, когда у них свадьба? И обряд этот они свершали так: вставали подле амбара и приговаривали: «Суженый-ряженый, приходи рожь мерить!» И прислушивались: ежели в амбаре сыпется зерно, то девка выйдет за богатого; если Амбарник метет веником пол, то пойдет она за бедняка; а ежели тишина, то нынешнюю годину проживёт дивчина незамужней.
Глашка засверкала бусинками глаз и отложила работу в сторону:
— Деду, ну так я пойду, погадаю.
— Сидеть! — приказал Берендей. — Я тебе ещё не всё рассказал. Много зла творит Амбарник над теми, кто у него судьбу выведывает. Вот послушай. Побежали как-то девки на Святки к амбару, крестики с себя поснимали, почертыхались пару раз, плюнули через левое плечо и давай Амбарнику поклоняться! Но тут один мужичок-дурачок захотел попугать тех девок, мол, «Пойду в амбар запрусь да нашепчу им всякой разности на потеху». И пошел, и заперся. А девки поздоровались с Амбарником, припали к замку — прислушиваются. И слышат они, что кто-то там приговаривает: «Лучку мну, в корзинку кладу; ножку мну, в корзинку кладу; головку мну, в корзинку кладу». Оробели девы красные, побежали прочь от амбара и рассказали хуторянам, что слышали. Утром хозяин открыл амбар, а там тот мужик развороченный лежит, все части тела отдельно сложены: ножки в берестяной корзине, ручки в лукошке из лозы, голова в древесном коробе — все, как девушки услышали. Вишь как, захотелось дураку тела младые попугать, а его самого Амбарник то и скрутил!
Страшно стало Глафире, вжалась она в пенек на котором сидела, втянула плечики и косится недобро на амбар. Но Егора Берендеевича понесло:
— Вот ещё история была под Новый год. Целое стадо девок поперлось гадать в амбар. А там поросячья туша висела на крюке в холодке. Пришли они, значит, очертили сажей круг на полу, встали в этот круг и кричат в один голос: «Туша, покажи уши! Боров, укажи мою судьбу! Туша, покажи уши! Боров, укажи мою судьбу!» А боров им отвечает, мол, «Скажу,
