Алая струя устремилась в кубок Вранокрыла, а древняя жуть во взоре владычицы перелистывала страницы его жизни и скребла ему душу, как острое писало.
– Выпьем за нашу богиню, – произнесла Дамрад.
Князь поднёс кубок ко рту, но вздрогнул и отпрянул от него: не хмельное зелье это было, а кровь. Но ледяная тьма взгляда Дамрад заставила его снова окунуть дрожащие губы в ещё тёплую, солоноватую жидкость и, насилуя своё давящееся горло, сделать несколько глотков. Владычица же легко выпила всё до дна и со зловещим стуком, гулко отозвавшимся внутри у Вранокрыла, поставила кубок на стол. Её тонкие губы алели кровавой полоской.
– Незабвенная наша богиня… Пусть ей крепко спится в пустоте, – глухо промолвила она. И, царапнув князя пристальным прищуром глаз, пояснила: – Буду с тобою откровенна, Вранокрыл, и скажу правду, которой даже не все навии знают. Хоть и выглядишь ты недоростком по сравнению со своими предками, но ты – последний из преданного Маруше княжеского рода, и больше некому на земле Яви исполнить то, что необходимо будет исполнить. Поэтому ты должен знать всё как есть…
Вранокрыл, проглотивший вместе с тошнотворной кровью и горькие, язвящие его гордость упрёки, застыл, внимая тревожной тайне, готовой вот-вот открыться. В голосе Дамрад отдавалась угрюмым эхом гулкая печаль.
– Нет больше Маруши. Она уснула очень давно, и всё, что у нас осталось от неё – это хмарь. Хмарь – рассеявшаяся в пространстве душа богини, остатки её силы, которая питает нас. Пойдём со мной.
Вранокрыл не верил своим ушам. Маруши нет? А может, Дамрад просто выжила из ума в своём сумеречном мире и несёт бред? Сказанное ею не укладывалось у него в голове, разрывая череп изнутри: годы поклонения несуществующему божеству встали перед ним дико и страшно в своей невероятной нелепости. Даже предположить жутко – не то что поверить…
А между тем перед его взором раскинулись огромные пустые покои, наполненные тусклым зимним светом стен. Зеркальный простор гладкого пола отражал в себе ребристые колонны, напоминавшие природные каменные выросты в пещере, а посередине, в мерцающем круге из тлеющих лампад, на высоком круглом подножии белела статуя волчицы, выполненная всё из того же светящегося камня. Волчица была изображена беременной: с её раздутого брюха свисали набухшие соски.
– Маруша и Лалада были сёстрами-близнецами – светлыми богинями, только Маруша избрала волчью ипостась, – молвила Дамрад. Отзвук её голоса льдисто звенел, одинокий и сиротливый в этом огромном пространстве. – Отец Род завещал сёстрам беречь равновесие и порядок в мире и быть половинками друг друга, правой и левой рукой, ветвями одного древа. Но Маруше хотелось большего. Она желала сама стать творцом мира – другого, но не хуже, чем отцовская Явь. И она создала Не-Явь – Навь. То, что у неё вышло из этого, ты видишь вокруг себя. Населив мир живыми тварями и вдохнув в них душу и разум, Маруша научила их многому, но удалось ей не всё. Мы, навии, не знаем чувства, которое зовётся у вас любовью. У нас есть только плотское желание, телесная чувственность и жажда обладания – зови, как хочешь. Маруша старалась делать всё по-своему – так, чтобы её мир отличался от Яви, но собственное творение не удовлетворило её. Вышло не так, как она хотела, но ничего исправить она уже не могла. Она была очень суровой к нам, её детям, часто гневалась на нас, когда мы не оправдывали её ожиданий. Её гнев и горечь стали переполнять Навь, разрушая её изнутри и отравляя нас… Здесь сохранилось очень много этого гнева, растворённого в воздухе, земле и воде; впустив его внутрь, любое живое существо неизбежно меняется. Просочился он и в Явь – потому-то создания, которых вы зовёте Марушиными псами, так свирепы. А потом, пресыщенная горечью и разочарованием, Маруша уснула. Уничтожить своё творение у неё не поднялась рука, и она предпочла уйти сама. И мы остались одни… В мире, который продолжает разрушаться, в мире с израненной душой. С её уходом ушёл и свет: наше солнце потускнело и стало таким, каким ты его видишь. Душа Нави стонет, а сам мир трещит по швам. Стали образовываться дыры, высасывающие Навь в пустоту междумирья… Мы, насколько нам позволяет наше умение, латаем эти прорехи стяжками из волшбы, чтобы предотвратить гибель Нави. Воронка в небе – самая старая и самая опасная дыра. Она еле держится, в ней есть небольшая утечка, которую мы устранить не можем, потому что трогать воронку нельзя: малейшая попытка исправления приведёт к разрушению стяжек. Мы не знаем, сколько Навь ещё простоит. Пока она держится, но это не будет длиться вечно. Однажды настанет предел, и она погибнет вместе со всеми нами. Поэтому, княже, нам нужен новый дом, ибо старый разрушается без своей создательницы и скоро похоронит нас под своими обломками. Нам необходимо новое пространство для жизни. Единственный выход для нас – покорить Явь: больше нам некуда идти. Каждое дышащее существо хочет выжить, и мы не исключение.
Голос Дамрад смолк, давая Вранокрылу время осмыслить услышанное. А князь слушал и погружался в тёмную пучину холодной обречённости… «Война» – это слово поднималось из мрака стоглазым, многоруким чудовищем с огромной прожорливой пастью.
– Необходимость переселения стала ясна мне уже давно, – продолжила Дамрад, медленно шагая по залу и скользя краем белого плаща по ледяной глади пола. – Навь – огромный мир, состоящий из разрозненных государств и терзаемый войнами за передел владений. Готовясь к будущему походу, я объединила под своей властью пять земель размером с твоё княжество, чтобы иметь достаточное войско… Новое, объединённое государство, в котором я правлю, зовётся Дланью: пять земель – пять пальцев. Главы прочих государств пока не спешат присоединяться к походу: кто-то колеблется, а кто-то пока уповает на то, что нам удастся неограниченно долго сдерживать образование дыр и что Навь простоит ещё много веков нерушимой. Что ж, это их выбор. Но и без них в моих руках сосредоточена большая сила, достаточная для покорения пространства, равного или даже превосходящего Длань по размерам. Если по ходу дела кто-то из соседей пожелает присоединиться – что ж, тем лучше, возражать не буду. Если всех навиев спасти я не смогу, то выведу из обречённого мира хотя бы тех, кто захочет этого и деятельно поучаствует в освоении новых земель.
Серый, безграничный сумрак затянул её взгляд, от беспощадной решительности которого становилось холодно и страшно, а в очертаниях жёстко сжатых губ читалось: «Ничто меня уже не остановит». Вранокрыл видел и чувствовал: она не шутит.
– Осмелюсь спросить: а я каким боком здесь? – нарушил он торжественно-мрачное молчание колонн и покой исполинской каменной волчицы. – Зачем тебе нужен я?
Дамрад повернулась и зашагала в другую сторону, заложив под плащом руки за спину.
– Кошки с их белогорским оружием – орешки, которые не так-то просто разгрызть, – проговорила она. – С тех древних пор, когда Лалада и Маруша были сёстрами – не разлей вода, прошла бездна времени, и наши с ними пути разошлись бесповоротно. У них есть сила, способная уничтожать нас, обращая в прах, но и мы способны кое-что противопоставить этой силе… В Мёртвых топях похоронено стотысячное войско, которое полегло в великой Битве пяти народов; за тысячи лет хмарь растворила их души в себе и теперь струится в их жилах. Она способна заставить их сердца биться, а тела двигаться. Эти воины не мертвы, они просто спят, упокоенные глубоким Марушиным сном. Их разум – это тоже хмарь, через которую им можно передавать свою волю и направлять в бой. Древняя сила Павшего войска способна противостоять силе дочерей Лалады. Мы заставим спящих воинов восстать из топей, и они с востока двинутся на Белые горы, попутно сминая и уничтожая Княжество светлых рек, а мы пойдём с запада, зажимая таким образом кошек в тиски. Главное – разбить дочерей Лалады, а прочие сдадутся под нашим натиском легко и скоро. Людям не выстоять против навиев. А поведёшь древнее войско в бой ты – вот зачем ты нам нужен, Вранокрыл. Твои земли останутся нетронутыми, обещаю. Как-никак, в них почитают нашу богиню – это вам зачтётся.
Древнее сказание раскрыло над князем свои мрачные крылья, на которых летел сквозь века горький отголосок того страшного побоища. Обильная жатва была тогда у смерти… Один из воевод увёл с поля битвы своё войско, а четыре остальных погрузились в воду, неустанными потоками ниспровергаемую с неба. В кого или во что превратились павшие воины, покоясь под холодной толщей болотной жижи? Неужели топи не переварили их в своей утробе, а сохранили нетленными и способными подняться для новой битвы под чужим для них знаменем Нави?
– Тревожить покой павших – ужасно, – проронил Вранокрыл. – Они уже отмучились, отстрадали своё, зачем поднимать их из могилы и впутывать в войну, к которой они никакого отношения не имеют?
– А тебе лишь бы найти предлог, чтобы уклониться от дела, предназначенного тебе уже самой твоей принадлежностью к роду князей Воронецких, присягнувших на верность Маруше, – уничижительно дёрнула уголком мертвенных губ Дамрад.
