я захочу и сколько угодно раз, у меня был секс!» — «Послушайте, вы не доверяете моему
профессионализму? — спросил Петр Николаевич. — Вам снова показать мои дипломы и
сертификаты? Я же лучше знаю, как решить вашу проблему. Сеансы тьюнинга
поправляют эмоциональную сферу, это очень важно. Обучающие курсы выправляют
мозги. Если даже вылечить ваши эмоции, вы все равно продолжите неправильно
действовать, потому что не знаете, как правильно. А курс вас этому научит. И наоборот,
если вы будете знать, как правильно, но вас будет давить груз эмоциональной боли, вы не
сможете действовать правильно при всем желании. Поэтому одно без другого бесполезно.
Теперь вы понимаете, почему нужен обучающий курс, или мне объяснить еще раз?» —
«Нет, я понял», — сдался Сергей.
Тем не менее, он не мог сосредоточиться на курсе и постоянно отвлекался, чтобы
спросить Петра Николаевича: «А вот та толстая баба, у которой еще лифчик расстегивался
спереди? Ну, я ее на такси с тусовки увез, я вам рассказывал. Почему она мне все-таки не
дала? Я был не слишком настойчив, или что?». Петр Николаевич отвечал, что события,
изложенные в тьюнинге, не обсуждаются. Тем не менее, Сергей был настойчив, и Петр
Николаевич был вынужден отбрехиваться общими советами: нужно проявлять больше
нежности и внимания, не скупитесь на то, чтобы просто посидеть и поговорить, не
торопите события, будьте уверены в себе, не мямлите, и так далее. Сергей, однако, не
остановился, даже когда исчерпал четыре неприятных случая из серии «два ящичка»,
успевшие всплыть на сеансе. Он стал рассказывать новые случаи целиком. Остановить его
было невозможно. Он говорил, что это его «гложет», и пока он не разберется в ситуации,
он совершенно не может сосредоточиться на курсе. В конце, уже в прихожей, он
признался, что во время обучающего курса чувствует, что теряет время, потому что ему
хочется заняться сексом, а заняться сексом не с кем, и обучающий курс не дает ему шанса
познакомиться с новой женщиной. Когда он сексуально неудовлетворен, признался он, то
всегда чувствует, что теряет время, если только не «мутит» с какой-нибудь женщиной или
не зарабатывает деньги. Выходя из квартиры, он сообщил гордо: «Я по пути к метро
обязательно попробую познакомиться с женщиной. Я всегда это делаю, стараюсь не
упускать возможностей». Петр Николаевич пожелал ему удачи, закрыл дверь и прильнул
к глазку.
Он всегда наблюдал в глазок за уходящими клиентами. Иногда подстерегал он и
приходящих, вставая у глазка за пять минут до назначенного времени. Эти наблюдения
вскрывали много интересного. В частности, Сергей (ответивший «нет» на стандартный
вопрос Петра Николаевича «вы курите?») сейчас достал пачку, очень дымно раскурил,
буквально в три затяжки покончил с сигаретой, зажег следующую и стал спускаться по
лестнице.
Так закончилась встреча с Сергеем вчера, в понедельник. Сегодня Петр
Николаевич не ожидал от него никаких сюрпризов. Ему казалось, что случай полностью
ясен, перед ним озабоченный и трусоватый жлоб, которого надо рутинно таскать по
одинаковым случаям в тьюнинге, убивая время, и хвалить за отличные успехи.
Сюрпризы с ним, однако, начались, с самого начала, и продолжились даже после
ухода. Он не просто позвонил, но еще и нетерпеливо забарабанил, крича: «Откройте
быстрее, ради бога». Ворвавшись, он захлопнул дверь, схватил Петра Николаевича за руку
30
и взмолился: «Пожалуйста, заприте быстрее, пожалуйста. И прошу вас, говорите тихо».
Петр Николаевич предпочел пока не задавать вопросов и не шутить. Сергей был напуган
всерьез. Раздевшись, Сергей попросил стакан воды, выпил залпом и попросил еще. Он
признался: «Вы знаете, я на самом деле курю, я глубоко зависим от никотина. И сейчас
мне очень нужно покурить. Я хотел накуриться перед занятиями, но не смог, я сейчас
объясню. Можно я здесь покурю?», — он говорил шепотом. «Нет, здесь курить нельзя.
Квартира не должна пахнуть табаком, у меня бывают клиенты с серьезными аллергиями,
— сказал Петр Николаевич. — Конечно, к концу терапии они могут хоть на химзавод
идти работать, но во время, сами понимаете». Сергей, кажется, не услышал Петра
Николаевича: «Пожалуйста, тише, тише. Можно я тогда покурю на балконе, хорошо?» —
«Почему бы вам не покурить на лестничной клетке». Петр Николаевич чуть не сказал «как
вы сделали это вчера», но вовремя прикусил язык. «Я не могу туда выйти, как вы не
понимаете? — зашептал Сергей нервно. — Меня преследовали, я оторвался от них.
Теперь они не знают, где я. Они могут рыскать по подъезду, мне нельзя выходить».
Впервые за несколько лет Петр Николаевич ощутил настоящий страх. «Такие
озабоченные жлобы, как Сергей, не способны вдруг заболеть манией преследования, —
подумал он. — Они слишком рациональны. Значит, он действительно что-то натворил, и
за ним действительно охотятся. И они могут не остановиться ни перед чем», — так Петр
Николаевич объяснил себе приступ страха. Тем не менее, объяснение было слабым. В
конце концов, у него самого дома лежало смазанное и заряженное ружье, он был мастером
рукопашного боя и находился за двойной железной дверью. В том, что у страха была
особенная природа, Петр Николаевич не признавался себе еще несколько дней, пока все
не зашло слишком далеко.
Сергей как будто передал ему инфекцию.
«Это чувство заражения бывает, когда у тебя уже начинает слегка побаливать
горло, и вдруг ты наталкиваешься на человека со зловонным дыханием. Ты оказываешься
близко к нему, например, во время давки в трамвае, и он выдыхает тебе в нос, на твоем
вдохе, весь свой букет. И ты чувствуешь, как в тебя что-то внедрилось. Оно обволакивает
носоглотку и проникает в бронхи. Ты хочешь откашляться и отплеваться и даже
выходишь на первой же остановке, чтобы сделать это. Но харканье не помогает. И ты
покупаешь в ларьке на остановке сигареты, хотя никогда в жизни не курил, и пытаешься
убить то, что вошло в тебя, никотиновым дымом. Поскольку он жжет с непривычки, тебе
кажется, что ты проникшую в тебя мерзость. Это как жжение от йода. Оно убеждает
человека, что инфекция убита. Но ты продолжаешь думать о случившемся, и не проходит
пяти минут, как ты понимаешь, что сигарета не помогла. Ты очень сосредоточен на
ощущениях в горле, и тебе кажется, что с каждой минутой боль нарастает. Ты начинаешь
ощущать мерзкий комок в носу. Как будто густая слизь от воспаления копится в самом
основании носа, но в гнойные сопли она перейдет лишь спустя два или три дня. И ты
связываешь все эти новые ощущения с человеком, который обдал тебя зловонным
дыханием. Ты уже мечтаешь найти его и убить, но не знаешь, где он теперь. И вот, ты
наедине с чувством, что ты заражен, что ты уже обречен, и осталось только ждать, когда
заболевание разовьется. Осталось ждать последствий».
Описание принадлежало одному из клиентов Петра Николаевича. Тот в свободное
время отстреливал из усиленного пневматического карабина бездомных собак и птиц,
Мотивацией было то, что дикие животные в городе — переносчики инфекций. Он до
смерти боялся фурункулеза. Поэтому он носил с собой мыло и полотенце и первым делом
бежал мыть руки и лицо «после улицы». Он занимал очень приличную должность в
западной компьютерной компании, но курил дешевую «Яву крепкую». Выкуривал он по
две пачки в день. Сюжет про зловонное дыхание и заразу он озвучил, когда объяснял, как
пристрастился к курению. К Петру Николаевичу он пришел с целью бросить курить,
потому что врачи сказали, что ему такими темпами недалеко до рака гортани. В
результате, целых две недели Петр Николаевич занимался с ним исключительно
31
тьюнингом, без обучающих курсов, проходя бесконечно эпизод со зловонным дыханием.
Клиент рвался в бой. Казалось, ему доставляло мазохистское удовольствие проходить
случай в первозданном виде снова и снова. Впрочем, трансформировать эпизод ему тоже
нравилось. Фантазии сводились либо к мощному ответному удару на зловонное дыхание,
либо к абсолютной защите. Клиент превращался дракона или доставал огнемет, чтобы
спалить весь трамвай. Или же на нем был противогаз, он находился внутри
непроницаемой эластичной сферы и, наконец, он был железным големом и вообще не
имел органов дыхания.
После первой пятидневки занятий эта дрянь начала сниться Петру Николаевичу по
