Потом отец поднялся. И мы — тоже. А он стоит. Не уходит. И вдруг упал на землю, вниз лицом, плачет. «Как же вы без меня будете?!» А потом ушел. И все оглядывался, оглядывался…
И с тех пор я его жду и жду, а он все не приходит, и не знаю, придет ли. Но жду. И пишу ему письмо.
Папочка!
Дорогой, милый папочка!
Где ты? Жив ли ты? Ищешь ли ты нас?
А мы ждем тебя. Мы верим, что ты вернешься.
Мы живем хорошо. И сейчас снова — солнце. И лето. И птицы. И дожди — теплые, свежие, ласковые. Только тебя нет. Когда же ты вернешься? Когда придешь?
А после дождя земля черная, влажная, живая. А когда идешь по ней, то остаются следы. И всякий раз после дождя я смотрю, нет ли твоих следов под нашими окнами.
А их нет и нет.
А куда тебе писать — не знаю. И не могу не писать. И вот я пишу. Пишу тебе письмо. А где ты — не знаю. А жив ли ты — не знаю.
Милый папочка, если даже ты инвалид, все равно ты нужен нам. Все равно — приходи. Потому что мы ждем тебя. Потому что всегда будем ждать тебя. И никогда не поверим, что ты мертвый.
Папочка, приходи, пожалуйста! Возвращайся с войны. Я жду тебя.
Твой сынок Сережа.Я беру письмо. Я делаю из него парус. Я пускаю кораблик.
А река — широкая. Солнце — огромное. А кораблик — маленький. И вместо паруса — письмо.
Я стою на берегу. Дует ветер. И кораблик летит по волнам. Навстречу солнцу.
А огромное солнце — низко. И к нему плывет мой кораблик. А ветер надувает парус. А парус — письмо.
Письмо к тебе, отец.
Я послал письмо отцу шестого августа тысяча девятьсот сорок пятого года. В этот день Америка взорвала первую атомную бомбу…
Я завидую мальчикам, у которых отцы вернулись с войны. Я страшно завидую им. Собственно, это не зависть. Это другое. Чувство, которое я не могу объяснить. В нем и боль утраты, и горечь несбывшейся надежды, и просто — зависть.
Я завидую вам, мальчики. Завидую, что ваши отцы вернулись. Завидую и радуюсь за вас и вместе с вами. Иного и быть не может.
И все же я жду отца. Несмотря ни на что. Несмотря на то, что он погиб. Несмотря на то, что я знаю об этом.
Я жду. Мне двадцать шесть. И у меня сын. А я все жду отца.
Жду и жду!
Временами мне кажется, что он придет. Постучит. Войдет в шинели и сапогах. Громадный и молодой. Такой, как на фото. Скажет: «Здравствуйте. Я вернулся. А вы ждали меня?»
Поймет ли он, что, несмотря ни на что, мы ждали его? Я думаю — да. Он поймет. Он не осудит ни меня, ни мать — никого.
Я жду отца. Для меня он всегда такой, как на фото. Молодой и улыбающийся. Для меня он никогда не состарится.
Для меня война еще не кончилась, потому что мой отец не вернулся, и я его жду. И мне жутко подумать, что мой сын тоже будет ждать меня. И не дождется.
Это не просто боязнь смерти. Это тревога за будущее моего ребенка, тревога за всех сыновей, которые будут ждать отцов.
И снова я жду, жду, жду. И мне кажется, отец ищет меня. И, возможно, мы не раз встречались. Но не узнавали друг друга и проходили мимо.
Недавно я ехал в поезде. На одной станции я вышел из вагона и бесцельно побрел по перрону.
Подошел встречный поезд. Пассажиры хлынули в буфет, разбрелись по станции.
Я увидел высокого пожилого мужчину. Он медленно шел мне навстречу. Он шел так же бесцельно, как и я. А может, он тоже ждал, как и я.
Мы посмотрели друг на друга и прошли мимо. В его взгляде было ожидание. В моем — тоже.
Нелепая мысль — а вдруг это отец?! — толкнула меня, и я оглянулся. Мужчина тоже оглянулся. Глаза наши встретились, мы смутились, отвернулись, и он быстро ушел в свой вагон.
Мой поезд ушел в одну сторону.
Его — в другую.
Я стоял в тамбуре, курил и ругал себя: почему я не заговорил с ним?
