Юкико нанизывала стеклянные бусинки, называемые за их точечный узор «стрекозиным глазом», то так, то эдак пытаясь соединить их в ожерелье. За те несколько лет, что ее отец провел на Тайване, он приобрел у туземцев две или три сотни таких бусинок старой выделки. Перед свадьбой он подарил дочери пару десятков из числа тех, что нравились ей больше всего. Она нанизала их на нитку и отправилась с ожерельем в свадебное путешествие. Эти «стрекозиные глаза» были любимой вещью отца. Для Юкико они означали прощание с родительским домом.
После первой брачной ночи Юкико надела ожерелье. Увидев его блеск, муж с силой привлек ее к себе, прижался лицом к груди. Юкико стало щекотно, она вскрикнула и отпрянула – нитка порвалась, бусины покатились по полу.
Китиро пришлось оставить жену в покое. Сидя на корточках, они подбирали раскатившиеся бусинки. Юкико наблюдала, как муж неуклюже ползает по полу на коленях в поисках этих стекляшек, и не могла удержаться от смеха. И вдруг какой-то покой разлился в ее теле.
Переехав в Камакура, Юкико решила составить из бусинок новое ожерелье. Бусинки были разными по цвету, рисунку и форме: круглые, квадратные, продолговатые. Когда-то они были ярко-красными, синими, фиолетовыми, желтыми, но время состарило их и приглушило цвета. Узор же был красив той красотой, секретом которой обладают «первобытные» народы. Малейшее изменение в расположении бусинок меняло и общее настроение. Поскольку эти стекляшки предназначались для бус изначально, в каждой из них имелось отверстие.
Юкико соединяла бусинки в разном порядке. Китиро спросил: «Никак не можешь сделать так, как было вначале?»
«В прошлый раз мы вместе с папой этим занимались. Оттого и вспомнить никак не могу. А сейчас давай сделаем, как ты хочешь. Попробуем?»
Они склонились над ожерельем, забыв про время. Сгустилась ночь.
«Там возле дома кто-то ходит?» – встрепенулась Юкико.
Падали листья. Сухие листья падали на крышу домика стариков. Дул ветер.
На следующее утро Юкико разбудила мужа криками: «Скорее, смотри скорее, старики кормят коршунов! Они завтракают вместе с ними!»
Китиро поднялся с постели и увидел, что двери отворены навстречу осеннему погожему дню, увидел освещенных утренним солнцем стариков. Их жилище располагалось несколько выше садика, прилегающего к основному дому, и было отделено от него низенькой живой изгородью из камелий. Кусты – в полном белом цвету, дом стариков будто бы плыл по волнам. С трех остальных сторон над ним нависали холмы, покрытые осенним лесом. На цветы и деревья падал осенний глубокий свет, который сообщал тепло всему находящемуся под ним.
Приблизившись к столу, оба коршуна подняли головы. Старики же, разжевав свою яичницу с ветчиной, брали ее изо рта палочками и подавали птицам. При этом каждый раз коршуны слегка распускали крылья и чуть отпрыгивали.
«Они друг к другу привыкли. Пойдем-ка поздороваемся. Не важно, что они завтракают. Да и на птиц посмотреть хочется», – сказал Китиро.
Юкико зашла в дом, переоделась, вышла в ожерелье, которое они составили вчерашним вечером.
Когда Китиро с Юкико подошли к живой изгороди, коршуны расправили крылья и улетели. Хлопанье крыльев напугало молодоженов. Юкико вскрикнула и увидела, как они поднимаются все выше и выше. Коршуны прилетали не к ним.
Юкико поблагодарила стариков за то, что они позволили им жить в их доме. Потом сказала: «Извините, что мы вспугнули ваших коршунов. Похоже, вы с ними подружились».
Но старики ничего не слышали. Они даже не делали никакого усилия, чтобы что-то расслышать. С совершенно отсутствующим видом они смотрели на молодых людей. Юкико повернулась к мужу, одними глазами спросила – что делать?
«Мать, посмотри-ка, какие у нас теперь красивые соседи», – вдруг сказал старик. Он сказал это так, как будто бы разговаривал сам с собой. Но старуха ничего не слышала. «Мы старые и глухие, можете думать, что нас и нет вовсе. Но нам хорошо на вас смотреть, поэтому прятаться мы не станем».
Китиро с Юкико послушно кивнули.
Услышав родной голос, коршуны закружили над крышей. Их крики были нежны.
Китиро встал. «Они еще не поели. Поэтому и вернулись. Пойдем отсюда, не станем мешать».
На дереве
Дом Кэйсукэ стоял возле впадающей в море широкой реки. Она протекала сразу за садом, но из окон дома ее видно не было – река была скрыта невысокой насыпью, сооруженной вдоль берегов. Насыпь скрывала и поросший старыми соснами берег, так что их верхушки казались частью сада.
Митико продралась через живую изгородь. Она хотела поиграть с Кэйсукэ. Даже не поиграть – скорее, она хотела побыть с ним. Митико и Кэйсукэ учились в четвертом классе. На свои свидания они приходили не через ворота и не через садовую калитку. Путешествия сквозь изгородь были их секретом.
Склонив голову к груди и закрыв лицо руками, Митико продиралась сквозь густую растительность. Для девочки это была непростая задача. Зато, когда она оказывалась в саду Кэйсукэ, она часто попадала прямо в его объятия.
Кэйсукэ стеснялся того, что Митико приходит к нему каждый день, и потому подучил свою подружку пробираться сквозь заросли. «Хорошо-то как! Настоящее приключение!» – говорила Митико.
Однажды Кэйсукэ забрался на сосну, росшую на берегу реки, и увидел Митико: не оглядываясь по сторонам, она добежала до того места, где обычно продиралась сквозь изгородь. Оглядевшись, она перебросила через голову три свои косички, закусила их посередине. Решительно наклонившись вперед, полезла сквозь изгородь. Кэйсукэ затаил дыхание. Добравшись до сада, Митико не обнаружила там Кэйсукэ. Она испуганно отпрянула к изгороди и спряталась в ее тени. Теперь Кэйсукэ не видел ее.
– Митико! Митико! – закричал мальчик. Митико отделилась от изгороди и оглядела сад. – Митико! Посмотри наверх! Я на дереве! – Митико подняла голову, увидела Кэйсукэ, но ничего не сказала. – Давай скорее сюда! – поманил ее Кэйсукэ.
Пробравшись сквозь изгородь обратно, Митико встала под сосной и сказала: «Спускайся!» Но Кэйсукэ ответил:
– Лезь сюда, знаешь, как здесь здорово!
– Нет, брось свои мальчишеские штучки. Не умею я по деревьям лазать. Лучше ты спускайся.
– Нет, это ты лезь. Здесь ветки знаешь как удобно растут, даже девчонка заберется!
Митико изучающе оглядела расположение ветвей.
– Если я свалюсь, это все из-за тебя будет. Если упаду и расшибусь насмерть, я не виновата, – сказала Митико и схватилась за нижнюю ветку.
Когда она добралась до Кэйсукэ, сердечко ее билось, глаза сияли.
– Ух, забралась! Только мне страшно. Обними меня.
Кэйсукэ крепко обнял ее. Обхватив его за плечи, Митико сказала:
– Здорово-то как! И море видно!
– Отсюда что хочешь видно. И речку всю, и другой берег. Хорошо, что мы сюда залезли.
– Давай и завтра полезем!
– Давай!
Кэйсукэ задумался, потом сказал:
– Только ты никому не говори. Я часто сюда лазаю. Никто про это не знает. Я тут и книжки читаю, и уроки делаю. Смотри, никому не говори.
– Не бойся, не скажу, – кивнула Митико. – А чего это тебе захотелось птичкой стать?
– Ладно, тебе я расскажу. Отец с матерью ужасно поругались, мать хотела меня к деду с бабкой отвезти. Мне это не понравилось, вот я и забрался на сосну, здесь и спрятался. Они меня искали-искали, только не нашли. А отец к морю ходил меня искать, я сам с дерева видел. Прошлой весной дело было.
– А чего это они поругались?
– У этих взрослых все одно и то же. Отец себе бабу завел… С тех пор я и стал сюда лазать. Родители ничего не знают. Никому не говори, – с нажимом проговорил Кэйсукэ. – Вот что. Приноси-ка ты завтра сюда учебники. Будем на дереве уроки делать. Сразу начнем хорошие отметки получать. В саду листва густая, никто нас не заметит.
Они хранили свой секрет целых два года. Им было удобно в развилке старой сосны. Митико прислонялась спиной к одной ветке, клала ноги на другую. Прилетали птицы, ветер шумел в ветвях. На самом-то деле до земли было совсем близко, но маленькие влюбленные ощущали себя живущими в мире, который не имеет ничего общего с тем, что творится на земле.
