Я выгибаю спину, прижимаясь к нему, и начинаю тереться о него до тех пор, пока не чувствую, как что-то завязывается узлом у меня внизу живота. В этот момент он подсовывает под мою задницу руки, приподнимая ее вверх для получения большего наслаждения и начинает врезаться еще сильнее. Он трахается, как дикий зверь, даже вены вздулись у него на шеи. Огонь внутри меня превращается в бушующее пламя.
— Зейн, — с вожделением всхлипываю я, мое тело начинает сотрясаться.
Я цепляюсь за подушки, его кожу. Такое чувство, будто я распадаюсь на миллион маленьких осколков. Я молочу его кулаками. Я плачу. Я кричу. Его горячее семя извергается глубоко внутри меня.
Я вижу, как искажается и преображается его лицо, глаза становятся почти черными. Впервые, с тех пор как я узнала его, он открылся. Он ловит мой взгляд и опять натягивает холодную, нечитаемую маску, человека, способного полностью контролировать себя в любой ситуации причем без усилий.
Тяжело дыша я смотрю на него снизу-вверх, он по-прежнему внутри меня. За его глазами существует свой собственный целый застывший мир. Другая женщина, возможно, решит, что сможет оживить этот мир и жить в нем, но не я.
— Приходи ко мне в кабинет через час. Ты потребуешься мне снова, — говорит он и вытаскивает свой член из меня.
У меня обрывается сердце. Я вижу, как он слезает с меня, его член все еще наполовину находится в стоячем состоянии, поблескивает нашей совместной смазкой. Он отворачивается и уходит, остановившись у низкого стула, чтобы взять халат. Накинув его на плечи, он покидает купальню, не оглядываясь.
11.
Далия Фьюри
Я слышу, как дверная ручка щелкает, и опираясь на локти, смотрю на пар, поднимающийся от бассейна. Он манит меня к себе. Я никогда не была в таком бассейне. Из меня вытекает его сперма, мои бедра в моих же соках, я слезаю с дивана и направляюсь к воде.
Я залезаю в воду в том же месте, где восседал Зейн, ложусь, и мои конечности расслабленно покачиваются на воде.
Эх...
Он объявил войну.
Я ныряю. Даже на дне бассейна полное великолепие. Голый Адонис, типа герой, с фиговым листом борется с мифическими змееподобными монстрами, и это выложено из тысячи маленьких кусочков мозаики.
Я выплываю через несколько секунд, убираю волосы с лица. Плыву обратно на свое место и замечаю, что видно первоначально очень нервничала, поэтому совершенно не заметила ведерко со льдом с закрытой бутылкой шампанского, два бокала, и две серебряные чаши, одна поменьше прикрыта сверху круглой крышкой, а другая гораздо больших размеров наполнена клубникой. Я приподнимаю крышку и вижу горку блестящей черной икры.
Я беру бутылку за горлышко, вытаскиваю из ведерка и изучаю этикетку. У меня от удивления приподнимаются брови. Ну, конечно же, Dom Perignon. Такого я никогда не пила. Я вытаскиваю пробку и наполняю себе бокал, пузырьки шипят, про себя говорю тост: «За себя в этом доме» и делаю глоток.
— Мммм. Мне нравится.
У меня падает взгляд на икру, но я тянусь к клубнике и впиваются в нее зубами. Она настолько сочная и сладкая, что сок стекает вниз по пальцам. По непонятной мне причине, я вспоминаю детство, когда мне было четыре года, возможно пять, и я нашла недоеденный ярко-розовый леденец в нашем саду. Помню, как ужасно орала мама, глядя на меня из окна, требуя не есть ни в коем случае эту гадость, но я демонстративно облизывала грязь с леденца, поскольку он был очень вкусным на мой вкус. К тому времени, когда она выбежала из дома, я не только разжевала его, но и проглотила, так что у нее не было шансов, заставить меня выплюнуть, или выковырять его у меня изо рта. Она ударила меня по попе, но я не заплакала, поскольку была точно уверена, что не сделала ничего плохого.
Я делаю еще один глоток вкусного шампанского, ложусь на спину и закрываю глаза.
Как черт побери я собираюсь выжить этот месяц? Если буду ходить к нему раз в час, и он будет меня рассматривать исключительно, как полноценный сексуальный объект? Мне должно быть противно от этого, но почему-то это не так. Даже одна мысль, направиться к нему, чтобы утолить его похоть, делает меня возбужденной и напряженной. Кажется, настоящим сумасшествием, что я испытываю зависимость от его тела, когда он сознательно обращается со мной как с проституткой, которой я не являюсь.
Я беру еще клубнику и запиваю ее шампанским. Жалко, что Стеллы нет здесь со мной. Вот смеху то было бы. Она явно бы потянулась за икрой, я уверена в этом. Я еще раз наполняю бокал. Нет смысла оставлять такое хорошее шампанское. Кроме того, я люблю шампанское.
Четыре, ну ладно, возможно, я выпила пять бокалов шампанского, поэтому осторожно выхожу из воды и одеваюсь. Движения довольно разгруппированные. Я даже не могу до конца застегнуть молнию на платье, стоит признать, что я слегка навеселе. Сажусь на пол, чтобы обуться, голова плывет. Господи, кажется я больше опьянела, чем мне казалось первоначально. Я хихикаю, зато было весело.
Он сказал через час, но сейчас, наверное, прошло только полчаса. Мне нужно выпить кофе. Протрезветь, прежде чем я пойду к нему, потому что иначе следующий бой, я тоже проиграю, если приду в таком состоянии. Кроме того, это дурной тон. Я поднимаю себя в вертикальное положение и покачиваясь, направляюсь в сторону двери.
— Вау, такой пол присущь трагедиям, — говорю я, голос звучит невнятно и очень громко в пустом пространстве.
Я открываю двери и созерцаю изогнутую лестницу. У меня такое чувство, что лестница какая-то бесконечная. Я хватаюсь за прохладные перила, держусь ровно, делаю первый шаг, поднимаю другую ногу, ставлю на ступеньку, и делаю следующий шаг. «Оттачивай терпение». Я одержу победу.
— Арестованный должен выйти на свободу, — бормочу я про себя, будто поднимаюсь на поверхность земли.
Как только мои ноги касаются первого этажа, женщина, одетая в белую юбку и черную блузку, появляется у меня на пути.
— Привет, — радостно вскрикиваю я ее. Может она еще одна сексуальная рабыня, находящаяся в плену, хихикаю я про себя.
Она кивает и убегает от меня, как испуганный кролик. Я смотрю, как она исчезает в коридоре, и удивляюсь, как много людей находится в доме. Быстро направляюсь в сторону кухни. Подходя ближе, слышу голоса. Я открываю дверь. Ной сидит за столом с чашкой кофе, а крупная женщина, которую я видела раньше, что-то готовит.
— Привет, — очень осторожно говорю я. Я не хочу, чтобы они поняли, что я немного перебрала с шампанским.
— Заходи и знакомься это Ольга. Она шеф-повар, — говорит Ной.
— Привет, Ольга, — четко отвечаю я.
Ольга улыбается, но ничего не говорит.
Ной смотрит на часы.
— Босс хочет тебя видеть у себя в кабинете через двадцать минут.
— Я скорее умру, чем подчинюсь, — торжественно объявляю я.
Ной прищурившись смотрит на меня, а Ольга с нескрываемым удивлением. Возможно, я перешла границы, но черт побери, мне не нравится сама идея, что каждый человек в этом доме знает, что я здесь исключительно, чтобы обслуживать сексуальные потребности Зейна.
— Пожалуйста, я могу выпить чашку кофе? — мрачно спрашиваю я.
Ной встает и идет к кофе машине.
— Капучино, эспрессо, латте, американо? — его голос звучит странно, одновременно уважительно и неодобрительно.
— Давай американо, — маленькая неприятность случилась с американкой, но, к счастью, никто не замечает... по крайней мере мне так кажется.
Он приносит мне чашку.
— После того как ты выйдешь из кабинета, я покажу тебе дом и отведу в твою комнату. Ты будешь свободна до обеда, который состоится в семь. Босс будет на встрече в обед, поэтому тебе придется есть в одиночку сегодня вечером.
— Звучит как план, — медленно говорю я. Я чувствую себя еще более опустошенной, нежели, когда поднималась, преодолевая ступеньки наверх лестницы.
Я тянусь за чайной ложкой, торчащей из сахарницы и просыпаю. Заторможено наблюдаю, как крупинки разлетаются в разные стороны, падая на совершенно чистую поверхность.
— Упс, — виновато говорю я.
— Ты напилась? — подозрительно спрашивает Ной.
Я улыбаюсь ему, он и повар переглядываются.
— У тебя есть пятнадцать минут, чтобы протрезветь, — с тревогой говорит Ной.
— Зачем? Что он сделает со мной, если узнает, что я в дребадан пьяная, хм? Убьет меня? — мне кажется эта мысль очень смешной, поэтому я начинаю смеяться, наклоняясь вперед. — Я хочу сказать, он убивал людей, не так ли?
Ной что-то говорит на непонятном мне языке, наверное, русском, и направляется к плите, ставит передо мной тарелку, снимая крышку.
— Ешь, — приказывает он.
— Ооо... маленькие кексики? — восклицаю я, глядя на золотые кусочки теста, покрытые семенами тмина.
— Пирожки, — автоматически поправляет меня Ольга.
— Это не имеет никакого значения, но, хорошо, — громко говорю я. — Пи-ро-жки. — У меня не плохо получается, и я довольна собой, поэтому повторяю снова. — Пирожки.
