Пит прав — мы семья, и на несколько минут, мне кажется, что мы с Питом на двадцать лет старше, чем есть на самом деле, что мы родители, а это — наши дети, сидящие вокруг покрывала. Это — наш дом, а эти ребята и Белла — наша семья. И сегодня вечером я чувствую, что сделала хорошую работу, заботясь о них.
17 глава
Темнеет, когда Пит выводит меня через заднюю дверь к лестнице на пляж; полпути вниз и налево, на камни. Солнце давно село, но луна и звезды ярко отражаются в поверхности океана. Я точно знаю, куда Пит ведет меня — к той самой расщелине на скалах, где мы провели нашу первую ночь вместе. Я осторожно иду на цыпочках по камням, чтобы галька и песок не попали в мои сандалии. Пит резко останавливается и садится на плоский камень, который выглядит для всего мира так, словно кто-то построил его там только для его использования.
— Иди сюда, — говорит он, протягивая руку, чтобы вытащить меня на камень рядом с ним. Его рука холодная и сухая, и моя рука прекрасно вписывается в его, как будто мы были созданы, чтобы держаться за руки.
Фиона однажды сказала мне, что, когда она и Дэкс начали встречаться, им потребовалось время, чтобы привыкнуть к ходьбе рука об руку; потребовалось время, чтобы синхронизировать их ходьбу, чтобы руки с легкостью подходили друг другу.
— Сегодня вечером было здорово, — говорит Пит, его улыбка освещает темноту.
Я пожимаю плечами.
— Это был просто ужин. Ничего особенного.
Пит качает головой.
— Почему ты всегда недооцениваешь себя?
Я открываю рот, чтобы возразить, но не могу сказать и слова. Потому что правда в том, что это было большое дело, и я это знаю. Это заставило меня скучать по своим братьям, напомнило мне о семейных обедах, которые мы раньше устраивали, прежде чем они убежали.
— Венди, — тихо говорит Пит, — это удивительно, что ты знаешь, как делать что-то такое, как заботиться о себе.
— О чем ты говоришь? Ты заботился о себе... — Я останавливаюсь на полуслове. На самом деле, я не знаю, как долго Пит заботился о себе.
— Ты заботишься о себе, Белле и парнях.
— Да, но это другое. Ты действительно знаешь, как позаботиться о себе. А я просто пытаюсь понять, как мне двигаться дальше.
Для меня это звучит как большое достижение, но я не спорю.
— А еще ты — хороший человек. Я имею в виду, что ты трудилась всю свою жизнь, чтобы пойти в колледж, а теперь ты здесь, бросаешь все, чтобы найти своих братьев. Приезжаешь жить в незнакомое место с кучкой жалких людей, как мы.
— Вы не жалкие, — говорю я быстро.
Пит кивает.
— Может и нет. Может быть теперь, когда ты здесь...
— Я?
— Я не могу объяснить это. Ты приносишь... я не знаю... другую энергию в это место. Кенси как будто другой, когда ты здесь.
— Как это — другой?
Пит качает головой и не смотрит на меня, когда говорит.
— Другой — значит лучше, — мы молчим в течении нескольких секунд, а затем он добавляет: — Я не знаю, Венди, мне просто очень нравится, что ты здесь.
— И мне нравится быть здесь, — говорю я, слова застревают в моем горле. — Я имею в виду здесь, с вами.
Мне кажется, что я знаю Пита всю свою жизнь, и все же я чувствую, что все то, что произошло со мной в последние несколько дней и недель — напоминания о том, что до сих пор было в моей жизни.
Пит улыбается.
— Ты довольно неплохо смотрелась там, — говорит он, указывая на воду.
— Я больше падаю, чем стою, — говорю я машинально. Я все еще провожу большинство дней, падая с доски, вместо того, чтобы стоять на ней. Но я продолжаю. Обычно, к концу дня, когда солнце начинает садиться, мне удается встать и взять, по крайней мере, одну волну на пути обратно к пляжу. Я не думаю, что я когда – либо чем – то так гордилась: ни поступлением в Стэнфорд, ни моими баллами SAT (прим. ред. — стандартизованный тест для приема в высшие учебные заведения в США), ни даже тем, что я, наконец, обучила Нану приказам сидеть и стоять.
Пит качает головой.
— Ну вот, — говорит он, двигаясь ближе ко мне: так грациозно и быстро по твердой земле, как будто он находится на воде. — Ты снова недооцениваешь себя.
Я могу почувствовать его дыхание на моем голом плече и дрожу от желания, заставляя себя не прислоняться к нему, или хотя бы потянуться, чтобы быть ближе к нему. Чувствую, что невозможно устоять, у меня нет сил — это как сила притяжения. Нет — говорю я себе твердо.
— Мне очень жаль, Венди, — говорит он, и это не похоже на те сожаления, что я слышала много месяцев назад.
Сначала они сожалели, что мои братья убежали, затем им было жаль, что они умерли. "Я сожалею о вашей потере", это то, что они говорили, и я думаю, что это был такой странный оборот речи. Как будто мои братья были просто потеряны, и я не знаю, где их найти. Теперь я думаю, что это намного ближе к правде, чем любой из тех доброжелателей мог предположить. Но сожаление Пита звучит по-другому. Оно утяжелено чем-то глубоким и тяжелым; я помню, как он сказал мне, что доска для серфинга должна быть моим светом, что я должна оставить неприятности позади, на пляже, прежде чем подойти к воде. Если бы Пит попытался взять волну сейчас, трудно себе представить, что было бы. Я не могла бы ему помочь, думая, что он упадет головой вперед, переворачиваясь в волнах.
— За что? — спрашиваю я.
Он молчит, прежде чем ответить, как будто пытается понять, что он имеет в виду. Наконец, он говорит:
— Мне не следовало целовать тебя в ту ночь, — он наклоняется так близко, что я чувствую тепло его кожи на своей.
— Белла и я... — он опять качает головой, глядя вниз, поэтому его кудри падают ему на лоб и на мое плечо. — Я люблю эту девушку. Действительно люблю. Я не могу выдержать мысли, что кто-либо навредит ей. Даже если этот кто-то я. Особенно, если это я.
Я киваю, как будто понимаю, но я смущена больше, чем когда-либо. Он говорит мне, что любит ее, сидя так близко ко мне?
— Но я не... я не был... может быть, я никогда не... ты знаешь, что я имею в виду?
— Нет, — говорю я честно. — Правда не знаю.
— Я люблю ее не так. Я не чувствую к ней этого. Знаешь, того, что я чувствую... чувствую к тебе.
Я выдыхаю — я и не знала, что все это время задерживала дыхание. А губы Пита нависают над моими прежде, чем моя грудь имеет возможность опустеть. Его руки обвиваются вокруг моей талии и притягивают меня ближе. Я позволяю себе лечь рядом с ним: камень теплый и мягкий, как роскошная кровать с атласными простынями. Звук океана заглушает дыхание Пита, тепло его прикосновения, тепло его кожи. Он медлит, прежде чем его губы приближаются к моим, как бы спрашивая моего разрешения. Я немного двигаю головой — это бесконечно мельчайший кивок.
И тогда он целует меня.
Музыка с одной из вечеринок Джеса дрейфует вниз от его дома, проносясь над нами. Низкий удар, как будто кто-то вдалеке стучит по огромному барабану. Ритм настолько глубокий, что я чувствую, как он вибрирует через скалы под нами. Вместе — Пит и я, смотрим на волны в лунном свете, как будто мы собираемся спать; ритм басов через скалы гудит так, что похоже, будто волны танцуют под музыку.
— Тебе когда-нибудь страшно там, на воде?
Пит качает головой.
— Нет.
— Но как же...
— Волны, которые удерживают меня? Скалы, которые могут вспороть меня? Акулы, которые съедят меня живьем?
— Да, — говорю я, закрывая глаза, и стараясь не думать о разбитых досках для серфинга, которые полиция оставила на нашем обеденном столе несколько месяцев назад.
Пит пожимает плечами.
— Это сложно объяснить. Не то, чтобы я не знал об этих вещах, не думал о них, но... я не знаю. Они просто не могут удержать меня вдали от океана. Я уважаю волны, скалы, акул. Ты знала, что акулы были на этой планете дольше, чем деревья?
Это кажется невозможным.
— Правда?
— Да. И океан, и скалы — они еще старше.
— Разве это не заставляет тебя чувствовать себя маленьким? В окружении всех этих древних опасностей?
Пит качает головой.
— Нет, — говорит он. — Это заставляет меня чувствовать...
Он делает паузу, как будто ищет слова.
— Некоторые из нас находят дом только тогда, когда находятся на воде. Некоторые из нас всегда ждут только того, чтобы взять следующую волну.
Я поворачиваюсь так, что Пит оказывается за моей спиной, положив руку на мою шею. Я не думаю, что когда-нибудь чувствовала себя так комфортно. Я закрываю глаза и позволяю прибою заполнять мои уши, словно это колыбельная. Мои глаза все еще закрыты, когда губы Пита находят мои еще раз.
Позже, когда Пит ведет меня обратно к дому на скалах, я смотрю на небо и загадываю желание на второй звезде, которую вижу.
18 глава
Пит проскользнул в открытую заднюю дверь, не выпуская моей руки. Когда мы вошли внутрь, он притянул меня ближе для другого поцелуя и не отпускал, пока пятился к ступеням. Мое тело рядом с его, я встаю на цыпочки, чтобы прижаться ртом к его. Не думаю, что когда-то раньше стояла так близко к другому человеку. Вдруг, голос Беллы заполняет комнату:
