повернув голову. — Ну как, дорогой малыш, всё в порядке?
Пятачок со дна кармана Кенги что-то пискнул — точь-в-точь как Ру.
— Кролику пришлось уйти, — сказал Пух, — он, наверно, вспомнил о каком-то важном деле. Вдруг.
— А Пятачок?
— Наверно, Пятачок тоже о чём-нибудь вспомнил. Вдруг.
— Ну ладно, мы пошли домой, — сказала Кенга. — Всего доброго, Пух!
Три огромных скачка — и она исчезла из виду.
Пух посмотрел ей вслед.
«Хотел бы я так прыгать! — подумал он. — Почему это одни умеют, а другие нет? Очень, очень обидно!»
Кенга, спору нет, отлично умела прыгать, но Пятачку минутами, по правде говоря, хотелось, чтобы Кенга н⠀е умела. Бывало, возвращаясь домой из дальней прогулки по Лесу, Пятачок мечтал стать птичкой и уметь летать, но теперь, когда он болтался на дне кармана Кенги, в голове у него прыгали такие мысли:
⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀называется ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀ это
⠀⠀ ⠀⠀это ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀летать, ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀на ⠀⠀ ⠀⠀ не
«Если ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀то⠀⠀ ⠀⠀ никогда ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀соглашусь!»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀ ⠀я
⠀
— Ууууууу! — говорил он, взмывая в воздух, а спускаясь вниз, он говорил — Ух!..
И ему пришлось повторять «Уууууууу — ух!», «Ууууу-ууу — ух!», «Ууууууу — ух!» всю дорогу — до самого дома Кенги.
Конечно, дома, как только Кенга расстегнула свой карман, она заметила, что произошло. В первую секунду она чуть было не испугалась, но сразу поняла, что пугаться нечего — ведь она была вполне уверена, что Кристофер Робин никому не позволит обидеть Крошку Ру.
«Хорошо, — сказала она про себя, — раз они решили разыграть меня, я их сама разыграю».
— Ну, Ру, дорогой мой, — сказала она, вытащив поросёнка из кармана, — пора укладываться спать.
— Ага! — сказал Пятачок, стараясь произнести это слово как можно лучше. Но, увы, после такого ужасного путешествия «ага» получилось не очень хорошее, и Кенга, по-видимому, не поняла, что оно означает.
— Сперва купаться, — весело сказала Кенга.
— Ага! — повторил Пятачок, тревожно оглядываясь в поисках остальных.
Но остальных не было. Кролик сидел дома и играл с Крошкой Ру, чувствуя, что с каждой минутой всё больше и больше его любит, а Пух, который решил попробовать стать Кенгой, всё ещё учился прыгать в той же ямке с песком.
— Не знаю, — сказала Кенга очень задумчивым голосом, — может быть, тебе лучше сегодня принять холодную ванну? Как ты думаешь, Ру, милый?
Пятачок, который никогда особенно не любил купаться, задрожал от возмущения и сказал самым мужественным голосом, каким только мог:
— Кенга! Я вижу, что пришло время поговорить начистоту.
— До чего же ты смешной глупыш, Ру, — сказала Кенга, наливая воду в ванну.
— Я не Ру, — громко сказал Пятачок. — Я Пятачок!
— Да, милый, да, — сказала Кенга ласково. — Никто с тобой не спорит!.. И голосу Пятачка подражает, какой умница! — пробормотала она, доставая с полки большой кусок жёлтого мыла. — Ну, что ты у меня ещё придумаешь?
— Ты что, не видишь? — закричал Пятачок. — Глаз у тебя, что ли, нет? Погляди на меня!
— Я-то гляжу, маленький мой Ру, — сказала Кенга довольно строго. — А вот ты помнишь, что я тебе вчера говорила про гримасы? Если ты будешь строить такие гримасы, как Пятачок, то, когда вырастешь, станешь похож на Пятачка, и ты тогда об этом очень-очень пожалеешь. А теперь — марш в ванну и не заставляй меня повторять это ещё раз!
И, не успев опомниться, Пятачок оказался в ванне, и Кенга принялась изо всех сил тереть его большой лохматой мочалкой.
— Ой! — пищал Пятачок. — Отпусти меня! Я же Пятачок!
— Не открывай рот, дорогой, а то в него попадёт мыло, — сказала Кенга. — Ну вот! Что я тебе говорила?
— Ты-ты-ты, ты это нарочно сделала, — булькнул было Пятачок, как только смог снова заговорить…
Но тут во рту у него оказалась мочалка.
— Вот так хорошо, милый, помалкивай, — сказала Кенга.
В следующее мгновение Пятачок был извлечён из ванны и крепко-накрепко вытерт мохнатым полотенцем.
— Ну, — сказала Кенга, — а теперь прими лекарство — и в постель.
— К-к-какое ле-ле-карство? — пролепетал Пятачок.
— Рыбий жир, чтобы ты вырос большим и сильным, милый. Ты же не хочешь быть таким маленьким и слабеньким, как Пятачок, правда? Ну, так вот.
В этот момент кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — сказала Кенга.
И вошёл Кристофер Робин.
— Кристофер Робин, Кристофер Робин! — рыдал Пятачок. — Скажи Кенге, кто я. Она всё время говорит, что я Ру! А я ведь не Ру, правда?
Кристофер Робин осмотрел его очень тщательно и покачал головой.
— Конечно, ты не Ру, сказал он, — потому что я только что видел Ру в гостях у Кролика. Они там играют.
— Ну и ну! — сказала Кенга. — Подумать только! Как это я могла так обознаться!
— Ага, ага! Вот видишь! — сказал Пятачок. — Что я тебе говорил? Я Пятачок!
Кристофер Робин снова покачал головой.
— Нет, ты не Пятачок, — сказал он. — Я хорошо знаю Пятачка, и он совершенно другого цвета.
«Это потому, что я только сию минуту принял ванну», — хотел сказать Пятачок, но успел сообразить, что, пожалуй, говорить этого не стоит. Едва он открыл рот, собираясь сказать что-то совсем другое, Кенга живо всунула ему в рот ложку с лекарством и похлопала его по спине и сказала ему, что рыбий жир очень, очень вкусный, когда к нему как следует привыкнешь.
— Я знала, что это не Пятачок, — сказала Кенга потом. — Интересно, кто это всё же может быть?
— Может быть, какой-нибудь родственник Пуха? — сказал Кристофер Робин. — Скажем, племянник, или дядя, или что-нибудь в этом духе?
— Вероятно, вероятно, — согласилась Кенга. — Только нам надо придумать ему какое-нибудь имя.
— Можно звать его Пушель, — сказал Кристофер Робин. — Например, Гёнри Пушель. Сокращённо.
