Я застываю от шока.
— А почему ты был таким агрессивным?
Что-то мелькает у него в глазах, что-то, доставляющую ему очень сильную боль. Я испытываю шок еще и оттого, что впервые вижу его настолько уязвимым. И тогда его взгляд становится другим, отгороженным от меня. Он случайно открылся мне.
— Я привел тебя сюда не для разговоров. Ты здесь, чтобы трахаться и сосать мой х*й, — говорит он, упираясь мне на плечи и заставляя опуститься.
Я встаю на колени. Его член уже ужасно жесткий, но минуту назад я увидела что-то в его глазах, какую-то страшную боль.
— Красивый член. Я буду сосать с наслаждением, — отвечаю я нежно, подняв на него глаза.
Я наклоняюсь и облизываю гладкую головку. Он накручивает мои волосы на кулак, и трахает мой рот, как будто я проститутка, которую он подобрал на углу. Но я поняла, встав на колени, что напомнила ему о какой-то ужасной боли, видно очень ужасной, которую он прячет где-то глубоко в себе.
Он кончает мне в рот, даже не интересуясь можно ли.
Я понимаю. Он только что заставил меня покориться. Заставил проглотить его сперму. Он заявил на меня права. Я поднимаю на него глаза, мой рот все еще заполнен его не таким уже жестким членом. Мышцы у него на плечах бугрятся. Он вытаскивает член, приседает вниз на корточки, мы пристально смотрим в глаза друг другу. И я вдруг понимаю, что в этот момент что-то изменилось.
— Мне пора уходить, — говорю я.
— Останься на ночь.
— Я не могу. Доминик пригласил меня на завтрак.
— Прости, я не могу отпустить тебя вот так. Я еще не насытился тобой.
— У меня там все болит, Би Джей.
— Я знаю, — тихо говорит он хрипло. — Я не причиню тебе боль.
Я чувствую, как он подхватывает меня в воздух.
Кладет на спину на кровать, прижимает своим телом и целует мои веки. После этого, можно лишь сказать, что он начинает настоящее поклонение моему телу языком и губами. Он покрывает каждый дюйм поцелуями, сосет, лижет, щипает, прикусывает. Шею, руки, пальцы, ноги, пальцы ног, грудь, соски, живот, бедра, спину, задницу, и…, наконец, когда я дрожу от возбуждения — клитор.
Результатом столь пристального внимания к моему телу является оргазм, которого у меня никогда не было. Когда появляются перед глазами звезды, и кажется, что проваливаешься в небытье, или, возможно, даже в обморок. Недаром французы называют оргазм la petite mort, маленькая смерть. Это настолько сильное, ни с чем не сравнимое чувство, настолько мощное, что я испытываю такую меланхолию, что начинают катиться слезы.
Он с любопытством смотрит на них, наклоняет голову вперед, слизывая.
Этот жест настолько невинный, настолько чистосердечный, что заставляет меня почувствовать себя просто нереально. Для меня все такое сюрреалистическое, что мне кажется будто я смотрю на себя со стороны или сплю. А игра света от огня в камине, притягивает мой взгляд к его лицу. Я вижу его таким, каким он является на самом деле. Совершенным плохишом, полу-человеком, полу-зверем, скрывающим своим страдания. И чувствую, как мне хочется уберечь его, как мать-медведица своих детенышей. Я никогда сознательно никому не причиняла вреда и боли. Но в этот момент, я понимаю, что я никогда не причиню ему боль. Мне нужно будет уберечь его от гнева моей семьи.
Я дотрагиваюсь до его шрама, и он вздрагивает.
— Как это произошло?
— Кто-то зацепил меня, — тихо отвечает он, но я понимаю, что этот кто-то был не простым человеком. Шрамы видно от этого до сих пор живы у него в сознании. И иногда, когда я смотрю на него, мне даже кажется, что и этот шрам у него на лице тоже живой.
— Шрам — это особая вещь, означающая, что ты был сильнее, чем те, кто пытался навредить тебе.
Его глаза расширяются. Он смотрит на меня в изумлении.
— Что? — спрашиваю я.
Он недоверчиво качает головой.
— Ты оказывается совсем другая, нежели я думал, какая ты на самом деле.
Я улыбаюсь.
— А какая ты думаешь я есть?
Он снова качает головой и отводит взгляд.
— Не такая, — он садится. — Ты голодна?
— На самом деле, да.
— Давай. Я покормлю тебя, а потом отвезу домой.
Мы быстро одеваемся, словно собираемся скрыться с места преступления. У меня возникает большое желание погладить его по щеке, заставить почувствовать себя лучше. Но что значит лучше? У нас ничего нет между нами, только секс. Между нами ничего не может быть, кроме тайной страсти. Он наблюдает за мной, ожидая терпеливо.
Я застегиваю юбку, потом рубашку, одеваю пиджак и надеваю туфли.
— Готово, — объявляю я.
* * *
Он привозит меня в китайский ресторан, один из мест, которое работает в течение всей ночи. Заказывает, по-моему, чуть ли не все меню.
— Ты действительно собираешься все это съесть?
— Я сжег сегодня очень много калорий за ночь, — говорит он с ухмылкой.
Нам практически сразу же начинают заставлять стол блюдами. Он заказал всевозможную разнообразную еду, но я уже чувствую себя объевшейся после курицы Kung Po и креветок с имбирем с половиной пиалы риса. На самом деле уже слишком поздно, чтобы есть такую пищу.
Чувствуя себя разморенной, насытившейся и счастливой, я опираюсь подбородком на руку и сонно наблюдаю, как он ест. В машине, зеваю и кладу голову на спинку подголовника. Он поворачивается ко мне.
— Поужинаем завтра?
— Я не могу. Мне нужно рано лечь спать, у меня собеседование в среду.
— Я позвоню тебе, и мы встретимся, чтобы пообедать, — предполагает он.
Чувство удовлетворения у меня исчезает.
— Давай лучше я позвоню тебе, — быстро прошу я.
— Зачем?
Я прикусываю губу.
— Джек не одобрит, если я буду с тобой встречаться.
Он отстраняется, мрачно посматривая на меня.
— Я не собираюсь прятаться ни за чью спину.
Я чувствую, что счастливые минуты закончились.
— Словами я попыталась как-то сгладить. Он пообещал тотальную войну.
Он проводит ладонью по волосам.
— Следует мне поговорить с ним.
— Нет, не надо. Пожалуйста. Нет. Будет лучше, если ты не будешь с ним разговаривать.
— Я не боюсь Джека, Лейла. Я буду драться с любым за то, что принадлежит мне.
Я смотрю на него в полном шоке, но вспышка потрясающей радости струится у меня по телу.
— Я — твоя?
— Да, бл*ть, моя. И я не сюсюкаюсь с теми, кто встает у меня на пути к моей женщине.
— Он предполагает, что ты наркоторговец и хочет кого-то лучшего для меня.
— И это слишком плохо. Я, в конце концов, не учу его жизни и как ему стоит жить. Если я хочу тебя, и я бл*дь, получу.
— Может, если бы ты не был наркодилером, Джек не был бы уж столь категоричен против наших отношений?
Он смотрит на меня.
— Я делаю то, что делаю, потому это я и есть. Я делаю то, что знаю и умею. Я не собираюсь меняться ради Джека.
Я вздыхаю.
— Но, то что ты делаешь, опасно. Существует только вопрос времени, и в конечном итоге, ты окажешься за решеткой.
Он отрицательно качает головой.
— Ты должна доверять мне. Я имею дело только с классом В, приговор самый легкий, и я поставил дело таким образом, что товар никогда не проходит через мои руки. (Наркотики класса В – Барбитураты, синтетический, лабораторно изготовляемый препарат, используется в клубах.)
Мне вдруг становится тяжело и грустно на сердце. Джек прав. Что меня ожидает впереди с кем-то вроде него? Он не изменится.
Я опускаю голову.
— По любому то, что происходит у нас может быстро перегореть, и мы, наверное, зря только расстраиваемся.
Он хватает меня за подбородок.
— Ты не понимаешь. Мне совершенно наплевать на огорчение всех остальных. Ты моя, и чем скорее все это узнают, тем лучше.
— Не подталкивай меня, Би Джей. Я люблю свою семью, и я не хочу причинять им неприятности. Я скажу Джеку, когда придет время. Ты должен доверять мне, потому что я знаю своего брата гораздо лучше, чем ты.
Его челюсть сжата, жилка на шеи пульсирует.
— Не затягивай слишком надолго, или мне все придется взять в свои руки.
18.
Лейла
— Ты вобще спала ночью? — спрашивает Доминик.
Я виновато интересуюсь:
— А почему ты спрашиваешь? — главное правило обороны, это задать свой вопрос. Мы за дверью моей квартиры в слабых лучах утреннего солнца.
— У тебя всегда синие тени под глазами, когда ты не высыпаешься.
— О! Да, я не слишком хорошо спала ночью. Вероятно, из-за беспокойства по поводу предстоящего собеседования завтра, — лгу я.
— Если этот козел не предоставит тебе работу, просто дай мне знать, и я пошлю к нему пару ребят разгромить его офис.
Я косо смотрю на него, и он ухмыляется.
— Это может быть смешно, если такие слова исходят от Шейна. От тебя же они наводят страх, — говорю я, садясь в его новенькую БМВ 8.
Он смеется, и я присоединяюсь к нему. Мне нравится, когда Доминик смеется, у него тут же меняется выражение лица.
