Он повел коней к высокому худому цыгану, о чем-то спорившему с толстым крестьянином-французом. Цыган держал на поводу маленькую гнедую кобылку. Та пританцовывала, гордо задирала голову, раздувала ноздри.
– Ты хочешь купить ее? – спросила Кэтрин. – Очень живая лошадка.
Доминик хмыкнул.
– Да, живая, потому что Тибор дал ей чуть-чуть мышьяка. Он и взвинтил кобылке нервы. Гораздо чаще им дают соли, чтобы кони хотели пить. Так или иначе, животное покажет себя в лучшем свете.
У Кэтрин от возмущения перехватило дыхание.
– Это бесчестно, низко… Самый вероломный…
– Один из вероломных еще не значит самый вероломный, – поправил Доминик с кривой усмешкой. – Этот простой трюк цыгане используют для гаджио, потому что настоящий знаток легко разгадает такую детскую уловку.
– Ничего себе детская уловка!
– Другой прием – стегать лошадь, когда кто-нибудь потрясет камешками в ведре. Лошадь приучается бояться звука. Когда владелец хочет показать норов лошадки, он просто постукивает камешком.
– И ты используешь такие трюки?
Кэтрин казалось, что за такое она возненавидит Доминика.
– Я никогда не стал бы мучить животное, хотя раньше использовал кое-какие приемы, но другого рода. Однако мое знание джанжано, что означает надувательство, помогает мне при покупке лошадей.
Доминик подвел Кэтрин к цыгану с изрытым оспой плоским лицом. Тот продавал трех черных рысаков.
– Домини! – позвал толстяк. – Вижу, ты продаешь полудохлых лошадок. Ха, им далеко до моих.
– Катрина, это Адольф, – представил цыгана Доминик.
Тот приподнял шляпу с обтрепанными полями, Волосы под шляпой были слипшиеся, неопрятные.
– Здравствуйте, – сказала Кэтрин.
– Ну что, Катрина, – спросил ее Доминик, – купила бы ты этих лошадок?
Что-то в тоне Доминика насторожило Кэтрин. Почуяв подвох, она подошла поближе к лошадям. Потрепала одного из жеребцов по крутой шее, внимательно осмотрела его.
– Позвольте посмотреть ему в зубы.
Доминик глядел на девушку с одобрением. Адольф подошел к коню, раскрыл ему рот, и Кэтрин увидела, что, хоть нескольких зубов и не хватало, оставшиеся были сточены в соответствии с возрастом коня.
Кэтрин кое-что знала о лошадях. Пусть не слишком много, но достаточно для того, чтобы по достоинству оценить его лодыжки, крепкие копыта, мускулистую грудь и ноги.
– Ничего плохого я не заметила.
– Он выглядит здоровым, – согласился Доминик, – и я верю, что так оно и есть. Жаль только, что жить бедняге осталось недолго.
Доминик вытащил из-за голенища сапога тонкий нож и, разжав коню челюсти, снял с одного из зубов кусок смолы. Зуб под смолой оказался здорово сточенным.
– Видишь, он куда старше, чем кажется.
Адольф казался страшно удивленным.
– Да пусть глаза у меня повыскакивают, если этот конь старше семи лет. Он, должно быть, съел что-нибудь.
– Смолу, например? – спросил Доминик.
– Но у него нет ни одного седого волоса, – возразила Кэтрин. – Смотри, он весь черный.
– Поташ, – пояснил Доминик. – Его втирают в шерсть, чтобы скрыть седину.
Кэтрин покачала головой:
– Не верится что-то.
– Смотри, – сказал Доминик, пригибая шею второй лошади. – Видишь? – Доминик показывал на глаз кобылы.
– Что? Ничего я не вижу,
– Видишь вот эту дырочку? Веко лошади проткнули. Затем в дырочку вставили тоненькую тростинку и как следует подули. Чтобы исчез усталый и пустой взгляд, Который появляется у старой лошади.
Адольф воздел руки к небу.
– Ты обижаешь меня, Домини! Провалиться мне на месте, если эта лошадь не самое прекрасное из животных, которых тебе довелось видеть.
– Оставь эти слова для гаджио, мой друг.
– Пусть отсохнут у меня руки и ноги…
Но Кэтрин и Доминик уже пошли дальше.
– Ужас какой-то. По-моему, на этой ярмарке вообще нельзя купить хорошую лошадь.
– Я не ищу здесь лучших. Я выбираю среди лошадей или неправильно воспитанных, или тех, с кем хозяева плохо обращались, или тех, кто пострадал от неверно подобранной упряжи. Цена на таких животных невысока. Я покупаю их по дешевке, откармливаю, выхаживаю, а потом выгодно продаю.
«По крайней мере этим я бы занимался, если бы жил как цыган».
Доминик и в таборе занимался только лошадьми. С удовольствием ухаживал за своей серой парой. Сейчас эти две лошади могли бы занять достойное место в конюшне Грэвенвольда.
Доминик и Кэтрин пробирались в толпе. Несколько раз их останавливали, предлагали продать лошадей. Доминик не собирался делать покупок, ведь скоро он покинет табор. Кэтрин шла рядом, задавала вопросы, шутила. Кажется, ей здесь нравилось. Она заряжала его своим весельем. И все было бы хорошо, если бы всякий раз, случайно коснувшись ее, он не испытывал всплеск желания.
– Доминик, это не Перса?
Кэтрин указывала в сторону красного вагончика. Доминик кивнул.
– Твоя мать – гадалка?
Перса вешала над дверью табличку,
– Она раскидывает фасоль на барабане, а потом по рисунку предсказывает будущее. Иногда она продаст всякие лекарства и зелья: приворотное, отворотное. У меня тут кое-какие дела. Почему бы тебе не посидеть у нее немного? Посмотришь, как она работает.
– Ты думаешь, она не станет возражать?
– Не станет, если ты будешь вести себя тихо.
Кэтрин юркнула в вагончик, опередив пожилого крестьянина со смуглым морщинистым лицом и седыми волосами. Перса только взглянула на нее и тут же повернулась к мужчине.
Нервно вытерев лоб потрепанным красным платком, он сказал Персе, что жена хочет уйти от него и ему нужно приворотное зелье. Она протянула руку, и крестьянин положил ей на ладонь монету.
– Смешай пригоршню бобов с коровьей кровью и добавь волосы любимой, – говорила Перса, – ребенка или матери, или отца. Дай смеси высохнуть, затем сотри в порошок и добавь жене в пищу. После этого три дня подряд говори, как ты ее любишь.
– И это подействует? – недоверчиво спросил крестьянин.
– Подействует, вот увидишь.
– Спасибо, – сказал крестьянин и, радостный, ушел.
– Неужели это и вправду действует? – спросила Кэтрин.
– Если жена его все еще любит, да. Не так уж часто мужчина говорит женщине, что любит ее.
Кэтрин рассмеялась, и Перса тихонько хихикнула. Вошел еще один посетитель, пожелавший узнать свою судьбу.
– Одно время у тебя были неприятности с родственниками и друзьями, – сказала Перса, внимательно глядя на бобы на барабане.
У тщедушного мужичка рот раскрылся от удивления.
– Точно. Теща меня ненавидит. Она не хотела, чтобы я женился на ее дочери.
– Трижды ты был в смертельной опасности, – с мрачной серьезностью вещала Перса, сдвинув тонкие брови.
Мужчина задумался на мгновение, а потом радостно закивал.
– Так и есть: в детстве я перенес оспу, второй раз я едва остался жив, когда перевернулась телега, и третий раз меня пырнули ножом в кабаке.
Кэтрин еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. То, что говорила Перса французу, подходило почти каждому человеку. Но мужчина, отдавая цыганке монетку, искренне верил в правдивость ее предсказаний.
Кэтрин выглянула из вагончика. Доминик сказал, что отлучится на минутку, а время шло, я его все не было. Небо понемногу темнело. Быть может, ей удастся сбежать сегодня?
Ярмарка была в самом разгаре. Торговля шла вовсю, кое-кто уже успел отметить удачное приобретение стаканчиком-другим вина. Слышались музыка и пение.
– Я хочу немного погулять, пока не стемнело, – сказала Кэтрин Персе.
– Не уходи далеко, Доминик будет волноваться, – предупредила старуха.
«Не дальше, чем в Англию», – подумала Кэтрин и вышла из вагончика. Сегодня Кэтрин уже пыталась просить о помощи, но напрасно. Когда Доминик выменивал одну из своих лошадей, Кэтрин подошла к крестьянке, одетой получше других, и обратилась к ней:
– Мне ужасно неприятно затруднять вас, но я попала в беду и вынуждена просить у вас помощи.
– Беду? Какую еще беду? – спросила крестьянка, недоуменно поднимая светлые брови.
– Меня похитили, увезли из дома в Англии. Я хочу вернуться, но у меня ничего не получается. Есть кто-нибудь в деревне, кто мог бы помочь мне?
Женщина скользнула взглядом по расписным вагончикам, по цыганкам в ярких юбках и шалях.
– Вас держат цыгане? Против воли?
– Да. Меня продали в рабство. Моя семья хорошо заплатит за мое возвращение.
Женщина внимательно оглядела Кэтрин. Бедный наряд, рыжие волосы рассыпались по плечам. По лицу крестьянки было видно, что ей спасать девушку совсем не с руки.
– Я ничем вам помочь не могу. Может, кто другой…
– Но, честное слово…
Крестьянка ушла, не дослушав. Глупо было надеяться на что-то другое. Она была англичанкой, представительницей враждебной страны. Кроме того, по ее виду не скажешь, что она богата. Как и раньше, когда Кэтрин искала помощи у местных жителей, ей не поверили.
