83
А я, глядишь, потом к тебе заеду
И выпьем за здоровье дураков.
Серёжа ЕСЕНИН:
Скорее дур. Вот это, друг мой, мило!
Не ожидал! Восторгов полон дом!
Так ты меня, мой друг, освободила
От долга мужнего? Мой маленький фантом!
Я ж говорил, что ум мужской ценю я
В тебе. И, нежность сердца сочетав,
В тебе, тебя я крепко расцелую!
Духовная восходит красота
Над суетностью Мира, над потребой!
И ты, как Мать, сумев меня простить
За легкомыслие, даёшь кусочек хлеба,
Который трудно нищему просить!
Ох, Мать моя Россия! Взгляд твой синий
Ловлю и эту кроткую слезу
Приемлю как награду. И красивей
Не знаю женщины ни в вёдро ни в грозу!
СВИРЕЛЬ:
Так мы с тобой привыкли повторяться.
Пусть Солнце светит в вёдро и в грозу.
Утри слезу. И некого бояться.
И сохрани до срока ту слезу.
Я думаю, что им ещё придётся
Пролиться и не раз в иные дни.
Но пусть слеза любовью разольётся.
И мы с тобою снова не одни:
Над нами Родина, и с нами речка,
И Мама рядом, Господи, прости!
Живи и пой, любимое сердечко,
И Душу на свободу отпусти!
Зачем оковы – груз былых страданий?
Зачем затверженных обязанностей груз?
Ну, выходи, родной мой, на свиданье!
Ты знаешь все привычки наизусть.
Возьми в охапку розовые розы,
Упейся вновь серебряным дождём.
Дари стихи мне и отрывки прозы.
И мы любовь забытую найдём.
Как ты учил – быть нужно проще, легче
И жить в объятьях чудо-естества.
Смотри, твой дом тебе навстречу звёзды мечет
И ждёт от нас любви и мастерства!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Спасибо, друг мой! Нежности бескрайней
Скажу по совести, такой не ожидал.
Восходит век, и распускает ТАЙНА
84
Бутоны жизни, от которых я страдал…
Ты вся на взрыде, вся на чувстве, Таня.
Так долго, милый друг, не проживёшь!
Сгорает сердце от измены и обмана.
И сам горишь, когда солжёшь…
Где выход? Мы не ангелы, а дети
Родной Земли, и грешной и живой…
И кто меня разбудит на рассвете,
Где край, где я навеки свой?
СВИРЕЛЬ:
Серёжа, ты ли? Вновь заговорило
Любви твоей не стынущей кольцо?
И всё, что будет, всё, что есть и было
Выносишь на скрипучее крыльцо?!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Конечно я, родная, а не млечность,
С тобой, Душой Земли заговорив,
Тебе же за твою же человечность
Хочу вот эти розы подарить.
Взгляни, как в них небрежно дышит лето.
Их аромат восходит до небес.
В них – нежность и предчувствие Поэта,
И чисто женский и пикантный интерес
К возможностям любви и к вечной тайне
Рождения, зачатий и крестов.
Вот почему порою тянет к спальне.
И нам, шучу, не до других «местов».
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, как терпко дышит лето
Вот в этих розах, что ты подарил.
Скажи, кто целится в опальный дом Поэта?
Конечно, не Архангел Гавриил,
Но, может, Пушкин ласковый, крылаткой
Отринув от Земли печальность дум,
Иль, может, Блок своею самокаткой
Из автосервиса полуночных светил
Тебя, мой друг любезный, посетил?
Скажи, будь ласков! Или одинок,
Как прежде дом и день твой многотрудный?
Смотри, какой сегодня полдень чудный!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я жду поэтов. Подхожу к окну.
Смотрю, задерживает что-то другов.
И в Небе вижу звёздочку одну,
Мою родную неизменную подругу.
Она мне светит, несмотря на день,
И мечет стрелы звонкого астрала.
Она звучит со стороны Урала.
Встань, Таня, и пальто надень,
85
Пройдёмся вместе в поднебесье песней.
Звезды твоей родную благодать
Сумеешь ты России передать.
И заживём смелей и интересней.
Свободы полной Дух живёт в груди.
Ничем и никому я не обязан.
Но я теперь Душой к тебе привязан.
И ты свободно по Земле иди.
Не ждут нас ни измены, ни проклятья,
Ни страстных воплей выпитая соль.
И коль скажу – приди в мои объятья,
тогда иди, изволь.
А нет желания – вбирай той розы память,
Дыши, люби, грусти и не забудь:
Мой крест на свет Души не будет падать
И не стеснит растерзанную грудь!
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, мой Поэт, мой сумрак нежный,
Левкой души, золотозвон полей,
Серёженька! Как тонко и небрежно
Поёт Свирель! В бокал вина налей,
Вина стихов. Нам пить и не напиться.
Звучит в ушах серебряная трель,
Вызванивая утро над столицей.
И в сердце снова празднует Апрель.
Осень 1990 г.
ОДИССЕЯ
или встреча в пути
поэма
С. ЕСЕНИН:
О, отзовись через мильон волнений,
через молчанье многих дней и лет,
Гори, гори, планета вдохновений,
поставив к аналою мой портрет!
Ответь, Свирель. Я встречи ждал. Не скрою.
Я был все эти месяцы один.
Был одинок завоевавший Трою
твой Одиссей, твой господин…
Ты не согласна?
СВИРЕЛЬ:
О, увы, согласна…
Но ты расстаться можешь так легко,
что повстречаться было бы опасно…
Ведь ты, родной, так далеко!
Но грусть и время побуждают к встрече.
И стих торопит строчку – отзовись!
Да, отзовись, мой друг, дышать уж нечем.
Хлопочет о любви родная высь!
ЕСЕНИН:
86
Хлопочет высь? Ты высью называешь
поэму нашу? Наше лоно Муз,
Где ты со мной, родная, пребываешь,
стихом означив вечный наш союз?
СВИРЕЛЬ:
Я высью называю ту планету,
которая сгорает надо мной
Любовью, нежностью и золотой монетой
висит, сверкая под Луной.
Есенинская высь. Её волос сиянье,
его неудержимая тоска,
Которую извечно россияне
хранят, как молодость и пулю у виска.
ЕСЕНИН:
Да, нас смиренье сколько ни зови,
не дозовётся… На, мой друг, лови!
Тебе я яблочко строки своей упругой
бросаю. Ты поймать её успей!
СВИРЕЛЬ:
Свирель – твоя послушная подруга,
о, мой рязанский чудо-соловей!
ЕСЕНИН:
Промчи меня по весям, сбрось повязку
со взора синего, открой мне тот простор
России нашенской, напоминавшей сказку
и песню грустную, и плач наш с неких пор.
СВИРЕЛЬ:
Да, друг мой, плачет Русь слезами земледельца,
которому землицы не дают,
Слезами нищего, урода и младенца,
утратившего ласковый приют –
Свой дом раздольный, тёплый, хлебосольный,
свой стол- простой и сытный, свой надел,
Свой пост и свой погост. И праздник свой престольный,
и русский лес, который поредел.
Рыдает Русь. И где найти утеху?
Уж пусть бы в строчки вылилась печаль.
Не быть на человечестве прорехой, –
как Гоголь молвил, всматриваясь в даль, –
Одна забота гложет нынче сердце.
Одна тревога бьёт в колокола.
Звонарь России – ей в подмогу Ельцин,
раздевший ту Россию догола!
ЕСЕНИН:
Кого винить? Вчера носили лозунг;
«Едины на года и на века!»
А нынче вместо роз готовы всыпать розги,
кому? Все ищут подлеца и дурака.
Вчерашний день. Ему, наверно, всыпать
за то, что был доверчив и жесток.
Вчерашний день, лентяй и недосыпа,
кивающий на Запад и Восток,
Не знавший ни того и ни другого,
не понимавший в жизни ничего.
Прими привет от друга дорогого,
Есенина, и береги его!
87
Добился, выплеснул те строчки на бумагу
и, разбудив тебя, отправлюсь отдыхать!
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, друг, терпенье и отвагу
твои – тому бы, кто пахать
надумал здесь, чтоб новые побеги
любви и молодости в поле возрастить!
ЕСЕНИН:
Да, тем, кто трудится, уж не до сна и неги.
Хотел бы я им мудрость возвратить,
Какой от века славилась Россия:
Служить не почестям, как повелел Мессия,
А чести истинной, на уровне венца,
отметившего Бога и Отца
и Духа Вещего. Обрящете Святыню,
Влагая в сердце перст и кровью выводя
слова заветные: В ЦВЕТУЩИЙ САД ПУСТЫНЮ ПРЕОБРАЗИМ, НЕ
ОТХОДЯ
ОТ ЗАПОВЕДЕЙ МУДРОСТИ ХРИСТОВОЙ!
В них – древность ИСТИНЫ И МУДРОСТИ не новой,
известной каждому. Не надо забывать.
Вставай, родная. Я же на кровать
отправлюсь.
Отдохну хоть чуть пред новым стартом
Мне завтра в путь – в Италию и Спарту.
СВИРЕЛЬ:
Мой Одиссей, ты, возвратясь в Итаку,
Сражаешь ложь, безверие и тлен.
Уходит ночь. И, возродясь из мрака,
встаёт заря, тоски взамен.
ЕСЕНИН, СВИРЕЛЬ, 1992 г.
НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО
(к 600-летию), 2 октября 1993 г. ,тетр. №24.
СВИРЕЛЬ:
Осенних строк на маковки берёз
Спускает утро золотые серьги.
Октябрь День Рождения принёс.
Чей день? Скажи, Серёжа или Сергий!
Спадает с Неба Ариадны нить,
Спускается стрелой летящей рифмы.
Эола голубые логарифмы
Стремятся День Рожденья сохранить
В стихах осенних. Быть или не быть
Сквозной эквилибристики энергий?
Кого дано мне помнить и любить?
Скажите мне, Серёжа или Сергий!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Скажу. Меня ты слышишь. В добрый путь.
