Я кричу, но нас разделяет дверь.
Ускорившись, я выбегаю через несколько мгновений после нее: с голым торсом, с дикими глазами, протянув вперед руки, на случай, если найду ее неподвижно стоящей в верхней части лестницы.
Весь мой мир замер в этот момент.
Когда я замечаю ее, она передвигается по стоянке уже без маски, с рукой, прижатой к щеке.
Я понимаю, что она плачет.
Мои глаза отказываются смотреть на это. Мои ноги словно врастают в землю. Я не в состоянии слышать ее рыдания.
Мне хорошо знаком этот звук. Я мог не узнать ее тело, но я знаю звук ее слез.
Леа.
Мысленно я кричу. Немой крик отдается эхом в моей голове.
Губы шепчут:
— Леа, Леа.
Я хватаюсь за перила. Сжимаю их с силой, когда мои ноги немеют и отказывают удерживать мой вес.
Это Леа идет к ряду автомобилей.
Леа уходит.
Она плачет.
Она, мать вашу, здесь!
Это чудо.
Трагедия.
Фантазия: сломаться или вернуться к жизни?
Я оседаю на землю и зажимаю ладонью рот, прежде чем возвращаюсь туда, где я больной и возбужденный лежу на деревянном полу в свете факела.
ГЛАВА 2
Леа
Я нажимаю «отбой», кладу телефонную трубку и удобнее устраиваюсь в кресле, стоящем на балконе, вытянув ноги. Прошло четыре дня с момента, как Лана вышла замуж, три дня, как моя семья улетела домой, а я все еще нахожусь в MGM Grand Casino.
Наконец-то я сделала это. Заказала билеты на завтрашний рейс. В три тридцать я вылечу в Атланту, вернувшись к своей прежней привычной жизни.
Я глубоко вздыхаю. Подтянув ноги к груди, обхватываю их руками.
Я хочу ощущать себя, как раньше: умиротворенно и спокойно, но с вечера понедельника все изменилось…
Трудно осознать, что произошло на самом деле; иногда у меня появляется пугающее ощущение, что я грежу наяву. Я нашла Гензеля. Это само по себе является чем-то нереальным. Я встретила его не на улице в форме полицейского, столкнулась с ним не на высотной лестнице пожарной машины, когда он спасал бы меня, встретила его не за столом для игры в блек-джек, увидела его не за рулем спортивной машины. Я нашла моего Гензеля в Лас-Вегасе, в секс-клубе, владельцем которого он является.
Парень, которого я знала десять лет назад, был готовым отдавать себя бесконечно и жертвовать безвозмездно, был забавным, терпеливым и добрым. Он заботился обо мне. Поэтому я пока еще не могу толком принять того, что он владеет клубом, где зрители платят за наслаждением зрелищем, как занимаются сексом на сцене.
Да, я, безусловно, понимаю, что это все происходит с добровольного согласия, как у зрителей, так и у участников шоу, это их выбор, которым они в полной мере наслаждаются, но все равно это странно. Это все выглядит неправильно, как ошибочный сценарий. Гензель — мой герой. А герои не должны находиться в секс-клубах. Они просто, мать твою, не должны.
Герои должны быть дома с любящей женой и детьми, или как там, в американской мечте: с собакой или на рыбалке, а может, читать хорошую книгу, или готовить что-то на гриле, на заднем дворе. Я не хочу сказать, что наряду с этим он не может любить жесткий секс. Я ничего не имею против жесткого секса. Это вообще, черт возьми, не моя проблема.
Вообще, моя проблема, мое дело — это оформление интерьера. Что за на хрен? Я не могу понять, что, черта возьми, происходит со мной?
Проблема в том самом кастинге для поиска саб.
Моя проблема в том, что когда я переступила допустимую им черту, он указал мне на дверь. Я ранила его чувства, и когда отступила от допустимого им сценария, когда дала ему почувствовать, что он может отпустить контроль, вести себя нормально, он не смог справиться с этим.
Почему не смог?
Я не уверена, что смогу найти ответ на этот вопрос. Маленькая трусливая часть меня, страстно желает забыть, что я видела его. Глупо, конечно. Я ощущала его прикосновения, его руки на мне. Его рот на мне. Я слышала его смех. Я была там с Гензелем, после десяти долгих лет разлуки, не желая ничего больше в жизни, как его, как быть с ним. Как я могу это забыть? Как я вообще могу хотеть забыть это?!
Я… Черт. Я не знаю ответа на этот вопрос. Могу ли я сказать, что люблю его? Или это бред? На протяжении всех десяти лет я чувствовала это, плюс этот долбаный опыт в понедельник после обеда, и я все еще… Я хочу его, хочу, как его тело, так и душу.
Я тянусь к столу и беру клубнику в шоколаде, кладу ее в рот. Съедаю еще пару штук, пока наблюдаю, как закат мягко накрывает Лас-Вегас, как подкрадывается между зданий и билбордов темнота.
Я сидела здесь почти весь день и всю ночь с того вечера, как покинула Лес в понедельник. Находясь здесь, я пытаюсь уговорить себя закрыть дверь, ведущую в прошлое.
Прекратить поиски и лететь домой.
Он не знает, что это была я, а если бы знал? У меня нет причины думать, что ему было бы небезразлично. У меня есть все основания полагать, что он бы вообще не захотел меня видеть. Ну, а если бы мы и столкнулись, то наш разговор, вероятно, не занял бы больше десяти минут стандартного «привет — как дела». Он бы не увидел ничего общего между нами.
Я не знаю наверняка, но мне кажется, это наиболее вероятным. Так я и сидела, объедаясь и избегая мысли о том, что завтра уезжаю. Избегая испытать… разочарование, я думаю об этом, пока не начинают течь слезы. Я была там, с ним, но не смогла правильно сыграть отведенную мне роль. Я не смогла сделать так, чтобы он захотел меня видеть рядом с собой.
Я мечтала об этом годами, а это оказалось… таким невозможным. Таким неправильным. Так раздражающе, все эти декорации, которые отражали до мельчайших деталей Дом Матери; то, как он хотел, чтобы я причиняла ему боль. Может быть, это даже одна из худших составляющих всего, это заставляет меня задуматься о… черт! Я начинаю рыдать от нахлынувших мыслей.
Почему он хотел, чтобы я делала это все? Почему он так нуждается находиться именно с подчиненными ему женщинами? Почему он не женат?
«А почему ты не замужем, почему ты не его», — упорно шепчет мне мое подсознание.
Он должен быть счастлив. Он не должен быть одинок. Но он одинок, он кажется таким одиноким.
Я должна поговорить с ним, как Леа.
Это может не иметь значения для него.
А может, окажется все иначе, и это будет иметь значение.
Тогда мне нужно вернуться туда, к нему. Но я не могу!
Я знаю, что я не могу! Это разные вещи, быть отвергнутой, когда он не знает, кого отвергает, чем, когда он посмотрит на меня, как смотрел, прогонит меня, как прогнал, зная, что я Леа…
Я знаю, что не смогу с этим справиться. Не смогу принять. Я буду искать таблетки, и скорее всего, это произойдет раньше, чем я доберусь до аэропорта.
Я сломлена изнутри, бросаюсь на кровать, крепко обняв подушку, сотрясаюсь всем телом в истерических рыданиях, пока не проваливаюсь в сон.
Проснувшись, кажется, будто выплываю из забвения. На часах десять. Чувствую себя только хуже. Просто более спокойной. Но еще более разочарованной.
Тяжелые вопросы пульсируют в голове, настойчиво наращивая громкость, несмотря на мой внутренний отказ их слышать и принимать.
Это и есть печальное окончание сказки про Гензеля? Это его «жили долго и счастливо»?
«А что ты ожидала, Леа? Какая твоя концовка этой истории?»
Но я это я, а мои желания не новость.
Я забираюсь в ванну, бросаю горстку соли поверх своих ног и, наслаждаясь горячей водой, пока комнату не наполняет невыносимо тяжелый аромат лаванды, меня охватывает страх от ощущения, что меня может вырвать.
Затем я одеваюсь для прогулки.
Куда я пойду? Я не знаю. Я клятвенно обещаю себе, пока спускаюсь на лифте с восьмого этажа в вестибюль гостиницы, что не пойду искать таблетки. Мне не понадобится ни окси, ни ксанакс или что-либо наподобие этого, маленькое или легко глотаемое, чтобы пережить следующие пятнадцать часов. Алкоголь отлично подойдет.
Лифт плавно останавливается и выпускает меня на одном из этажей большого коридора. Меня радушно встречает просторный холл, с потолками высотой в три этажа, произведениями искусства, покрывающими стены, около дюжины до неприличия подходящих к теме интерьера арок, сотни маленьких бутиков и огромное количество, снующих туда-сюда туристов, из-за чего я с трудом могу разглядеть блестящий мраморный пол.
Надеюсь, что сегодня не так многолюдно, как в выходные, но все равно тут полно народа, и я проталкиваюсь через толпу, направляясь к одному из справочных столов. Там прошу молодого парня в форме рабочего отеля, чтобы он подсказал мне хороший бар на территории казино. Если я планирую хорошо напиться, то мне, вероятно, лучше не уходить далеко.
— А какой именно бар? — он незаметно скользит взглядом по моей фигуре, осматривая с головы до ног. Я уверена, он полагает, что я не замечаю его взгляд, но мне все предельно ясно.
Безразлично пожав плечами, пытаюсь придать себе расслабленный вид, чтобы не показаться стервозной.
