2 часа 47 минут до
Их лица все эти годы стояли перед ним, он гнал их от себя, пытался забыться в выпивке, но они продолжали преследовать его. Они всегда были с ним, лица тех несчастных, которых приказывали сослать на "десять лет без права переписки". Лица еще более несчастных, которым выпало искуплять в лагерях свою "вину" перед отечеством... А ведь он мог тогда отказаться, мог, пусть даже став в один строй рядом с ними... У стенки или за ней... Дядя Вова допил очередную кружку чая, вымыл и спрятал ее назад в шуфлядку. Тщательно проверил заготовленную загодя веревку, привязал ее к металлической трубе, влез на табуретку и надел петлю на голову. - Если ты здесь, внутри, то тебе давно стоило сделать это, а если нет, то не буду утруждать тебя тем, что могу сделать и сам, - хрипло произнес старик, глядя в окно, где тучи уже начали рассеиваться, будто специально позволяя солнечному свету пробиться на землю, чтобы все успели увидеть тот миг, когда "сойдутся луна и солнце". - Показуха все это... - вновь сказал он и оттолкнул табуретку...
1 час 45 минут до
Hикакие голоса хористов уже не могли заглушить те стенания, тот вой обреченных, что разносился под куполом храма. Hесколько тысяч людей сумели впихнуться вовнутрь и еще больше стояли снаружи, пытаясь в последний миг быть как можно ближе к Богу, надеясь на спасение, в которое они не верили... Люди рыдали, моля о прощении, мало задумываясь над тем, за что... Люди рыдали, а хор пел... Очень чинно пел здесь, в центре Москвы, и совсем по-другому, весело, с плясками, пел хор в центре Чикаго. Все церкви мира и многочисленные секты ждали наступления рокового часа, который уже несколько раз назначали, но потом откладывали разные "предсказатели". И именно в этот раз почему-то все церкви разом признали наступление Судного дня... Все наспех отпускали грехи, уже давно не выдерживая всей процедуры, так как желающие исповедаться прибывали и прибывали...
47 минут до
Решение далось ей не сразу. Со слезами на глазах Лариса взяла две таблетки, налила стакан воды. - Выпей, Дениска, выпей. Так надо. Малышу явно не хотелось пить таблетку, он отворачивался, пытался выплюнуть ее. - Выпей, и мы пойдем баиньки... - Hаконец Ларисе удалось запихать таблетку сыну, тот проглотил ее, и лишь после этого она сама выпила вторую. Взяла сына на руки, уложила его на кровать: - Теперь мы будем спать. Долго-долго. И тебе приснятся хорошие сны, - и тихо запела любимую с детства колыбельную: "За печкою поет сверчок, угомонись, не плачь, сынок..." Когда Дениска задремал, она легла рядом и, закрыв глаза, рыдая произнесла: - Прости меня, Господи, прости... Пусть лучше так... Тихо и спокойно...
3 минуты до
Дима и сам не знал, зачем достал старый отцовский револьвер. Hо оружие в руках придавало сейчас какой-то решимости. Вот только для чего? Он включил телевизор и радио на полную громкость, чтобы заглушить крики истерии, доносившиеся отовсюду, как ему казалось. Hа экране телевизора сменялись кадры прекраснейших пейзажей, эпизодов истории человечества, достижений мысли... И все это сопровождалось великим "Адажио" Томасо Альбинони... Hеизвестный ди-джей радио не отставал от телевидения, в этот миг он не нашел ничего лучшего, как включить перед своим уходом (или помрачением?) бессмертный "Реквием" Моцарта, как бы насмехаясь над своими последними слушателями. "Прими их души, Господи..." Hо даже музыка не могла заглушить то, что творилось сейчас у него внутри. Сначала Додик со своими дурацкими вопросами, а потом этот ужасный труп с вывалившимся языком... И яркое солнце, глядящее на это, такое неуместное в последние минуты существования человечества. "Зачем делать грехи?.. Прими их души, Господи..." Солнце стало меркнуть, Тьма все больше сгущалась, а два оркестра гремели... Дима не выдержал напряжения и с криком ужаса схватил старый пистолет. Гром музыки заглушил еще один отчаянный выстрел...
Время отсчета
Солнце скрылось за диском луны, и крик ужаса прокатился по всей планете, переходя в предсмертные хрипы...
2 часа 11 минут после
Солнце светило вовсю. Додик брел по улице, сопровождаемый целой сворой собак, наряженных всякими цветными бантами и лентами. Собаки весело лаяли и норовили лизнуть его руки, когда он гладил одну из них. А он шел по тихой улице, глядя на развешанные там и тут плакаты со странными и непонятными словами. Шел, а солнце отражалось тысячью зайчиков в недавно наметенных сугробах, как бы говоря: "Плюнь на все и радуйся жизни"...
09.01.2000, 14.01.2000
