Сквозь громыхание разваливающегося вагона пробился посторонний звук. Кто-то хлопнул дверью в тамбуре и шел к ним. Подошел, постоял, поглядел на стол и сел.
– Познакомься, – сказал Федор. – Начальник поезда, Григорий.
Григорий склонил голову и пожал руку японцу.
– Катаяма, – представил японца проводник. – Едет домой из командировки. В Японию.
– Японец? – изумился начальник. – Японец в таком поезде, а не в аэропорту? Ну, тогда свой парень, свой. Знаешь, а ты у нас единственный пассажир на весь состав. Там что-то намутили с расписанием, передвинули отправление на пять часов раньше, а объявление написать забыли. Ты сам-то как сюда попал?
– Купил билет за десять минут до отхода.
– Да, повезло тебе. Незнание не освобождает от удачи.
– А в чем повезло?
– Этот рейс последний. Ветку закрывают на два месяца. Капитальный ремонт линии. Установка автоматики, новые светофоры. А самолетом – лети. Билеты проданы на сорок дней вперед. Да они и летают-то как? Раз долетел, раз упал – ресурс сопромата вышел. Крылья отпадают… – начальник поезда невозмутимо глядел на Катаяму, жуя помидор.
– Гриша, это правда? – изумленно спросил японец.
– Еще какая. Да они и летают прямо над самыми елями, чтобы если что – самортизировать и повиснуть на деревьях. Ель все выдержит. Тут своя технология. Дальний Восток! Мгновенно сливают керосин – и падают в кусты. Пока все живые. Правда, долго потом добираются до этой Гавани.
– Ну, давай за удачу! – произнес Катаяма, слегка шокированный ментальностью русских с их национальными рулетками.
Третий стакан уже был давно на месте, и японец, не сбивая руки, продолжал наливать.
– Хха! Хоррроший настойчик, – проговорил начальник поезда и вгрызся в огурец. Немного закусив, продолжил тему:
– Нет людей. Некому работать. Да нет, люди-то есть! Но нет тех, которые могут работать. Тотальное сокращение, совмещение, кадрирование и кодирование. От алкоголя. Но это не помогает. Кодировать можно только сомнамбул, есть такие кадры. Да они и сами могут кодироваться. Написал на бумажке «Я больше не пью», положил под подушку, а наутро – трезвенник. Но лунатиков таких мало. И деньги с них даром дерут. Ну, а с остальных – тем более. Их кодировка не берет, они же не сомнамбулы. Такой вот фикус. Оттого Федор, например, совмещает в себе должности четырех проводников. Один проводник на четыре вагона. Это нормально?
– Ну, судя по заполнению состава, достаточно, – рассудил Катаяма.
– Согласен, – ответил начальник. – В таком рейсе Федора даже слишком много. Но кроме этого он совмещает обязанности электрика, сантехника, повара и ветеринарного врача.
– А что, есть и такой?
– На этих линиях есть.
– А кто обыкновенный доктор, для людей?
– Я.
– Вы совмещаете должности начальника поезда и врача? Разумно, разумно…
– Еще я совмещаю обязанности ревизора и первого машиниста.
– А кто второй машинист?
– А его нет. Сокращена должность.
– Так кто же сейчас управляет тепловозом?
– Ну, в принципе, я.
Катаяма ошарашено глядел на невозмутимого первого машиниста:
– Как это вы? А кто в кабине?..
– Никого. А что тут такого? Зону медвежьей пассивности прошли. Встречного состава не предвидится. Глухомань. Людей нет. Самолеты на автопилотах летают, а тут какой-то дизель. В первый раз, что ли? Да ты наливай!
– Так что, нас только трое на весь состав и пустая кабина? – не унимался обалдевший Катаяма. Всего он повидал на зоне, но такого вот классического образца пофигизма не встречал. Крепчает народ!
– Трое. Вернее, двое. Ты не в счет. Мы тебя везем.
Впереди по ходу движения что-то громыхнуло. В вагоне свалилась еще одна полка.
– Сбили-таки, наверное, медведяру, – проговорил первый машинист. – Спать надо в отведенных местах. В норах, например. Да нет, в норе они не хотят! Они хотят на шпалах! Ладно, пойду пройдусь в кабину, проверю уровень масла. Вы тут особо не налегайте, я скоро вернусь.
