Если у вас скоро день рождения, то я бы не советовала отмечать его так, как я. Я сидела за рулем всю дорогу. Мама была слишком больна, чтобы долго оставаться в сознании, и уж тем более вести машину, но я была не против. Путешествие заняло два дня и один час с момента, как мы пересекли мост к верхнему полуострову Мичигана; мама выглядела уставшей, а мое тело затекло от долгого сидения в машине, и если я никогда больше не увижу впереди длинную автостраду, то жаловаться точно не стану.
— Кейт, сверни здесь.
— Мы не должны сворачивать с пути еще три мили, — поморщившись, заметила я, но все равно включила поворотник.
— Знаю, но я хочу тебе кое-что показать, — тихо ответила она.
Мысленно вздохнув, я выполнила ее указание. Жизнь мамы была на исходе, и вряд ли у нее еще будет время показать мне что-либо.
Верхушки сосен тянулись до самого неба и скрывали нас от тусклых солнечных лучей. Вокруг я не заметила ни знака, ни указателя с милями, ничего, кроме деревьев и грязной дороги. Спустя пять миль я начала беспокоиться.
— Ты уверена, что мы туда свернули?
— Конечно уверена, — мама прижалась лбом к стеклу, ее голос был нежным и тихим и я едва смогла разобрать слова. — Осталась примерно миля.
— Что там?
— Увидишь.
Примерно через милю мы увидели изгородь. Она тянулась с краю от дороги, такая высокая и густая, что невозможно было рассмотреть, что же находилось с другой стороны. Еще через две мили она, наконец, свернула направо, формируя своеобразную границу. Все время, что мы ехали мимо, мама восхищенно смотрела на пейзажи, проносящиеся за окном.
— Это оно? — я не хотела, чтобы в моем голосе слышался сарказм, но мама все равно не заметила.
— Конечно же нет… сверни налево, милая.
Я сделала, как было сказано, выруливая за угол.
— Здесь, конечно, мило, и все такое, — осторожно начала я, не желая ее расстраивать, — но это просто изгородь. Разве нам не следует найти дом и…
— Вот! — пыл в ее слабом голосе заставил меня вздрогнуть. — Прямо там!
Присмотревшись, я увидела, о чем она говорила. Посреди изгороди возвышались черные кованые ворота, и чем ближе мы подъезжали, тем больше они становились. Дело не в моей фантазии — ворота на самом деле были чудовищными. Они стояли не для красоты, а скорее, чтобы напугать до чертиков любого, кто подумает их открыть.
Я затормозила перед ними, пытаясь что-то рассмотреть между решеткой, но единственным, что я видела, были деревья. Я пыталась вглядеться вдаль, но так и не смогла ничего разобрать.
— Разве не красота? — ее голос был веселым, почти довольным, и на мгновение она показалась мне такой, как прежде. Я почувствовала, как мама взяла меня за руку, и изо всех сил сжала ее в ответ. — Это вход в поместье Эдем.
— Он такой… огромный, — сказала я, придавая своему голосу столько энтузиазма, насколько была способна. Получилось не очень правдоподобно. — Ты бывала внутри?
Вопрос был естественным, но от взгляда, которым меня одарила мама, я почти физически почувствовала, что должна знать ответ на него, хоть и прежде никогда не слышала об этом месте.
Через мгновение она моргнула, и этот взгляд пропал.
— Очень-очень давно, — сказала она пустым голосом, и я прикусила губу, жалея, что разрушила магию момента. — Прости, Кейт, я просто хотела увидеть его. Поехали дальше.
Она отпустила мою руку, и я внезапно ощутила, насколько холодным был воздух. Я вдавила акселератор и скользнула ладонью в ее ладонь, не желая отпускать. Не произнеся ни слова, мама просто уткнулась лбом в окно.
Самое интересное случилось через полмили. Дорога была чистой и тут, словно из ниоткуда, в пятнадцати шагах от нас выскочила корова. Я ударила по тормозам и вывернула руль, машина сделала вираж, бросая мое тело вбок. Стукнувшись головой об окно, я попробовала вернуть контроль над ситуацией, но все было бесполезно. С тем же успехом я могла попытаться заставить свой транспорт взлететь.
Мы резко остановились, чудом не врезавшись в дерево. Мой пульс участился, и я делала большие глотки воздуха, пытаясь успокоиться.
— Мам? — испуганно позвала я.
Она покачала головой.
— Я в порядке. Что произошло?
— Там была… — я замолкла, снова оборачиваясь к дороге, но корова уже исчезла.
Растерявшись, я взглянула в зеркало заднего вида и заметила человека посреди пути — темноволосого парня моего возраста. На нем было черное пальто, полы которого трепетали на ветру. Я нахмурилась и развернулась, пытаясь рассмотреть его лучше через заднее окно, но парень исчез так же бесследно, как и корова.
Неужели мне это показалось? Я скривилась и потерла заболевшую голову. Удар мне точно не привиделся.
— Ничего, — сказала я дрожащим голосом. — Просто слишком долго сидела за рулем. Прости, пожалуйста.
Осторожно вдавливая газ, я решила в последний раз оглянуться, однако дорога и изгородь были пусты — парень и предшествующая ему корова исчезли так, будто их никогда и не существовало.
Крепко вцепившись в руль одной рукой, другой я потянулась к маме, тщетно пытаясь забыть обо всем произошедшем за последние пять минут.
***
Потолок в моей спальне сильно протекал. Агент по недвижимости, который за глаза продал нам дом, поклялся, что тот в хорошем состоянии, однако, судя по всему, этот козел солгал. Сразу же после приезда я разобрала необходимые для сна вещи, не забыв и про горшок для капающей воды. Вещей с нами было не много, лишь то, что могло уместиться в багажнике нашей машины, а дешевую мебель я заказала еще до приезда.
Мама... Даже если бы она не умирала, уверена, я бы все равно была несчастна здесь. Соседний дом находился в миле от нас, вокруг пахло природой, и никто не позаботился о доставке пиццы в таком маленьком городке как Эдем.
Нет, маленький, это еще мягко сказано. Его даже не было на карте, которой я пользовалась, чтобы добраться сюда. Центральная улица находилась далеко, а в магазинах здесь можно было приобрести либо продукты, либо антиквариат. Во всем Эдеме не было ни единого бутика с одеждой или хотя бы места, где продавалось что-то достойное, что можно было носить. Также, вопреки всем моим ожиданиям, я не нашла ни «Макдональдса», ни пиццерии, ни «Тако Белл» — ничего. Всю культурную программу в этом городе составляли устаревшая столовая и лавочка «Мом и Поп», продающая конфеты на развес.
— Тебе нравится?
Мама свернулась калачиком в кресле-качалке у кровати, подложив под голову свою любимую подушку. Та была настолько потрепанной, что я даже не могла сказать, какого цвета она была изначально. Зато эта самая подушка пережила четыре года лежания в больнице и процедур химиотерапии. Несмотря на все трудности.
— Дом? Ага, — соврала я, застилая маме кровать. — Такой… милый.
Она улыбнулась, и я почувствовала ее взгляд на себе.
— Ты быстро привыкнешь, — заверила она меня. — Может, даже захочешь остаться здесь... когда меня не станет.
Я поджала губы, отказываясь как-либо на это отвечать. Нашим негласным правилом было не обсуждать, что будет после ее смерти.
— Кейт, — нежно позвала мама, и кресло скрипнуло, когда она встала. А я автоматически подняла взгляд, готовая кинуться вперед при любых признаках падения. — Когда-нибудь нам нужно будет об этом поговорить.
Следя за ней уголком глаза, я потянула за простыню и положила сверху плотное одеяло, за которым последовали подушки.
— Не сейчас, — я отодвинулась, чтобы мама могла прилечь. Двигалась она медленно, мучительно, и я отвела взгляд, не желая смотреть на ее боль. — Еще рано.
Приняв удобное положение, она подняла на меня свои уставшие и покрасневшие глаза.
— Но в ближайшее время, пожалуйста, — мягко попросила она.
Я сглотнула, но не ответила. Жизнь без нее была неминуемой, и чем меньше я об этом думала, тем лучше.
— Завтра утром придет сиделка, — я поцеловала маму в лоб. — Я проверю, чтобы она знала все, что нужно делать, прежде чем пойду в школу.
— Почему бы тебе не остаться со мной сегодня? — неожиданно спросила мама, похлопывая по пустому месту на кровати. — Составь мне компанию.
— Тебе нужно отдохнуть, — ответила я, замешкав.
Она провела холодными пальцами по моей щеке.
— С тобой у меня лучше получится.
Искушение свернуться рядом с ней, как в детстве, было непреодолимым. Каждый раз, когда я уходила от нее, то гадала, не был ли это последний раз, когда я видела ее живой. Но сегодня я позволю себе избежать этой боли.
— Конечно.
Я устроилась рядом, убедившись, что оставила ей достаточно одеяла, когда прикрывала свои ноги. Будучи уверенной, что она в тепле, я обняла маму и вдохнула знакомый запах. Даже после многих лет в больнице, от нее все еще пахло яблоками и фрезиями. Она уткнулась мне в макушку, и я закрыла глаза прежде, чем они начали увлажняться.
— Люблю тебя, — прошептала я, желая крепко обнять ее, но зная, что тело матери не выдержит таких объятий.
