Конь Григория понес - будучи ударен плоской стороной шашки.
Не поняв этого, Шолохов уж и вовсе растерялся, столкнувшись на той же странице с фразой:
"Конь прыгнул, всхрапнув, понес Григория на средину улицу".
То, что эта фраза произвела на Шолохова сильное впечатление, подтверждается первоначальной правкой, внесенной в предыдущий пассаж. Правка эта полностью ориентирована на последующую фразу:
"…понес Григория на средину улицы"
"…понес его вдоль улицы"
Мало того, через фразу скачет еще одна лошадь и опять что-то тащит:
"Мимо Григория вспененная лошадь протащила мертвого казака, и лошадь несла, мотая избитое оголенное тело по камням".
Так вот, эта фраза никаким изменениям не подверглась, а зря - именно в данной фразе мы встречаем глагол "нести" в том самом, недоступном Шолохову значении. Он-то решил, что лошадь несет мертвое тело, а дело обстоит совсем иначе. Тело лошадь "протащила", а "несет" она не тело, а себя самое - т. е. "понесла, взбесилась и помчала".
То, что лошадь обезумела, ясно из того, что она "вспененная". Лошадь-то никто не погоняет - всадник мертв, значит, мчится она по собственной воле, гонимая страхом перед висящим в стремени трупом.
Зато две другие фразы Шолохов мучил беспрестанно:
Было: "понес вдоль улицы" - стало: "понес его вдоль улицы", и наконец: "понес его по улице".
Было: "понес Григория на средину улицы" - стало: "вынес Григория на середину улицы".
Но ведь на лошадей в этой главе возложена вовсе не транспортная функция - они лишь завершающий мазок картины всеобщего безумия. Безумен Григорий - "Распаленный безумием, творившимся кругом, занес шашку" над головой австрийца… Безумен австриец - бежал "обеспамятев"… Безумны лошади - несут…
А Шолохову ноша оказалась не по силам…
Ну, ладно - ну, не справился… И что же из этого следует?
Да, в общем-то, все: язык Шолохова - это не язык автора. А раз автор романа и Шолохов говорят на разных языках, то мы имеем дело с двумя разными людьми.
Тяжела гражданская война. И особенно тяжко, что не далекая чужая земля, а родная околица обернулась театром военных действий. Правда, с другой стороны, противнику куда как хуже. Ему здесь каждая былинка враг, каждая щель - западня…
А казак - на своей земле. И пока враг мыкается по голой степи, казак тайными путями несет ему смерть.
В начале 1918 года Григорий воевал на стороне красных и со своими двумя сотнями двинулся на охват правого фланга "чернецовцев".
"Двадцать верст дали круга. "…" Балка, по которой двигались в обход, была засыпана снегом. Местами доходил он лошадям до пояса" (II, 5, 12).
Лошадям - до пояса?! Это как? Может, всаднику до пояса? Вряд ли - там, где всаднику по пояс, лошадь тонет с головой. А снег не вода - не выплыть… Может, что-то есть такое в лошадях, что казаку известно, а нам невдомек? Вот Даль вспоминает, что бывают у животных "поясa"!.. Впрочем, тут же замечает, что так именуются "поперечные полосы другой шерсти" (Даль, III, 376). Поперечные, а не продольные! Не на задних же ногах шагали лошади по балке!?..
А может, речь идет о какой-то части сбруи? Ведь там столько всякого - седла, чересседельники, подпруги, потники…
Так нет, никакую часть сбруи (ременную или иную) никто и никогда "поясом" не называл.
Или все-таки Шолохов имеет в виду именно середину лошадиного туловища? Но лошадь подпоясаться не может! Чтобы подпоясаться, нужна талия…
И вот эдакая глупость держалась в романе целых 15 лет - лишь в 1945 году Шолохов смекнул, что снег доходил лошадям "до брюха"!
Так ведет себя Шолохов. А как ведут себя лошади? А вот так:
"Лошади, спускаясь, топли (после 1932 г.: "тонули". - З. Б.-С.) в рыхлом снегу по пузо" (III, 6, 30).
"…" тверда земля, и растет по ней трава сильная, духовитая, лошади по пузо "…" (I, 3, 1).
И так:
"Разъезд вброд переехал речушку, вода подходила лошадям по пузо "…" (I, 3, 5).
Так что же, на самом деле, было написано в загадочной фразе про подпоясанных лошадей? Только одно:
"Балка, по которой двигались в обход, была засыпана снегом. Местами доходил он лошадям до пуза"…
"До пуза", а не - "до пояса"!!!10
Ясно, что перед нами ошибка. Ошибка, порожденная неумением прочесть слово и глупостью при выборе возможного прочтения. А из этого, в свою очередь, следуют два вывода.
Что могло заставить читать "пояс" там, где написано "пузо"? Только почерк автора романа. А значит, что в этом почерке "у" было сходно с "о", а букву "з" можно было при некотором усилии принять за "яс"…
Будь у нас один подобный случай, можно было б засомневаться. Но случай этот не единственный.
Автор пишет: "подъ городомъ Сталупененъ" - Шолохов читает: "под городом Столыпиным" (I, 1, 14; II, 4, 4)11.
Здесь он разглядел в авторском "у" букву "ы"…
Смирившись с установленным нами фактом, В. Васильев, не самый безнадежный из московских любителей Шолохова, все еще пытается спорить с нашей интерпретацией данного безобразия (шолоховские глупость и невежество), заявляя, что "Столыпин - народно-этимологическое название города Сталупенена "…" - типичный случай "перевода" с чужого языка в народе (по созвучию, "детская рифма"). В. Немирович-Данченко (не Владимир, естественно, а - Василий. - З. Б.-С.) в книге "Скобелев", рассказывая о плане заграждения минами Дуная у местечка Парапан, пишет: знаменитый генерал спросил уральских казаков: "Знаете ли, куда вы теперь идете…" Солдаты стали мяться… "В Барабан, ваше-ство!" - "Ну все равно, Парапан или Барабан…" "…" В минувшую войну дворцовый ансамбль Сан-Суси, на территории бывшей ГДР, наши солдаты переименовали в "Самсоси" "…"12.
Но приводимые В. Васильевым иллюстрации свидетельствуют как раз об обратном - не могло быть здесь никакой "детской рифмы", поскольку слова "город Столыпин" мы ни разу не встречаем в речи персонажей, а исключительно в авторском тексте (на что и было указано уже в 1989 году)…
А еще есть дед Гришака - дед Натальи Мелеховой (в девичестве - Коршуновой). В краткой биографической справке о нем Автор сообщает: "Участвовал в турецкой кампании 1877 года "…" За боевые отличия под Плевной и Рошичем имел два Георгия и георгиевскую медаль" (I, 1, 19). И дед Гришака Автору не перечит: "- А я в турецкой кампании побывал… Ась? Побывал, да. "…" Под Рошичем был бой… "…" Два Егория имею! Награжден за боевые геройства!.." (I, 1, 23).
Итак, подвиги свои дед совершил в 1877 году. Где - тоже ясно: в Болгарии, и даже еще конкретней - под Плевной и Рошичем. Ну что ж, Плевна - место известное. Наверное, и Рошич чем-то знаменит… Только чем? Военная история на этот счет хранит полное молчание. Да и география не более разговорчива. Потому что не было ни такого боя, ни такого Рошича!
Зато был Рущук - турецкая крепость и портовый город на Дунае. Известностью своей, впрочем, Рущук обязан не победам русского оружия, а тому, что наступавшим Восточным отрядом Дунайской армии командовал тогдашний цесаревич и будущий император Александр III. Естественно, что в дореволюционной историографии Рущуку уделялось намного больше внимания, чем он того заслуживал…
Так вот, Рущук назван Рошичем дважды - в авторской речи и в речи персонажа. При этом никаких причин менять невнятное слово Рущук на не более понятное Рошич тоже не отыскать. Даже в турецком названии городка - Хрущук - для русского уха больше смысла, чем в слове
"Рошич". Болгары же дали городу и вовсе нетрудное имя - Русе!..
Откуда же тогда взялся Рошич? От невежества и глупости.
С началом и концом - "Р" и "мъ" - Шолохов еще справился, зато со всеми прочими буквами в слове "Рущукомъ" оплошал:
"у" один раз прочел как "о" [ ], а потом как "и" [ ];
"о" перепутал с "е" [ ];
"к" принял за "ч" [ ]…
Так что, поставив "ш" там, где написано "щ", Шолохов совершил наименьшее из прегрешений. А вычитав из "пуза" - "пояс", он лишь подтвердил правоту русской поговорки, увековеченной неутомимым В. Далем:
"Дураку пo-поясъ, а умный сухъ пройдетъ" (III, 376).
И что замечательно - до "пуза" Шолохов так никогда и не добрался, а поменял "пояс" на "брюхо". И это - второй вывод: у Шолохова и Автора романа "Тихий Дон" - разный словарь. Шолохов обозначает живот лошади словом "брюхо", а Автор - "пузо". Разный словарь - это разные языки. Ну, а уж где разные языки, там непременно - разные люди.
***Нет, не ладилось у Шолохова с лошадьми…
Есть в III-й книге романа такой эпизод: к сидящим в засаде казакам приближается (на свою беду) конный разъезд красных.
"Человек десять конных молча, в беспорядке ехали по дороге. На пол-лошади впереди выделялась осанистая, тепло одетая фигура" (III, 6, 30).
Так эта фраза выглядела уже в журнальной публикации 1932 года. Но до тех пор прошло три года (1929 - 1931), когда цензура третью книгу до читателя не допускала. Вначале, видимо, запрет этот не казался абсолютным, и в 1930 году Шолохову еще удавалось публиковать какие-то отрывки.
Напрасно он это делал, потому что в изданной "Библиотекой "Огонек" книжечке "Девятнадцатая година (Неопубликованные главы "Тихого Дона")" мы можем сегодня обнаружить такое:
