Внутреннее и внешнее - Туро

«Уважаемый Тоби, мы благодарим вас за ответ. Мы рады, что вы согласились, и будем ожидать вашего прибытия в наш офис на West Road, 87. Мы отправляем вам все необходимые средства, чтобы вы без затруднений пересекли океан. На Южном Берегу для вас уже арендован дом – лучшее, что мы могли найти.

Когда вы прибудете, мы поговорим об условиях работы с глазу на глаз. Просим не волноваться, ведь это естественно для такой большой компании, как наша, иметь небольшой свод нестрогих правил, о которых вам будет сообщено. Также мы обсудим то, как, где и с кем вы будете работать. Наконец, мы оформим контракт; а если вы измените своё решение, то мы поможем вам вернуться обратно.

Нетерпеливо ждём встречи с вами и надеемся, что вы без проблем доберётесь до нашей редакции именно тем способом, который предлагается нами.

С наилучшими пожеланиями,

Дэйв Роф, управляющий директор About The Sound Company»

Вместе с письмом в конверте были деньги и билет на лайнер, который должен был доставить меня в Канаду, то есть далеко не центр музыкального мира, но в страну, где печатается известный журнал о музыке в свободной редакции, в которую многие журналисты не рисковали присылать свои резюме, так как полагали, что не справятся с возлагаемыми на них обязанностями, но я оказался не из их числа.

Содержание письма не испугало меня, а скорее удивило и слегка разозлило. Я не ожидал, что ко мне будут обращаться как к какому-нибудь непослушному юноше в презрительно-подобострастном тоне (тогда мне показалось, что письмо содержало именно такое обращение). Однако каждое слово веяло щедростью, конфиденциальностью и в то же время простотой, как мне показалось в порыве радости. Я не мог понять, почему не самолёт доставит меня к месту работы, а корабль. И всё-таки перемена закинула меня на палубу круизного лайнера и определённо на машину, которая помогла мне заглянуть в глаза своему желанию, которое состояло в том, чтобы свободно писать о музыке и чтобы читатель мог оценивать мои мысли, соглашаться с ними или категорически не соглашаться; в любом случае, мне необходима была реакция, обратная связь, а отсутствие же их злило меня больше всего; но теперь я был уверен, что у меня появится строгий читатель.

В то мгновение, держа в руке яркий билет с изображением огромного пассажирского судна, я подавил в себе сладкие чувства, решив, что радоваться пока нечему, да и некогда; нужно было всё обдумать. Впоследствии кто-то скажет мне, что в этом-то и состояла причина, почему я никогда не сумел погрузиться во внутренний мир музыки: я подавлял свои чувства и много думал. Возможно, в поиске смысла в музыкальных композициях, я очень часто не обращал внимания на силу звука, на те образы, чувства, переживания, которыми бывает переполнено звучание; не пропадал в той удивительной атмосфере, которая создаётся гениями-исполнителями в их творениях. И, наверное, я бы разорвался на части, если бы продолжал воспринимать окружающее лишь через свой неугомонный разум. Прекратить это мне отчасти помогло моё путешествие и то, что произошло со мной впоследствии.

Итак, я всё обдумал, наконец, и решил, что во что бы то ни стало я не вернусь обратно в это лето; и через два дня я нёс чемодан в каюту, затем глядел в окно, где виднелся освещённый солнцем порт; я прогуливался по коридорам, избегая встречи глазами с проходящими мимо меня людьми, немного покачиваясь из стороны в сторону; на душе у меня было и светло, и неспокойно. Я качался, и чувства мои качались: то я возбуждался от ярких лампочек в роскошных комнатах, от взглядов красивых улыбающихся девушек и от того, что ждёт меня впереди, и от того, что я ещё ни разу не был на корабле и что мне всё это очень нравится; то пройдёт мгновение, и вот я уже ощущаю неровность под ногами, становится неприятно от скопления большого количества людей в ресторане, от шума, смеха, грохота, кружащих мою голову вместе с едва покачивающимся полом, и тогда я переставал видеть, что находилось передо мной, падал на стул и бросал потерянный взор на огромную ослепительную люстру, высоко висевшую над белым столом.

Яркая обстановка моего путешествия через океан напомнила мне о той светлой музыке, которая рисует улыбку на лицах тех, кто слушает её. Воображение заполнилось разными звуками, отражающимися в голове и несущимися по всему океану, и, словно во сне, маленький кораблик, летевший по поверхности воды, был переполнен людьми, праздновавшими что-то в течение всего круиза не останавливаясь. В воображении полусна виднелись разноцветные лучи, громкая музыка, звонкий смех и моё отсутствие. Я находился рядом, просто наблюдая за праздником; я хотел быть вместе с этими счастливыми, пусть только сейчас, но по-настоящему счастливыми леди и джентльменами. Я пытался плыть к медленно летящему кораблику, но огромная волна откуда-то появилась в тиши и ударила меня; напрасны были мои попытки, и солнце садилось за горизонт, и звуки праздника утихали, пропадая вдали, а я утопал, не позволяя горьким чувствам дарить мне силы, в глубокой мрачной толще воды.

Но то было лишь сном, а сейчас я вижу, как стоял на палубе, облокачиваюсь на белую металлическую ограду, и смотрел вдаль – туда, откуда я начал свой новый путь, на ту неширокую площадь, одна из всех дорог которой неожиданно осветилась. Горизонт застыл в глазах моих; за ним оставалась моя прежняя жизнь, от которой я убегал куда-то, но воспоминания из которой я обещал себе никогда не оставить. Свежий ветер дул мне в лицо. Как и разум мудрого старца, моя голова наполнена картинками из прошлого. Но дует ветер и сдувает самые тусклые и ненужные из них, исчезновению которых я никак не препятствую. И в это время, стоя перед закатом над бесконечным океаном, я не чувствовал, а думал, к сожалению. И думал я о дорогах; сравнивал несущиеся по асфальту автомобили с летящими по неподвижной водной глади кораблями, представлял грациозно и медленно парящую в неподвижном воздухе птицу. Я стоял в задней части лайнера и видел, как внизу две белые линии пены расходились из-под корабля в разные стороны, образуя узкий треугольник, такую форму появляющейся и сразу же исчезающей дороги океана.