Anakin Skywalker - Туда и оттуда

— Остальные — это кто? — спросила Ари. — Мы, что ли?

— То есть ясно даже и ежу. Нам троим против здешних дуболомов драться напряжно, — буркнул Дракон, имея в виду себя, Мора и Керри.

— Ах, троим? — возмутилась Ари.

Дракон оставил этот выпад без ответа.

Дальше рассказ Майка стал довольно невнятен, но можно было понять, что беседа велась отнюдь не в парламентских выражениях. В конце концов Курон удалился, пообещав устроить упрямому варвару полный набор полагающихся развлечений, как то: экскурсия во владения местного палача, собеседование с ним и прочие прелести.

— Я слышал, что он ответил, — сказал Гил. Майк покраснел.

— Погоди, а как ты его мог услышать, вы же в разных камерах сидели? — поинтересовался Мор.

— Так глотка-то луженая, — пояснила Инка.

— И акустика что надо, — добавил Керри.

Майк провалился бы, если бы мог.

— А что ты ему сказал? — Мору до смерти было любопытно, по какому же адресу Майк послал надворного советника.

— Я тебе потом скажу, отдельно, — пообещал Гил.

— А дальше? — потребовала Ари.

Дальше Курон навестил Гила. Сначала он долго задавал разные вопросы — кто он такой, да с кем путешествует, да кем ему приходится Мак-Лауд. Гил честно ответил, что Мак-Лауд приходится ему Горцем. Курон, которого беседа с Майком привела не в лучшее расположение духа, перешел к угрозам гораздо быстрее. Однако если о буйном нраве Мак-Лауда Курон помнил, то о том, что Гил тоже дрался со стражниками, он как-то забыл. Гил не производил впечатления человека, склонного к маханию кулаками, тем более что по сравнению с Майком выглядел не так внушительно. Поэтому Курон очень удивился, когда ему аккуратно завернули руку за спину, подвели к двери и придали солидное ускорение по филейной части. Один из многочисленных результатов был написан у Гила на лице. Инка про себя порадовалась, что обошлось без травм, хотя, очевидно, пленники были нужны Курону целыми, а в страже у него не иначе как мастера своего дела.

Здесь надо заметить, что разговор шел по-аквитански, но то и дело рассказчики испытывали неодолимую потребность перейти на родной язык, поскольку многим сильным русским выражениям в аквитанском попросту не существовало аналогов.

— Ну и что там было дальше? — спросила Тайка.

— Ничего особенного, — буркнул Майк.

— Чего это ты такой скучный? — поинтересовался Мор.

— Спать хочу, две ночи не спал, — нехотя ответил Майк.

— А чем же ты занимался? — удивился Мор. — Не песни же все орал?

Исходя из личного опыта, он знал, что двое суток подряд орать песни попросту невозможно.

— Ну, одну ночь беседовал с Куроном…

— А на другую к тебе явилось прекрасное видение?

Бывшие узники переглянулись и намертво замолчали.

— Анри, мальчик мой, — вступил в разговор отец Ивейн, — в какой башне вас держали?

— В северной, на втором ярусе, — коротко ответил Анри.

— В былые времена эта башня называлась Веселой, — в голосе аббата не осталось и тени шутливости. — И местные заплечных дел мастера предпочитают работать по ночам.

Инка вздрогнула. Софи ахнула:

— Вы были там… в подвале? — Она обвела глазами Анри, Гила и Майка.

— Меня водили туда… посмотреть, — сказал Анри. — Это называется устрашение.

В комнате повисло тяжелое молчание. Все отводили глаза друг от друга, стараясь не думать о том, что если бы… И в этой тишине Анри совсем тихо произнес:

— Там был мэтр Реми… врач нашей семьи. А башня построена так, что слышно на всех ярусах.

— Если ложиться спать утром, то когда же жить? — глубокомысленно спросил Мор, обнаружив, что в два часа пополудни проснулись только Инка, Гил и Тайка. Остальные спали сном праведным.

— Пусть спят, жалко тебе, что ли? — сказала Тайка. Она уже успела поцапаться с Керри и была слегка не в духе.

Инка выглядела довольно бодро, но бледно. Сам Мор был встрепан по обыкновению, поскольку еще не умывался, и небрит. Впрочем, бриться он сегодня так и не собрался бы, если бы не Гил, который разумно заметил, что сегодня есть и горячая вода, и чистое полотенце и вообще удобства, а завтра будет неизвестно что. Сам Гил выглядел абсолютно готовым к немедленным действиям. Даже ссадина на лбу поджила.

Остальные изволили проснуться только к вечеру. Даже Дракон, который обычно был сторонником жесткого распорядка дня, ничего язвительного по этому поводу не изрек, поскольку было ясно, что отдохнуть после таких потрясений не мешает.

Прощальный ужин был умеренно веселым. Отец Ивейн заговорил об их намерениях. Инка слегка расстроилась, когда Анри твердо заявил, что собирается отправиться в командорство своего ордена. Что это за орден, он не сказал, но, видимо, и Софи, и отец Ивейн об этом знали. Причем был Анри еще не рыцарем, а только оруженосцем.

— Оруженосец без оружия, — невесело усмехнулся Анри. — Тот меч, что подарил мне отец, отобрали при аресте.

— Хм, прискорбное происшествие, — рассеянно отозвался отец Ивейн. — Впрочем, если мне не изменяет память, тот меч был просто хорошим оружием — и не более…

— А разве рыцарю нужно что-то кроме того?

— Да. Видимо, пришло время наследию перейти к законному наследнику. Подождите-ка, молодые люди.

Аббат подошел к алькову, закрытому шелковыми занавесями, и отдернул их. В нише над невысоким алтарем висело распятие. Отец Ивейн благоговейно перекрестился и осторожно достал откуда-то из-за распятия меч.

— Этот меч — древняя реликвия нашего рода, — голос отца Ивейна был торжественным. — И именно за ним охотился нечестивец Курон. Но наследие сие находилось под охраной Господа.

Почтенный аббат привычной воинской хваткой держал в руках сияющий меч. В серебряной рукояти переливались сапфиры, на клинке огнем горели угловатые руны.

— Прими же, сын мой, это оружие, — провозгласил отец Ивейн, — и будь достоин славы тех, кто носил его.

Анри опустился на колени, принимая меч в протянутые ладони. Остальные смотрели во все глаза.

— И знай, что если даже сам Курон явится отнять у тебя этот меч, то не сможет сделать этого, — сказал аббат, когда Анри поднялся. — Ибо не могут коснуться сего оружия руки, запятнанные черным колдовством.

— А если демон?.. — спросил Керри, который до этого сидел, как мышь под метлой, зашуганный окружающей святостью.

— Демон? — лукаво усмехнулся отец Ивейн. — Это ты, что ли? Ну попробуй.

Керри потянулся было к рукояти меча, боязливо отдернул руку, потом все-таки осмелился и прикоснулся. Ничего не произошло. Он подержался еще немного, потом пожал плечами и отошел.

— Это говорит о том, что нет в тебе зла, — пояснил отец Ивейн. — Вот если бы ты служил Князю Бездны…

— Да-а, — протянул Майк. — Вот это оружие! А не подскажете ли, где я могу найти меч для себя? У меня ведь тоже отобрали.

— Ну, ничего столь же древнего и славного предложить не могу, но кое-что подыщу… — Выйдя в соседнюю комнату, он вернулся с длинным мечом в руках — вроде того, что был у Майка до ареста. — Этот меч принадлежал моему прадеду и неплохо послужил ему при обороне от нашествия язычников-норманнов… уж не сочтите за оскорбление, юноша… — Отец Ивейн покосился на "молот Тора", висящий на цепочке на шее Майка.

— Да нет, я ничего, — ответил Мак-Лауд, беря меч из рук настоятеля. — Благодарю вас, святой отец.

Аббат хмыкнул и благословил его.

"На сем торжественная часть закончилась," — подумала Инка. И точно, о делах за ужином говорили мало. Отец Ивейн рассказывал о том, как в молодости служил в королевской гвардии вместе с Антуаном де Силлеком, отцом Анри, как потом встретил магистра Одвина и чем это для него кончилось. Для Ивейна д'Орреля, конечно. По его рассказам выходило, что господин надворный советник тоже числился в учениках Одвина. Учеником он оказался, однако, неблагодарным, и, вопреки запрету учителя, занялся черной магией. Знали об этом немногие, а кто знал — особо не распространялись.

— То-то у него Библия в кабинете пылью покрыта, — заметила Инка. — Там же крест серебряный на переплете.

Поговорили и о демонах — коих, по мнению отца Ивейна, следовало строго отличать от бесов и дьяволов, слуг Князя Бездны, Сатаны, и об эльфах, кои, вопреки распространенному мнению, ни серебра, ни молитвы не боятся, поскольку и они — твари Божьи. Потом стали петь песни. Мора, как всегда, потянуло на стеб, но потом все же он спел "Полями ангел смерти прошел…", после чего отдал гитару Зайке. Зайка долго думала, и, наконец, решила, что к случаю очень подходит "Крысонька".

Когда Зайка сказала, что все, хватит на сегодня, Анри подал лютню кузине.