– Я попробую.
– Вот и молодец. Теперь утри глаза, наштукатурься, а я пойду возьму билетики.
Иззи мне здорово обрадовался.
– Я уж думал, ты сбежала, или заболела, или еще что. Вот, держи билетик.
– Дай мне два. Один – для подруги. И еще, Иззи – я тебе буду очень благодарна, если ты ее не выгонишь, пока не останутся только две пары. Нам очень нужно. Малышка из деревни, мечтает произвести впечатление на своего парня.
– Конечно, без вопросов. Вот, получай. Твой номер – тридцать шестой, ее – десятый. – Он понизил голос: – Не перепутай, смотри!
Я вернулась на галерею. По дороге остановила Чарли.
– Этот танец мы с вами танцуем вместе.
Он заулыбался во весь рот.
Миссис Чарли уже привела себя в порядок – посмотришь на нее, она никогда в жизни слезинки не проронила. Все-таки у девочки был характер.
Я сказала:
– Идем. Крепче держи билетик и не вздумай спотыкаться!
Вы, наверное, видели эти конкурсы у «Гейзенхаймера». А если не у «Гейзенхаймера», так еще где-нибудь. Они везде одинаковые.
Вначале участников было так много, что и повернуться негде. А еще говорят, что в наше время на свете не осталось оптимистов! У всех были такие лица, словно они обдумывают, где лучше поставить кубок – в спальне или в гостиной. Что тут скажешь, надежда – светлое чувство.
Скоро Иззи начал объявлять выбывших. Начальство любит, когда он хохмит, так что он старался вовсю:
– Ном-мера седьмой, одиннадцатый, двадцатый – будьте так добры, вернитесь к своим безутешным друзьям.
На площадке стало попросторней, и оркестр опять заиграл.
Через несколько минут Иззи опять завел:
– Ном-мера тринадцать, шестнадцать и семнадцать – всего хорошего!
И мы пошли плясать дальше.
– Ном-мер двенадцатый, безумно жаль с вами расставаться, но – возвращайтесь за свой столик!
Пухленькая девушка в красной шляпке, которая танцевала с доброй улыбкой, как будто развлекала детишек, удалилась с площадки.
– Ном-мера шесть, пятнадцать и двадцать, ваша песенка спета!
Скоро остались только мы с Чарли, миссис Чарли с парнем, которого я с ней познакомила, и какой-то лысый тип с девушкой в белой шляпке. Он был из упорных. Весь вечер танцевал без передышки – я видела его с галереи.
Азартный был малый, ничего не скажешь. В другой раз я бы пожелала ему выиграть, но – не судьба, увы.
– Ном-мер девятнадцать, вы совсем запыхались. Сядьте, отдохните!
И вот остались только две пары – мы с Чарли и миссис Чарли со своим партнером. У меня каждый нерв трепетал от волнения и неизвестности, правильно? Да нет, не трепетал.
Чарли, как я уже намекала, во время танца не слишком следил за своими ногами. Ну как же, он вышел всех поразить своим шиком, станет он отвлекаться на посторонние предметы! На заочных курсах не учат делать два дела сразу. Например, танцевать и одновременно смотреть по сторонам. Поэтому Чарли даже не подозревал, какая драма разыгрывается на танцплощадке. Он решительно сопел мне в шею, не отрывая взгляда от пола, и знал только одно – что участников конкурса осталось мало и честь города Эшли, штат Мэн, в его руках.
Вы знаете, как зрители оживляются, когда остаются всего две пары. Даже я иногда забываюсь и начинаю волноваться, хотя сама – в одной из этих пар. Воздух словно звенит, зрители за столиками начинают аплодировать… Если не знать всю внутреннюю механику, сердце так и замирает.
Мой натренированный слух быстро различил, что публика приветствует не нашу с Чарли пару. Мы проходили круг за кругом без единого хлопка, а всякий раз, как миссис Чарли и ее партнер доберутся до очередного угла, шум стоял такой, как в день выборов. Она произвела фурор, это точно.
И совсем не удивительно, если на нее посмотреть. Девочку было не узнать – ничего общего с тем, какой она была на галерее. Я в жизни не видела, чтобы человек выглядел таким счастливым и уверенным в себе. Глаза у нее сияли, словно фонарики, щеки разрумянились, она держала себя, как победительница. Я понимала, почему она так нравится публике. Посмотришь на нее, и как будто оказался в деревне в августе. Сразу приходят на ум парное молоко, свежеснесенные яйца и птичье пение. Забавные они, эти городские жители – вечно выпячивают грудь и твердят, что, мол, им и захудалого Нью-Йорка хватит, и что в раю есть улица под названием «Бродвей», и так далее; а сами, по-моему, только и живут ради тех трех недель в году, когда выбираются за город. Я совершенно точно знала, почему они болеют за миссис Чарли – она напоминала им о том, что скоро отпуск и они будут жить на ферме, пить прямо из старой дубовой бадейки и называть коров по именам.
Да что там, я и сама чувствовала то же самое. Весь день провинция тянула меня к себе, и чем дальше, тем хуже.
Я бы даже почуяла сейчас аромат свежескошенной травы, будь мы не у «Гейзенхаймера» – потому что ароматы «Гейзенхаймера» не оставляют места для конкуренции.
– Работайте, работайте, – сказала я своему партнеру. – А то мне что-то кажется, что мы отстаем.
– Угу! – ответил Чарли деловито. Он так сосредоточился, что даже не моргал.
– Исполните это ваше новомодное па, оно нам пригодится.
Как он старался – это было просто потрясающе!
Краем глаза я видела Иззи Баэрмана, и выглядел он довольно-таки несчастным. Он морально готовился огласить судейское решение – знаете, из тех, когда рефери выкрикивает имя победителя, ныряет под канаты и бежит без оглядки, спасаясь от разъяренных зрителей. Если бы не такие вот казусы, у него была бы идеальная работа. Мейбл Фрэнсис рассказывала – однажды, когда Иззи объявил ее победительницей, она думала, будет бунт. И сейчас явно был такой же случай. Не приходилось гадать, кого зрители хотят видеть обладательницей кубка «Очарование». Приз прямо-таки просился в руки миссис Чарли, а мы с Чарли так, мимо проходили.
Однако у Иззи свои обязанности, за которые ему платят жалованье, так что он облизал губы, огляделся, проверяя, свободны ли стратегические пути к отходу, два раза сглотнул и сипло выговорил:
– Ном-мер десять, прошу удалиться!
Я сразу остановилась и сказала Чарли:
– Пошли. Нам сигнал покинуть сцену.
И мы ушли с площадки под гром аплодисментов.
– Ну что, – сказал Чарли, утирая платком лоб – он взопрел не хуже деревенского кузнеца. – Мы, в общем, неплохо выступили, правда? Прямо скажем, неплохо! Мы…
И тут он посмотрел на галерею, ожидая увидеть, как восхищенная жена любуется им, перегнувшись через поручень, но по дороге его глаз зацепился за нее значительно ближе – прямо на танцевальной площадке.
И мужем она не любовалась. Не до того ей было.
Для малышки это был настоящий триумф. Они с партнером исполняли финальный круг почета, как это принято у «Гейзенхаймера», а публика стоя приветствовала их. Зрители хлопали в ладоши с такой силой, как будто поставили на эту пару всю свою наличность.
Чарли присмотрелся и со стуком уронил челюсть.
– К-как же это… К-как же это… – забормотал он.
Я сказала:
– Я вас понимаю. Похоже, ваша жена все-таки танцует неплохо даже для большого города. Сдается мне, кое-кого слегка умыли, верно? Сдается, зря вы не догадались сами ее пригласить!
– Я… я… я…
– Вы присядьте, – посоветовала я. – Выпейте чего-нибудь холодненького, сразу полегчает.
Он заковылял за мной к столику с таким видом, будто его только что переехал трамвай. Мистер Чарли пребывал в глубоком нокдауне.
Я хлопотала вокруг него, обмахивала полотенцем, подносила кислородную маску и, верите ли, далеко не сразу сообразила оглянуться – как ко всему этому отнесся Иззи Баэрман?
Если вы можете себе представить нежного и любящего отца, которого единственный сын ни с того ни с сего ударил кирпичом по голове, потом еще попрыгал у него на животе и сбежал, прихватив все семейные денежки, то примерно так и выглядел бедняга Иззи. Он уставился на меня с другого конца зала и что-то шептал сам себе. Руки у него дергались. То ли он воображал, что разговаривает со мной, то ли репетировал, как станет докладывать боссу о том, что кубок «Очарование» достался безвестной девице со стороны – не знаю. Во всяком случае, он был ужасно красноречив.
Я ему кивнула – мол, все будет хорошо – и опять повернулась к Чарли. Тот уже потихоньку приходил в себя.
– Она выиграла кубок! – ошарашенно сказал Чарли и посмотрел на меня, как будто я могла что-то исправить.
– А то!
– Как же это… Что скажете?
Тут я поняла, что пришло время вправить ему мозги.
– А вот что я вам скажу: забирайте-ка вы свою малышку и везите прямиком в Эшли, или где вы там травите туземцев своими халтурными рецептами, да поскорее, пока она не заразилась Нью-Йорком. Когда мы с ней разговаривали на галерее, она рассказала про одного типа из вашей деревни, который здорово нарвался – как бы и вам тоже не нарваться.
Чарли выпучил глаза.
– Она рассказала вам про Джека Тайсона?
– Точно, так его и звали – Джек Тайсон. Он позволил своей жене увлечься Нью-Йорком. Прохлопал ушами и потерял ее. Как вы думаете – наверное, ваша жена неспроста о нем вспомнила? Не собирается ли она тоже от вас сбежать?
