чем дольше он смотрел туда, тем больше убеждался, что Пятачка там нет.
— Он ушёл из дому, — грустно сказал Пух, — вот в чём дело. Поэтому его и нет дома! Придётся мне прогуляться одному и самому обдумать всё это. Обидно, досадно!
Но сначала он решил всё-таки, чтобы окончательно удостовериться, постучать очень-очень громко… И ожидая, пока Пятачок не ответит, он прыгал, чтобы согреться, и вдруг в его голове внезапно зазвучал шум, и он показался Винни хорошим шумом, который может, пожалуй, многим понравиться.
Иду вперёд —
(Тирлим-бом-бом).
И снег идёт
(Тирлим-бом-бом).
Хоть нам совсем-
Совсем не по дороге!
Но только вот —
(Тирлим-бом-бом),
Скажите, от —
(Тирлим-бом-бом),
Скажите, от —
Чего так зябнут ноги?!
— Тогда я вот что сделаю, — сказал Винни-Пух. — Я сделаю так: просто сперва пойду домой и посмотрю, который час, и, может быть, надену шарф, а потом я пойду навещу Иа и спою ему эту Шумелку.
Винни побежал домой, и по дороге он так был занят Шумелкой, которую ведь надо было окончательно отделать, перед тем как спеть её Иа, что, когда он внезапно увидел перед собой Пятачка, уютно устроившегося в его лучшем кресле, Пух смог только почесать в голове и впасть в глубокое раздумье — в чьём же доме он находится?
— Эй, Пятачок, — сказал он, — а я думал, тебя нет дома.
— Нет, — сказал Пятачок, — это тебя нет дома, Пух.
— Пожалуй, правильно, — сказал Пух, — во всяком случае, одного из нас нет дома.
И он посмотрел на часы, которые вот уже третий месяц показывали без пяти одиннадцать.
— Ура, ура, уже почти одиннадцать, — сказал Пух радостно, — как раз пора чем-нибудь подкрепиться!
И Винни-Пух полез в буфет.
— А потом мы пойдём гулять и споём мою Шумелку Иа, — добавил он.
— Какую Шумелку?
— Ту самую, которую мы собираемся спеть Иа, — объяснил Пух.
Спустя полчаса, когда Пух и Пятачок отправились в путь, часы, к их утешению, всё ещё показывали без пяти одиннадцать. Ветер утих, и снег, которому надоело вертеться, пытаясь поймать самого себя за хвост, тихонько спускался вниз, и каждая снежинка сама отыскивала себе место для отдыха. Порой этим местом оказывался нос Винни-Пуха, а порой нет, и спустя немного времени у Пятачка вокруг шеи появился белый шарф, и за ушами у него было так снежно, как ещё никогда в жизни.
— Пух, — сказал он наконец, слегка запинаясь, потому что ведь ему не хотелось, чтобы Пух подумал, что он сдаётся. — Я вот о чём подумал: а что если мы сейчас пойдём домой и поучим как следует твою песню, поупражняемся, а потом споём её Иа. Завтра… или… или, например, как-нибудь в другой раз, когда мы его случайно встретим?
— Это очень хорошая мысль, Пятачок! — сказал Пух. — Мы будем сейчас повторять Шумелку по дороге, но только дома её повторять не стоит, потому что это специальная Дорожная Шумелка для Снежной Погоды, и её надо петь на дороге, когда идёт снег.
— Обязательно? — тревожно спросил Пятачок.
— Да ты сам поймёшь, Пятачок, если послушаешь, потому что она вот как начинается:
Иду вперёд,
Тирлим-бом-бом…
— Тирлим что? — спросил Пятачок.
— Бом-бом, — сказал Пух. — Я вставил это, чтобы она была громче.
И снег идёт,
тирлим-бом-бом,
Хоть нам…
— А ты разве не сказал «иду вперёд»?
— Да, но «вперёд» был впереди.
— Впереди тирлим-бом-бома?
— Это же был другой тирлим-бом-бом, —сказал Винни-Пух, уже несколько сбитый с толку.
И он запел снова.
Идём
Вперёд (Тирлим — бом-бом),
И снег
Идёт (Тирлим — бом-бом),
Хоть нам
Совсем-совсем не по дороге!
Но только
Вот (Тирлим — бом-бом)
Скажите,
От — (Тирлим-бом-бом),
Скажите,
Отчего так стынут ноги?
Он спел Шумелку от начала до конца таким манером, и, пожалуй, так она стала ещё лучше, и, окончив, Винни замолчал в ожидании, что Пятачок скажет, что из всех Дорожных Шумелок для Снежной Погоды, которые он когда-либо слышал, эта — самая лучшая.
Пятачок после долгого серьёзного размышления высказал своё мнение:
— Пух, — сказал он задумчиво, — по-моему, не так ноги, как уши!
К этому времени они уже подходили к Унылому месту, где жил Иа, и так как у Пятачка за ушками всё ещё было очень снежно и ему это начинало надоедать, они свернули в небольшую сосновую рощицу и присели на калитку, которая туда вела. Теперь снег на них не падал, но всё ещё было очень холодно, и, чтобы не замёрзнуть, они спели Шумелку Пуха шесть раз от начала до конца (Пятачок исполнял все тирлим-бом-бомы, а Пух всё остальное), причём оба в нужных местах колотили по изгороди палочками. Вскоре им стало гораздо теплее, и они смогли продолжить разговор.
— Я сейчас думал, — сказал Пух, — и думал я вот о чём: я думал про Иа.
— А что ты думал про Иа?
— То, что ведь бедному Иа негде жить.
— Негде, негде, — согласился Пятачок.
— У тебя есть дом, Пятачок, и у меня дом, и это очень хорошие дома. И у Кристофера Робина есть дом, у Совы и Кенги и у Кролика тоже есть дома, и даже у Родственников и Знакомых Кролика тоже есть дома или что-нибудь в этом роде, а у бедного Иа нет совсем ничего. И вот что я придумал: давай построим ему дом.
— Это замечательная мысль, — сказал Пятачок. — А где мы его построим?
— Мы построим его здесь, — сказал Пух, — на опушке этой рощицы. Тут нет ветра, и тут я об этом подумал. Мы можем назвать это «Пухова Опушка», и мы построим для Иа на Пуховой Опушке — ДОМ ИА.
— Ой,