стремились от меня отделаться. Я в общем и так им не слишком мешала. Сколько
себя помню, они жили своей жизнью, а я своей. Меня фактически воспитала
кормилица; среди заменивших семью людей, щедро делившихся со мной
душевным теплом, были ещё некоторые слуги, а также наш кастелян. Последний на
некоторое время стал для меня неким подобием не то дяди, не то старшего брата; с
ним я могла поговорить на отвлечённые темы и обсудить интеллектуальные
вопросы, которые слугам были не слишком интересны или книги, которых они не
читали. Родители же всю дорогу были рядом, но скорее в образе неких дальних
родственников, которые появлялись, улыбались, говорили между делом пару слов,
и снова испарялись. У них были свои дела - карточные игры, балы, скачки, да мало
ли что ещё. И самое главное, такой образ жизни всех устраивал, так что тут я как
раз не жалуюсь.
Но вот потом наступил момент, когда у семейства Антего вдруг закончились
деньги. Впрочем, как я теперь понимаю, вовсе не вдруг. Хоть мой отец и являлся
графом, состояние у него с самого начала было не огромное. При разумном
использовании оного тем не менее можно было прожить вполне достойно. Штука
заключается в том, что разумное использование денег не входило в число
достоинств моих родителей. Как отец, так и мать предпочитали жить на широкую
ногу, не слишком задумываясь о последствиях. И в один прекрасный момент
оказались на грани разорения.
Но им повезло. В один выгодный проект они всё-таки деньги вложили. А именно
в меня. Как известно, молодая дочь, получившая хорошее воспитание,
привлекательная внешне и принадлежащая к графскому роду, - это прекрасный
способ заработать кругленькую сумму. Если, конечно, выгодно её продать. Тут уж
предпринимательская жилка, до сих пор никак не проявлявшаяся в моих родителях,
сработала на ура. Жених нашёлся очень быстро. Барон Ренуар Лужье. Тридцати
четырёх лет, недурён собой, и, хотя немного ниже нас по титулу, чрезвычайно,
умопомрачительно богат. И был вполне готов, получив в свой дом юный цветок в
моём лице, материально возместить моим родителям такую потерю.
Не то чтобы я пришла в восторг от планируемого брака, но и в штыки, как
Мирейа, эту идею не приняла. Скорее решила выяснить как можно больше про
своего жениха до первой с ним встречи, которая должна была стать и помолвкой. И
стала собирать информацию. А вот собранные сведения чуть не заставили меня
поседеть в девятнадцать лет. Слухи про жениха ходили пренеприятные и, мягко
говоря, пугающие. Если судить по этим слухам, он был самым настоящим
садистом. Запорол до смерти шестерых слуг. Не до смерти - так и вовсе без счёта.
Насиловал горничных. Да и другие услышанные мной подробности никак не
вписывались в картину мира, которую привыкла рисовать себе юная графская
дочка.
Естественно, я не стала скрывать полученную информацию. Наоборот, пошла к
родителям с просьбой отменить все договорённости с бароном. и подробно
объяснила им, каковы причина моего отказа. У меня не возникало ни малейших
сомнений в том, что после этого речь о свадьбе даже не зайдёт.
Тем более велико было моё удивление, когда родители отмахнулись от этого
рассказа, как от назойливой мухи. Право слово, стыдно, дорогая дочь,
прислушиваться к досужим сплетням. Люди всегда болтают, такова их природа.
Тем более про богатых и знатных людей - ведь у них много завистников. А слуги
что? Слугам всегда кажется, будто их наказали несправедливо, даже если в
действительности для порки была вполне уважительная причина. Смертельный
исход такого наказания? Преувеличение. Ну, и наконец, даже если у всех этих
обвинений и есть хоть какие-то основания, то, что богатый человек позволяет себе
с горничными, он никогда не позволит себе с женой. Так что мне беспокоиться
буквально-таки не о чем.
Хм, даже если и так, меня совсем не радовала перспектива день за днём
наблюдать, как мой супруг избивает и насилует женщин. Но что-то заставляло меня
сильно сомневаться и в том, что с собственной женой он окажется так-таки
паинькой. Жизненного опыта у меня на том этапе было мало, но голова на плечах
имелась, и эта голова умела рассуждать здраво. И напрашивающиеся выводы мне
мягко говоря не нравились.
В пользу моих родителей следует сказать, что они действительно искренне
верили в то, что говорили. Они и правда считали, что встревоженная предстоящей
свадьбой дочь беспокоится по пустякам и раздумает мелкие проблемы до огромных
размеров в силу романтического настроя, свойственного юным девушкам. О том,
что излишняя романтичность никогда не была свойственна их дочери, они не знали,
что и неудивительно. Для этого, как-никак, надо общаться с человеком чуть более
глубоко, нежели на уровне "Привет, дорогая! Ты прекрасно выглядишь! А у меня
для тебя новая кукла".
Я разговаривала с родителями неоднократно. Сначала старалась донести до них
всевозможные логические доводы. Это не имело ровным счётом никакого эффекта,
поэтому я попробовала повышать голос. Требовала, настаивала, топала ногой. Без
толку. Единственным результатом была разыгравшаяся у матери мигрень.
Возможно, лучше помогли бы слёзы, но плач уже тогда был мне совершенно
несвойственен.
Что поделать? Дело дошло до знакомства и помолвки. Жених, коренастый
мужчина с круглым лицом, светло-карими глазами и полноватыми губами, был
намного старше меня, однако старым это его не делало. К тому же он поддерживал
хорошую физическую форму. И вовсе не производил впечатление такого уж
страшного человека. Был обходителен, вежлив, воспитан, улыбчив. Мои родители
пришли в полный восторг. И даже кидали на меня подбадривающие взгляды. Мол,
видишь, не так страшен чёрт, как его малюют. На самом-то деле всё хорошо. А мы
ведь сразу говорили!
А потом нас ненадолго оставили наедине. Барон по-прежнему улыбался, но от
взгляда его светлых глаз мне почему-то стало не по себе. А он шагнул ко мне и
быстро заставил отступить к самой стене. Немного постоял ко мне вплотную,
просто разглядывая, как кошка мышку. Потом извлёк из кармана коробочку и
вытащил из неё кольцо. Золотое. с крупным камнем. Родителям бы точно
понравилось.
- Вы позволите? - осведомился он.
Я неуверенно повела плечом. А что мне оставалось?
Он начал было надевать кольцо на мой безымянный палец. Но вдруг остановился
и вместо этого поднёс камень к подушечке моего пальца. Камень был неровный, с
острыми краями и напоминал соединённые друг с другом осколки. Одним таким
осколком барон надавил на мой палец. При этом пристально, неотрывно следя за
моей реакцией.
Я с шумом втянула воздух, когда на подушечке выступила капля крови. А он не
остановился, продолжил надавливать на палец. Сжав зубы, я подняла голову и с
вызовом встретила его взгляд. Он ещё немного поглядел на меня, прищурившись,
затем улыбнулся и надел кольцо мне на палец.
- С тобой будет интересно, - сказал он, после чего, не произнеся больше ни слова,
распахнул дверь и, выйдя в соседнюю комнату, торжественно сообщил всем, что
помолвка состоялась.
Я не снимала это кольцо. Я оставила его на пальце, чтобы оно каждую секунду
напоминало о том, что меня ожидает. Чтобы я не вздумала расслабляться до тех
пор, пока не найду из этой ситуации выход.
А выход не находился. Разумеется, я рассказала родителям об эпизоде с кольцом и
предъявила в качестве доказательства пораненный палец, но это и вовсе списали на
буйную фантазию. Подумаешь, поцарапалась о кольцо, зато до чего камень
красивый! А уж какой дорогой!
А дочкина фантазия меж тем разыгралась пуще прежнего после того, как ей
удалось отыскать одну из горничных, пострадавших в своё время от издевательств
барона Лижье. Выслушав её историю, я побледнела и впала в состояние
оцепенения. Мышцы словно затвердели, а в горле застыл ком. В итоге я пришла в
себя и долго успокаивала рыдающую женщину, а потом, не раздумывая, дала ей
денег - много денег для человека её сословия, чтобы она получила возможность
начать новую жизнь подальше от этих мест.
Я и сама обдумывала вариант сбежать из дома. Беда - а впрочем, скорее счастье -
заключалось в том, что, в отличие от романтически настроенных барышень, я стала
просчитывать последствия. Выводы совершенно не обрадовали. Тем более, что
несколько подобных историй я знала. Девушки либо возвращались к родителям
спустя произвольное количество времени, весьма потрёпанные и умоляющие о
прощении, либо не возвращались, но опускались при этом на самое дно. У молодой
женщины моего сословия просто не было шансов достойно вести самостоятельную