Потом – вторая мировая война, три года армии. Служил в Тегеране, в Каире. Вернулся домой, женился на Марианне Эджер, студентке, изучавшей нейрофизиологию и фармакологию. Всю жизнь они прожили счастливо, вместе работали, родили дочку и сына.
Продолжил образование: в Гарвардском университете получил степень доктора психологии и проработал там год в исследовательской лаборатории общественных отношений. Здесь я бы поставил восклицательный знак: будущий великий нейрофизиолог занимался сначала психологией и социологией. В Гарварде работал с Парсонсом, величиной номер один в социологии новейшего времени; стал даже соавтором одной из его книг о семейных отношениях.
– Вот это размах. Психология, социология, физиология, семейные отношения, нервные клетки… Эпоха-то ведь в науке уже к тому времени наступила другая. Эпоха все более узкой специализации, нескончаемого дробления предметов исследования, разобщения ученых…
– Да, вавилонская башня современной науки тогда вознеслась уже высоко, интеллектуальное и нравственное измельчание научного люда набирало обороты, духоубийственный профессиональный кретинизм расцветал. По счастливому совпадению характера и обстоятельств, Джим получил от этой болезни прививку.
Социология и психология разожгли в нем интерес к тому, что движет нами изнутри – что побуждает жить, действовать, мыслить, – интерес к мотивациям поведения. Чтобы изучать мотивации, понял Джим, – нужно изучать мозг. Пока мозг не понят теоретически и не освоен практически, всяческие нормы поведения, законность, этика и мораль, сколь ни казались бы убедительными и благими, останутся построенными на песке.
И вот, оставив работу исследователя-социолога и преподавателя психологии, тридцатилетний Джеймс Олдс отправляется дальше учиться и работать в Канаду, в этот вот самый Мак-Гиловский университет, в лабораторию Дональда Хэбба, маститого нейропсихолога, автора фундаментального труда «Организация поведения».
Под руководством нового шефа Джим собирался основательно забраться в мозги, для чего прежде всего изучить техники записи биоэлектрических импульсов и реакций мозга на микроэлектрические раздражения.
Но Хэбб вдруг уехал в длительный отпуск (писал, кажется, новую книгу). Оставил Джиму ключи от лаборатории с кучей приборов, в которых новоиспеченный мозговед пока что не петрил, и сказал на прощание: «Ты тут разбирайся, парень. А к моему приезду сделай какое-нибудь открытие».
Это была шутка мэтра, оказавшаяся предсказанием. Или внушением, очень действенным.
Со свойственным ему неукротимым оптимизмом, с горящими глазами Джим взялся за освоение приборов и техник. Пришла тут же помощь от Провидения в лице Питера Мильнера, университетского студента, работавшего в хэббовской лаборатории. Застенчивый юноша, ныне почетный профессор того же университета, автор могучих монографий по мозговедению, лауреат многих премий и прочая, и в то время по экспериментально-методической части уже был асом. За пару недель Питер научил Джима вживлять в мозг крыс электроды, наносить слабым током точечные раздражения и записывать биоэлектрическую активность.
Джим начал работать.
Поначалу хотел продолжить опыты сенсационно известного мозговеда Хосе Дельгадо из Иельского университета. Только что Дельгадо объявил, что открыл в глубине мозга зоны отрицательного подкрепления, а по-человечьи говоря, наказания. Получив в эту зону электроимпульс, животное начинает делать все от него зависящее, чтобы такого больше не повторилось.
– Олдс, стало быть, не был пионером открытия ада?
– Не был. Но и Дельгадо не первым залез в мозг и был не единственным, кто обнаружил там области «больше-не» и «давай-еще» . До него на такие участки в мозгу человека наталкивались оперирующие нейрохирурги, а также один психиатр – случай особый, рассказ отдельный.
Адские зоны так выразительно дают о себе знать, что трудно их не заметить. Но только Олдс по-настоящему превратил замеченное в экспериментально-исследовательскую модель.
Одна из могущественных адских областей находится в самом верху мозгового ствола – в так называемом таламусе (буквально – бугор), где собираются в один узел провода боли со всего тела. Редко, но все же встречается в клинике синдром так называемых таламических болей, когда у человека безумно болит все и сразу.
– Так это же и есть ад в чистом виде.
– Как и боль душевная, местоположение которой в мозгу менее определенно.
– Можно бы догадаться и безо всяких опытов, что если мы чувствуем боль там и сям, то она должна иметь и свое головное представительство, центр какой-то.
– Догадка – еще не доказательство. Однажды в детстве я нечаянно наступил сам себе правой ногой на левую и чуть сознание не потерял от ужасной боли. У меня там болесобирающий нервный кабель аномально проходит – не в глубине, среди мышц и связок, как на правой, правильной ноге, а прямо под кожей, такая вот ахиллесова стопа с адской кнопкой – всю жизнь пытки терплю от нее, а пытки заставляют иногда думать. Вот и додумался, что боль – древо познания зла внутри нас. Листья и мелкие веточки – по всему телу, ветки покрупней – кое-где, а ствол и корень – в голове.
О том, что есть центры удовольствия, что и наш внутренний рай – древо познания добра или его обещания, – тоже догадаться можно без опытов, лишь внимательно относясь к себе и другим и немножко думая. Почему и люди, и животные, так любят ласку, почему им приятно, когда их гладят и чешут?
– Не всегда и не всем…
– И не во всех местах. Есть и адские наружные выходы, места-недотроги – об одном своем, нетипичном, я только что рассказал – и нейтральные пространства. Нравится или нет, приятно или неприятно – зависит и от индивидуальности и от опыта, и от настроения. Рассерженная или испуганная кошка, или психопатичная, бывают и такие, – не даст себя погладить никому. Но нормальная кошка в спокойном состоянии охотно подставит под ласку и спинку, и голову, и за ушком, и под подбородком понравится, если нежно и деликатно… А вот хвост не трогайте, и брюшко, в отличие от собаки – ни-ни.
– Можно, значит, составлять телесные карты рая и ада, их зон и точек?
– Да, и обобщенные, и индивидуализированно-уточненные. И не простые карты, типа известных ныне каждому любознательному подростку карт эрогенных зон, а многомерные, мультимодальные.
Рай и ад – древнейшие стражи и служители Жизни во всей ее целостности, во всех измерениях. Ими обеспечивается и личное самосохранение, и продолжение рода, и, можно думать, его развитие, дальнее будущее. Есть ады и раи вкусовые, запаховые, слуховые, двигательные, вестибулярные, внутренностные; есть и еще какие-то, которым названия пока нет…
– Рай душевный и ад душевный – в этом же списке?
– В этом же, на другом уровне.
– Мою подругу пару месяцев назад бросил муж. Живет в душевном аду. Не помогают ни успокаивающие, ни антидепрессанты. А ее трехлетняя дочка после ухода отца начала заниматься онанизмом.
– Ребенок глубинно связан с родителями, и особенно с физическим и душевным состоянием матери. Ад в доме, перетекающий в душу, неосознанно нейтрализует самым доступным средством. Детский онанизм – тоже «открытие центров рая» с одного из телесных входов. Как и сосание соски или пальца – использование вхолостую врожденного аппарата: замыкание кольца положительной обратной связи.
– А другие зависимости: курение, алкоголизм или любая другая наркомания? Привычка грызть ногти? Неотрывно смотреть мультики?.. Азартные игры, компьютерные, шопингомания – все эти бесчисленные, подсадки осуществляются через тот же райский мозговой механизм?
– И через райский, и через адский, во взаимодействии. С разными промежуточными инстанциями, цепочками связей – но суть одна, и главные центры – одни и те же.
D-r Mozg. Recipe № 8.
Отказ через раз. Антизавис: как развить волевые мускулы.
Даже при сильной зависимости не так уж трудно ввести в привычку: один раз из трех, а лучше из двух, отказываться от вожделенного: не выпить, не закурить, не съесть сладкое… (подставить лично значимое: например, не залезть в интернет). Так разовьется воля и установится баланс между волей и зависимостью. Прибавится здоровья, сил, денег, самоуважения и радостей жизни.
Пришел, увидел и открыл
