Когда я молчу, он добавляет:
— Это долгая поездка в середине ночи, Венди. Думаю, это поможет мне не уснуть.
Прекрасно. Я могу просто притворяться, что разговариваю с кем-то ещё.
— Они всегда казались в два раза больше меня, хотя я и была старшей. — Я замолкаю, улыбаясь. — Джон всегда разговаривал со мной таким способом, что заставлял чувствовать себя ребёнком в семье.
Джес смеется; его смех искренний, и, кажется, машина вибрирует.
— Он действительно был похож на хулигана, — продолжаю я, немного смеясь про себя. — Они оба были. Видел бы ты их на пляже. Они бы взяли любую волну, какую только захотели, волны, которые были в два раза больше этих детей. Однажды Майкл даже вышел на бой с одним сёрфером — вроде, взрослым сёрфером — утверждая, что один из них оборвал по пути его волну. Я думала, что он собирается ударить парня в лицо, если бы, конечно, он мог до него достать.
— Что произошло?
Я пожимаю плечами.
— По правде говоря, не знаю. К концу дня он занимался сёрфингом рядом с ним, поднимая указатели от него влево и вправо. Может, это был их совместный план.
— Похоже, они были довольно смелыми.
Я качаю головой.
— Не совсем. Я имею в виду, да, они были смелыми на пляже. Но дома — это другой случай.
— Чего они так боялись?
Я закрываю глаза, вспоминая.
— Они боялись темноты. Однажды мы играли в прятки — двое против меня — они спрятались в шкафу и оказались запертыми изнутри. Шкаф — это единственное место в доме, где становится действительно темным-темно.
— Сколько им было?
— Четыре? Пять? — я удивлена, что не могу вспомнить точно. Я помню звук их воплей и как дразнила их через дверь, что отказываюсь играть.
Я помню, как потянулась к ручке, крича, что нашла их и помню, что как бы сильно не крутила ручку, дверь просто не открывалась. Я помню, как плакали родители, когда пришли и вытащили их. Позже, когда отец их освободил, сняв дверь с петель, они, в первую очередь, ругали меня за то, что попали в ловушку. В ту ночь мама впервые рассказала нам, что огни города были нашим собственным ночным светом. Даже если они и были на меня в обиде, Джон и Майкл спали тогда в моей комнате.
— Что ещё? — спрашивает Джес.
— Хмм? — я чувствую сонливость. Не подумала бы, что буду в состоянии спать — не рядом с этим незнакомцем, не с адреналином, который пробегает по венам с той минуты, как его нога ступила в мою комнату. Но мой голос чувствуется мягким во рту; я перемещаюсь на сидении, опираясь щекой на кожаный подголовник.
— Что они ещё боялись? — напоминает Джес.
— Элементарных вещей. Землетрясений. Огня. Один раз я высмеяла их за это; им было одиннадцать. Как они могли быть такими смелыми в воде и так бояться земли?
— Звучит словно то, что их пугало, не существовало в воде.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. Такое чувство, что мои веки весят тысячу фунтов.
— Ты не волнуешься о землетрясении и огне, когда находишься в воде.
— Что насчёт темноты? Там темно.
— Да, но они всегда занимались сёрфингом, когда светило солнце, не так ли?
Я киваю, вспоминая, как Пит говорил, что в воде он чувствует себя, как дома больше, чем на суше.
— Я думаю, да.
— Сколько им было, когда они начали заниматься сёрфингом?
— Девять.
— Счастливчики.
— Сколько было тебе?
Джес не отвечает, поэтому я пытаюсь задать другой вопрос.
— Как ты учился? Мои родители записали мальчиков на занятия, но они учились довольно быстро.
Джес отводит глаза от дороги, чтобы взглянуть на меня.
— Почему ты так много хочешь знать обо мне?
— Почему нет? Как ты сказал — это длинная поездка в середине ночи. Ты тоже не должен дать мне уснуть.
Джес смеётся.
— Просто, на самом деле, я не думал о своём прошлом уже очень долго. Иногда я думаю, что не помню свою жизнь до того, как начал заниматься сёрфингом.
Я киваю; могу сказать, что Джон и Майкл сказали бы то же самое. Бог мой, они ненавидели уроки, на которые родители их записали. Ненавидели методику обучения на сухом песке, когда они жаждали нырнуть в океан. Тем не менее, они не могли отрицать, что узнали много нового, и что это пригодилось им позже. Уроки были дорогими; может быть, семья Джеса не могла себе такое позволить. Может быть, поэтому он стал дилером. Может быть, когда он отправился в Кенсингтон, когда встретил Пита, когда между ними началась война. Может быть, эти "может быть" заполнили мою голову, и все эти вопросы... Я слишком устала, чтобы спрашивать.
Веки становятся настолько тяжёлыми, что невозможно держать их открытыми. Я пытаюсь некоторое время - моргаю одним открытым глазом и затем другим, но в итоге, сон одолевает меня .
Я просыпаюсь в пустой машине. Я на стоянке. Я отстегиваю ремень безопасности, оборачиваюсь и вижу мигающий знак, который гласит "ВАКАНСИЯ". Мотель. Достаю телефон из кармана: 4:14 утра. Мы были в дороге три часа. Невозможно, чтобы мы могли добраться до "Ведьминого Дерева" всего лишь за три часа. Смотрю поверх телефона; Джес идет из вестибюля мотеля к машине. Когда он замечает, что я смотрю на него, то улыбается.
— Доброе утро, — говорит он, открывая для меня дверь. — Идём.
— Куда? — я хочу сказать, что никуда с ним не пойду, но как он может в это поверить, видя, как далеко я уже ушла с ним?
— Я снял нам комнату. Ты уснула пару часов назад, и я не могу бодрствовать так долго.
— Разве ты не привык иногда не спать всю ночь? — спрашиваю я, думая о тех ночах, когда он был со мной, в то время, как вылезаю из грузовика.
Джес поднимает мой рюкзак с вещами со спины и перекладывает на плечо, так легко, словно он наполнен воздухом. Он не отвечает мне, просто идет в сторону мотеля. В этом здании только два этажа, и Джес уже идёт вдоль первого, мимо затемнённых окон. Интересно, свет выключен потому, что люди внутри спят, или потому, что комнаты пустые. Наша машина практически единственная на стоянке, и я уверена, что мы находимся в неизвестно каком месте, хотя в это время трудно сказать.
Я иду следом за Джесом вверх по лестнице на второй этаж, глубоко дыша. Где бы мы ни были, мы рядом с океаном. Я чувствую запах водорослей, чувствую солёный воздух на коже. Открытый коридор едва освещён, но я вижу песок по всему полу. И слышу шум океана, волны ударяются о берег всего в двух шагах от мотеля.
— Где мы? — говорю я в спину Джеса.
Он отвечает, не поворачиваясь:
— На полпути к Ведьминому дереву.
— Ведьмино дерево, — бормочу я. — Кто назвал волну "Ведьмино дерево"?
— Там мертвое кипарисовое дерево на Пескадеро Пойнт, — говорит Джес, всё ещё не смотря на меня. — Ты сможешь увидеть его из воды. Заколдованное дерево.
— Ну, кто же захочет заниматься сёрфингом под заколдованным деревом?
Теперь Джес останавливается и оборачивается.
— Ты хочешь заниматься сёрфингом там, где есть волны, Венди. Это просто. — Он выглядит таким серьёзным, что это заставляет меня покраснеть. Я пытаюсь не разорвать зрительный контакт с ним. — Тебе понравится лучшая из них - Мейврик. Волна рядом с Холф Мун Бэй.
— Почему?
— Согласно легенде, Мейврик была названа в честь собаки.
Я улыбаюсь, вопреки себе.
— Правда?
— Да. В шестидесятые какие-то парни занимались там сёрфингом, и один из них привел свою собаку, которую звали Мейврик. Видимо, собака училась плавать без парней, так что, даже если они и оставляли его на суше, он всё время пытался их поймать. Но условия были для него слишком жесткими, поэтому хозяину пришлось привязать собаку на суше.Они назвали её "Мейверик", и название прижилось.
Глубокий голос Джеса приобретает нежный тембр, когда он рассказывает о собаке, плавающей и гоняющейся за хозяином, и я улыбаюсь, пытаясь представить, что бы делала Нана, если бы увидела меня, плавающую в море, находящуюся под сорока, пятидесяти, шестидесятифутовыми волнами. Конечно, она бы погналась за мной. Она хочет быть рядом со мной в любом приключении. Я хочу, чтобы она могла быть со мной сейчас. Внезапно, я ужасно скучаю по дому.
Джес продолжает идти.
— Какой породы был Мейверик? — спрашиваю я вдруг.
— Белая немецкая овчарка, — отвечает он.
— Откуда ты знаешь?
Джес пожимает плечами, мышцы на его спине видно даже через футболку.
— Я не помню время, когда не знал эту историю, — говорит он задумчиво.
Джес останавливается перед дверью с номером 30. Когда он вставляет заржавевший ключ в замок, моё сердце начинает колотиться. Я правда собираюсь идти за этим незнакомцем — нет, хуже, чем незнакомцем, потому что я знаю, чем он занимался — в тёмную комнату мотеля, который находится неизвестно где? Даже если он может показать, где найти моих братьев, и предложил помощь? Даже если он ехал всю дорогу в середине ночи в то время, как я спала?
Он удивляет меня, обернувшись перед тем, как открыть дверь.
— Не волнуйся. Я взял комнату с двумя кроватями.
Киваю. Я хотела уже сказать — спасибо, но сразу передумываю; он не заслужил моей благодарности. Пока нет.
