Юрию было лет двадцать с небольшим, и говорил он всегда приглушенным голосом, будто сообщает секретные сведения. Чаще всего его было нелегко понять, но когда мне это удавалось, информация обычно оказывалась интересной.
— Юрий, добрый день. У тебя есть данные по ценам на привилегированные акции МНПЗ? — спросил я.
— Не знаю. Может, и есть. Сейчас посмотрю.
Прикрыв трубку рукой, он пробурчал что-то трейдеру. В глубине доносились какие-то неразборчивые крики. Через некоторое время я услышал голос Юрия:
— Да, могу достать сто тысяч по пятьдесят центов за акцию.
Его было едва слышно, так что мне пришлось переспросить. Он повторил.
— А обыкновенные акции сколько стоят?
После некоторого бурчания на том конце провода я получил ответ:
— Сто тысяч по семь баксов за штуку.
— Ты уверен?
— Ну, да. Такие цены.
Я не хотел преждевременно раскрывать свои карты, но сердце мое учащенно забилось.
— Хорошо, я перезвоню, — сказал я.
Завершив разговор, я стал обдумывать ситуацию: похоже было, что эти привилегированные акции гораздо выгоднее обыкновенных. Может, с ними что-то не так? Почему цена на них на девяносто пять процентов ниже, чем на обыкновенные акции?
Когда мы добрались до офиса, я отправил Светлану обратно в МНПЗ за экземпляром устава предприятия, где должно быть сказано, какие права у каждой категории акций. Она вернулась через два часа, и мы погрузились в его изучение. Единственным существенным отличием между привилегированными и обыкновенными акциями было то, что привилегированные не давали права голоса. Это не выглядело большой проблемой, поскольку зарубежные инвесторы, такие как мы, и так не голосовали на ежегодных собраниях акционеров в России.
Я был убежден, что должно существовать какое-то объяснение колоссальной разнице в ценах. Несколько следующих дней я провел в поисках ответа. Может быть, у привилегированных акций другая номинальная стоимость? Нет. Или их владельцами могли стать только работники предприятия? Нет. Могла ли компания произвольно изменить или отменить более высокие дивиденды? Нет. Возможно, они представляют лишь малую часть акционерного капитала? Тоже нет. Никаких причин я не нашел. Единственное, к чему я пришел, — это то, что до меня о них просто никто не спрашивал.
С еще большим изумлением я обнаружил, что эта аномалия свойственна не только МНПЗ. Почти у каждой российской компании были привилегированные акции, и большинство продавалось с огромной скидкой по сравнению с обыкновенными. Это могло стать золотой жилой.
Изначально я планировал оставить Сэнди в покое до президентских выборов, но ситуация выглядела очень уж привлекательно. Привилегированные акции продавались с 95-процентной скидкой к цене обыкновенных акций, а обыкновенные акции, в свою очередь, — с 90–99-процентной скидкой по сравнению с ценами на акции западных компаний. Что бы там Сэнди ни думал про Зюганова, финансовые аномалии вроде этой слишком редки, чтобы просто пройти мимо. Обычно считается удачей найти что-нибудь с 30-процентной скидкой, не говоря уже о 50-процентной, но я обнаружил неслыханную недооценку. Я горел желанием немедля рассказать об этом Сэнди.
Когда я представил Сэнди свои расчеты, он тотчас оживился и засыпал меня массой вопросов. К концу разговора я уже чувствовал, как он прикидывает, в каком ключе подать эту информацию Сафре и обосновать инвестиции.
Спустя два дня Центр изучения общественного мнения под руководством Юрия Левады опубликовал новые рейтинги Ельцина: они подскочили с четырнадцати до двадцати двух процентов. Уже через три минуты после этого объявления мне позвонил возбужденный Сэнди:
— Ты видел результаты опроса?
— Да. Потрясающе!
— Слушай, Билл, думаю, пора начинать инвестировать в эти привилегированные акции. Я завтра отправлю фонду два миллиона.
Я поделился новостью с Клайвом и Светланой, и мы поздравили друг друга, хлопнув по ладоням в традиционном американском стиле. Я даже подошел к Алексею, которому на предыдущей работе в Мосавтоинспекции не был привычен этот жест. Я неловко поднял его руку ладошкой кверху и шлепнул по ней своей, а он в ответ широко улыбнулся. Было видно, что он тоже рад принять участие в этом забавном американском ритуале.
Итак, мы были в деле. К концу следующего дня фонд вложил все полученные средства в российские привилегированные акции.
За следующие три недели рейтинг Ельцина вырос с двадцати двух до двадцати восьми процентов. Впервые с начала предвыборной кампании люди поверили, что он может выиграть. На рынке акций появились новые покупатели, спрос увеличился, и портфель фонда вырос на пятнадцать процентов.
В отличие от других решений в жизни, с инвестициями просто —прав ты был или нет, покажет рыночный курс купленных акций. Здесь нет места неопределенности и разночтениям. Сэнди видел, что первые два миллиона долларов принесли триста тысяч прибыли, и это убеждало больше, чем любые слова или расчеты. Он позвонил мне на мобильный во второй половине дня в субботу и сообщил, что утром в понедельник добавит еще три миллиона.
Угроза апокалипсиса отступила, фондовая биржа отреагировала на это бурным ростом, и другие инвесторы, не желая упускать шанс, разом ринулись на молодой неликвидный рынок российских акций. Это привело к ажиотажу. Через неделю после того, как Сафра отправил дополнительные три миллиона, стоимость фонда возросла еще на двадцать один процент. За несколько первых недель работы фонда стоимость его инвестиционного портфеля выросла на сорок процентов. В мире высоких финансов это считалось бы успешным годом, а мы достигли этих показателей всего за три недели!
В следующий понедельник Сэнди уже без всякого предупреждения перевел фонду еще пять миллионов.
В разгар этого успеха я должен был отправиться на свадьбу — нашу с Сабриной. Мы собирались пожениться двадцать шестого мая 1996 года — всего за три недели до выборов в России. В среду, за несколько дней до церемонии, я поспешил в Лондон, чтобы подготовиться.
На свадьбу мы пригласили двести пятьдесят гостей со всех концов света. Когда Сабрина, стоя на специальном возвышении в центре лондонской синагоги на Марбл Арч, произносила слова брачного обета любить и лелеять меня до нашей смерти, меня переполнили эмоции. Эти искренние слова проникали в самое сердце. Я произнес в ответ свою клятву, с трудом сдерживая слезы. Я никак не мог наглядеться на свою прекрасную нежную жену. После церемонии нас ждал шумный и веселый праздник. Оркестр играл «Хава нагила», нас поднимали на стульях, и потом все танцевали ночь напролет. Свадьба вышла головокружительная, мы были в кругу семьи и друзей, казалось, что все звезды благоволят нам двоим.
Я обещал Сабрине, что мы отправимся в свадебное путешествие, но устроить его я смогу только после выборов. Так что уже в следующий понедельник я вернулся в Москву — очень устал, но светился от счастья. Когда я прибыл в офис, Клайв сообщил, что пришли еще пять миллионов долларов от Сафры. В течение последующих двух недель Сафра сделал еще два перевода по пять миллионов. К первой декаде июня, всего за неделю до выборов, Сафра вложил все обещанные двадцать пять миллионов, а фонд Hermitage вырос на 65 процентов по сравнению с первоначально вложенной суммой.
Первый тур выборов российского президента состоялся шестнадцатого июня. Мы с Клайвом, Светланой и Алексеем сидели в офисе с шести утра, отслеживая первые данные с Дальнего Востока —разница московского времени с местным составляла минус семь часов. Ельцин показывал хорошие результаты. На Сахалине он набрал 29,9 %, а Зюганов — 26,9 %. Затем стали поступать цифры из других регионов. Западнее, в Красноярске, за Ельцина проголосовало уже 34 %. Наконец, в Москве количество его голосов достигло 61,7 %. В конечном итоге он набрал 35,3 %, обойдя Зюганова с его 32 % и оставив позади остальных кандидатов. Ельцин набрал простое большинство, но в соответствии с российскими законами победитель должен набрать больше половины всех голосов избирателей, поэтому на третье июля назначили второй тур выборов.
Для всех, кровно заинтересованных в переизбрании Ельцина, еще две недели ожидания были пыткой. Я все еще немного волновался за исход выборов, но, как оказалось, напрасно. К полудню третьего июля не осталось никаких сомнений, что Ельцин остается у руля. После окончательного подсчета голосов было объявлено, что он обошел Зюганова почти на 14 процентов.
Рынки отреагировали мгновенным ростом, а фонд взлетел на 125 процентов. Это была победа! Теперь я был в деле по-настоящему — окончательно и бесповоротно.
11.
«Сиданко»
Однажды в пятницу ближе к вечеру я узнал еще об одной перспективной инвестиционной возможности. Дело было в августе 1996 года. На дворе стояла адская жара. В офисе слышался лишь тихий гул компьютеров, сопели кондиционеры и прерывисто жужжал слепень. За окном офиса было необычно тихо. По пятницам измученные жарой жители столицы растекались по пригородным дачам. Складывалось ощущение, что в этот вечер мы остались в городе совсем одни.
