Однако горотдел МВД за несколько лет навел в городе порядок, близкий к идеальному. А чего не навести? Правами преступников, которые якобы тоже люди, никто особо не заморачивался, адвокатов не было в помине как класса, так что наказание было скорым и неотвратимым. А курсы правовой грамотности проводились для жителей и гостей Беловодья регулярно. Конечно, сильно помогало то, что «патриаршьи» были «чужаками», поэтому устанавливаемые ими правила хоть и казались странными, но внутреннего сопротивления по большей части не вызывали. Не нравится — вали вон с нашей территории.
Душегубов вешали, прочих на лесоповал. Система «раз-два-три». Штраф, штраф и порка, штраф, порка и лесоповал. Невыгодно было быть душегубом. Да еще участковые. Точнее, квартальные. На пятнадцать тыщ населения тридцать ментов. И что удивительно, ни одного «оборотня в погонах».
Еще бы. Быть в городской страже было почетно, престижно и выгодно. Оклады там были будь здоров, а отбор шел с первого курса суворовского училища. Блестяще зарекомендовавшие себя учебные заведения были заново открыты и на севере… еще не решил Петрович, на севере чего. Славии?
А охранять местных зека Петрович подрядил выживших после своего глупого и поспешного набега викингов. По пять лет за сохранение жизни. Викинги подумали и дали слово. Меняли их неудачливые коллеги, решившие сдуру напасть на корабли Балтийского Торгового Союза. Не на все, конечно, а на принадлежащие компании Петровича.
Так что в Беловодье было чисто. И на улицах никто не сорил, и грязищи непролазной не было, и по ночам не озоровали. И если к мошенникам Петрович относился с определенной долей уважения, то бандитов ненавидел люто. Разбойничьи шайки суворовцы извели на много верст вокруг Беловодья.
Из воды высунулась усатая рожица речной коровы.
Петрович бросил ей полпирожка.
Корова с удовольствием его сожрала и беззвучно ушла на глубину.
Коровами Петрович гордился ничуть не меньше чем мамонтами. Две коровы в упряжке перли стандартную ладью против течения не надрываясь. Никаких бурлаков на Волге. Ели они специальные водоросли, семена которых могли прорасти только побывав в желудке коров. Так что никаких экологических катастроф не предвиделось.
Как и их прототипы, стеллеровы, речные совершенно не боялись людей. Напротив, ласковые и любопытные, охотно шли на контакт и легко приручались. Петрович приделал им небольшие ножки, чтобы им удобнее было преодолевать перекаты и мелководья. Теперь и на суше они могли передвигаться, хоть и неуклюже.
Мамонты обеспечивают волоки, коровки движение против течения.
Прирученные коровки с удовольствием зимовали в специально построенных для них хатках, на манер бобровых.
Так что, по замыслу Петровича, хозяева лодей коровок должны были лелеять и холить. И домики для них строить.
Василишна, домоправительница Петровича еще с Кордовы, принесла судочки с завтраком. Салатик огурец-помидор-капуста, со сметанкой, жареная картошечка с грибами и тушеные карасики.
Целых два полиморфа, Василишна и Любава, не занимались ничем, кроме быта Петровича. С одной стороны, конечно, расточительно. А с другой, не служанок же ему на рабском рынке покупать? Или не приведи господь, жениться на ком попало? Да и привык он к ним. Любава часто менялась, превращаясь в представительницу самых разных рас и народов, а Василишна, как с самого начала выглядела старой каргой, так и сейчас была в том же облике.
Иногда Петрович удивлялся. Каким-то образом он для местных был сущим человеком-невидимкой. Если он первым не заговаривал, то к нему практически и не обращались. В любой толпе вокруг него создавался примерно полуметровый ареал, границы которого не нарушались. Но Петровича такой расклад вполне устраивал. Потребности общаться с местными он не испытывал совершенно, ему вполне хватало полиморфов.
Они, кстати, казались Петровичу разумней и его самого, и практически всех, кого он знал что в Том, что в Этом Времени. Так что его по-прежнему изумляло исполнение полиморфами всех его распоряжений.
Существование в невидимом режиме позволяло Петровичу ходить в привычной для себя одежде. Шорты он, правда, не рисковал одевать, зачем провоцировать людей, но удобные льняные костюмы с кучей карманов всегда пожалуйста. И саблю. Без сабли никак нельзя.
С саблями вообще все здорово получилось.
В Персии сабли пошли на ура. Схема была такой. Поначалу Петрович продавал на Восток осадную технику в сборе. За металл. Причем проблема и вывоза, и привоза лежала не на Петровиче. Из металла делалась необходимая оснастка для пороков, таранов и осадных башен, а остатки металла превращались в сабли и легкие доспехи. Отменного качества.
На Запад Петрович такое даже не предлагал. Мастерские едва справлялись с восточными заказами. Клеймо «медведь, вставший на дыбы» котировалось до Китая включительно. И, как водится, подделывалось.
Запасы металла росли. Потихоньку Петрович начал его перерабатывать в мирную продукцию. Косы, топоры, пилы, лопаты. Причем не просто лопаты, а всякие затейливые, странных и непривычных конструкций, ну например рыхлитель для копки картошки.
Производства разрастались, и Петрович подумывал уже об их переносе в район будущей Москвы, поближе к подмосковному угольку.
Отделение суворовцев пришло на занятия по плаванию. Один из факультетов готовил «судовую рать», морскую пехоту и моряков в одном флаконе. Они-то и составляли основной контингент на кораблях Балтийского Торгового Союза. Правда, приплыла любопытная коровка и занятие тут же превратилось в салочки с нырянием. Пацанам по десять — двенадцать лет, когда и играть как не сейчас.
За обедом, а обедать Петрович отправился к себе домой, ближники порадовали его известием, что они отыскали в закромах «Флеш-Рояля» семь центнеров матерала ППР. О ППР-е Петрович услышал первый раз. Оказалось, что это именно тот материал, из которого сделаны полиморфы. Псевдоплопть разумная. Так что еще минимум десяток можно сделать. Правда, у Влада, Дениса и Родиона имелись свои представления, на что следует псевдоплоть употребить. А именно на лошадку, собачку и птичку. Чудовищных размеров вороной конь, огромный дог и то ли коршун, то ли беркут. Размах крыльев как у ТУ-144.
— И на фига оно мне?
— А красиво! — радостно ответили полиморфы. — Ну и для статуса.
— Какого статуса, я ту плАчу всякий раз, как полиморфов на работу распределяю, а вы такую бестолковость показываете!
Но полиморфы не расстроились ни капельки.
— Ай, Петрович, покатайся недельку, поохоться, а работников всегда успеешь наделать!
Ближники однажды подошли к Петровичу с разумным, как им казалось, предложением. Средний вес полиморфа составлял семьдесят пять кг. Они предложили переформатировать большую часть на полсотни, а меньшую на шестьдесят, выиграв тем самым немалое количество новых работников. Однако Петрович предложение не принял. Как-то ему показалось нечестным так поступить. Вообще, полиморфов он как неживых давно уже не воспринимал.
Что подумали ближники и остальные полиморфы, он так и не узнал. И даже не хотел узнавать.
А вот откуда у ближников появилась идея с лошадками и собачками, Петрович знал. Как-то они обсуждали эту идею, вычитанную Петровичем в уже забытом фентези. И он пробурчал, вот неплохо бы иметь таких разумных помощников.
Предложение съездить на охоту было, несомненно, дружеской подколкой. Охоту Петрович не любил, и тайны из своей антипатии не делал. По необходимости еще да. Но ради забавы… Не видел он никакой забавы в бессмысленном убийстве, пусть даже и животных.
А значит, главный подарок был еще впереди.
На торжественном ужине полиморфы вручили Петровичу брелочек с ключиком от грузопассажирской платформы «Каноэ», берущей на борт до пяти тонн груза и предназначенной для перемещения по параллельным хронопотокам. То есть теперь Петрович мог переместиться в соседнее время, в период по своему выбору. Туда упереть пять тонн, и оттуда припереть пять тонн. С учетом собственного веса.
Единственное ограничение, собственный Петровича хронопоток. То есть вернуться нельзя. В любом случае он возвращается туда, откуда стартует. И не может попасть в то время когда (или где) он уже родился. И в текущем хронопотоке нельзя прыгать.
Ну, то есть оно как бы понятно, но необходимо разобраться на трезвую голову.
О том, что подобный механизм должен быть в закромах, Петрович думал не один раз. И вот пожалуйста, бери и пользуйся.
Путешествие на «Каноэ». Варна. 22 августа 1854 г.
В Варну Петрович прибыл к обеду, и уже через час его начало самым натуральным образом тошнить от этого города.
Шестьдесят тысяч европейских обезьян загадили город в прямом и переносном смысле до полной невозможности в нем находиться. Грязь и мусор создавали непроходимые баррикады, перегораживающие улицы, и еще холера.
