Случай 1. Женщина с паранойей и депрессивной конституцией
Женщина, незамужняя, родилась в 1853 г., лютеранка. Единственный брат пациентки отличается легкомыслием, в незначительной степени злоупотребляет алкоголем. В остальном, согласно анамнестическим данным, не отмечается психоневротической наследственности.
До своего заболевания паранойей пациентка была душевно и физически здорова, жизнерадостна и не обладала особыми, бросающимися в глаза чертами характера. Всегда отличалась положительностью, прилежанием, педантичностью; по некоторым сведениям больная была несколько упрямой и легко возбудимой. Последнее подтверждается пациенткой; в настоящее время эти черты выражены нерезко. Она хорошо успевала в начальной школе, посещала среднюю школу в течение двух лет. Перед окончанием школы ее отец был вынужден оставить свою профессию живописца вследствие тяжелого отравления свинцом и заняться торговлей гастрономическими товарами. Отец пациентки умер в 1870 г., через два года после открытия магазина. Хотя дело шло хорошо, тем не менее наследство попало в конкурсное управление. Мать спасла свое приданое. Незадолго до смерти отца пациентки магазин был взят на свое имя ее дядей (мужем сестры ее отца), который имел хорошее состояние и дал деньги для открытия магазина; при этом по договору купли-продажи пациентка была уполномочена заведовать магазином. Около двух лет спустя пациентка оставила это место. Причина этого остается единственным неясным пунктом в ее жизни. Теперь она вспоминает только то, что она сама отказалась от этого места и что ее дядя передал магазин своей экономке, ставшей впоследствии его второй женой. После этого пациентка поступила прислугой в заведение для лечения естественными силами природы, в котором она пробыла в течение года, но у нее создалось такое впечатление, что там занимаются шарлатанством. Затем один из тамошних пациентов устроил ее на место няни в Италии: «Я думала как раз тогда о необходимости изучения иностранных языков и вообще о приобретении надлежащих знаний». Там ей жилось хорошо, но полтора года спустя она была вынуждена вернуться на родину вследствие болезни ее матери.
По выздоровлении матери пациентка получила работу по снятию копий в канцелярии одного судебного учреждения, но заработок ее был очень незначителен и нерегулярен. Та же самая подруга, которая помогла ей найти эту работу, устроила ее на ответственное место в ювелирном магазине (1875), в котором она вела бухгалтерию и контролировала подмастерьев, а также проверяла количество поступающего и расходуемого серебра (равно как и опилок). Здесь она пробыла три года, пока дядя не пригласил ее опять в свой магазин, так как его вторая жена умерла (1878). В тоже время один из его сыновей вступил в дело и поселился у них в доме. Так как и у отца и у сына были дети однолетки, то в семье происходили частые ссоры. Обе стороны посвящали пациентку в свои переживания, что было ей, разумеется, неприятно, «я находилась постоянно между молотом и наковальней». Видимо, уже тогда у нее время от времени возникало подозрение, что враждующие стороны могли считать ее виновницей ухудшения их взаимоотношений, как это, впрочем, могло бы случиться и с здоровым человеком. Поэтому она в 1881 году отправилась к своей матери, с которой она теперь стала очень близка, и занялась выделкой сливочных конфет и «гюпен» (цюрихское специальное десертное печение). Это дело шло очень хорошо. Обе женщины были всегда завалены заказами и переутомлялись работой, которая требовала большой усидчивости и физической выносливости.
В 1888 году заболела разносчица товаров, забиравшая у них больше всего печений. Тогда пациентка начала беспокоиться: если эта разносчица умрет, они не смогут сбывать свои продукты в достаточном количестве. Она строила разные планы, как выйти из этого затруднительного положения, но должна была отбросить их. Вместе с тем она остановилась на мысли, что некоторые люди помогут ей выйти из этого затруднительного положения, если они с матерью не выбьются сами. Несколько недель спустя разносчица поправилась, и все вошло опять в свою колею; одновременно с этим исчезли опасения пациентки, и были полностью корригированы зачатки идей преследования. Однако в декабре 1889 года разносчица умерла скоропостижно, после чего опять возобновились ее опасения и притом в большей степени. Пациентка пришла к мысли создать себе более прочное положение посредством заведования отделением одного торгового предприятия; при помощи своего дяди она получила возможность это достичь и даже подписала договор; во время подписания договора ею овладело сомнение в возможности просуществовать таким путем, и на следующий же день она отказалась от службы.
С этих пор началась собственно болезнь. Разорение представлялось пациентке неминуемым; она не зарабатывает того, что проедает; она упрекала себя в том, что она сама не разносила товары по домам, хотя это было несовместимо с работой по производству, да и дела шли еще вполне удовлетворительно. Покупатели, приходившие в лавку, делали это только для вида, в действительности же никто из них не хотел ничего покупать. Она становилась все более педантичной при изготовлении товаров и упрекала свою мать, если та оказывалась менее точной, в то время как раньше она вела себя безупречно по отношению к матери. Она сама сознавала это, потому что однажды она услыхала, как один из соседей сказал: «Если бы у меня был такой ребенок, я отколотил бы его и не давал бы ему жрать». Она,
