Я сжимал Грейс и улыбался ей от уха до уха. Она смотрела на меня, улыбаясь в ответ. Ее лицо слегка раскраснелось. Я поцеловал ее в кончик носа.
— Вашингтон-Сквер-парк?
Она рассмеялась.
— Это так очевидно?
— Типа того. У тебя так себе подсказки, но это все по-прежнему весело. Шоты перед уходом?
Барменша налила нам виски, а после них мы по дороге в парк купили по хот-догу. Мы были пьянющими, а ведь на часах был только час дня. Я боялся, что, если мы не съедим что-то существеннее хот-догов, то к моменту, когда кончится эта игра, и нужно будет возвращаться в общежитие, мне придется тащить Грейс на себе.
— Мне весело. Я рад, что ты устроила все это, — сказал я ей.
Правда в том, что нам с Грейс может быть весело даже в прачечной, а Брэндон и Тати готовы подписаться на все, что мы спланируем. Нам четверым легко друг с другом.
Оказавшись в Вашингтон-Сквер-парке, мы уселись под деревом. Брэндон раскурил косяк, и мы пустили его по кругу. Я положил голову на колени Грейс.
— Я не могу придумать лучший способ провести среду. — Я зевнул.
— Знаешь, Грейсленд устраивала такие игры дома для брата и сестер, — сказала Тати.
— Правда? — Я взглянул на нее и улыбнулся.
— Ага, чтобы убить время, — произнесла Грейс рассеянно. — Но, на самом деле, сейчас все иначе. — Она сделала паузу и глубоко вздохнула. — Я хотела вас собрать, чтобы сказать, что я поступила в аспирантуру. Я остаюсь в университете Нью-Йорка! — Она счастливо вскинула руки.
— О боже! — Я встал, обнял ее и, оторвав от земли, закружил. — Я так рад за тебя!
Я заметил, что Тати молчала, а Брэндон казался растерянным. Грейс тоже обратила на это внимание. Когда я поставил ее обратно, она повернулась к ребятам.
— Разве вы не рады за меня?
Тати пожала плечами.
— Наверное. Да, Грейс, я рада за тебя. — Она поднялась и схватила свою сумку. — Слушай, Брэндону надо писать работу, а я собиралась встретиться с Порнделом, чтобы обсудить летнюю поездку.
Грейс изменилась в лице.
— Значит, ты официально едешь?
— Ну, тебя приняли в аспирантуру. Почему тебя это задевает? — спросила Тати язвительно.
— Не задевает. Мы даже играем на разных инструментах. С чего бы мне волноваться?
— Ну, кажется, будто ты волнуешься. Только не пойму, почему. Ведь это ты отшила его.
— Я его не отшивала.
— Он купил тебе смычок за одиннадцать сотен, Грейс.
— И что?
Я нахмурился.
— Ее приняли в аспирантуру. Именно поэтому она не отправляется в Европу с Порнделом.
— Нет, она будет ждать тебя, Мэтт! Когда ты вернешься в Нью-Йорк.
— Татьяна! — прикрикнул на нее Брэндон.
— Что? Это правда.
— Я пошла в аспирантуру, потому что хочу ученую степень. Можешь эти полтора года свободно шататься по Европе с Порнделом. Мне все равно.
Грейс отвернулась и понеслась к шахматным столам.
Я повернулся к Тати, разгневанный тем, что она испортила важное объявление Грейс и вообще весь полдень.
— Я не давил на Грейс, чтобы она оставалась, что бы ты ни думала.
— Вы не можете быть вдали друг от друга целый год, даже если это путешествие с оркестром — сумасшедшая возможность и невероятный опыт для нее.
Я посмотрел на Брэндона, а потом на Тати.
— Думаешь, вы сможете быть в разлуке так долго?
— У нас все серьезно, Мэтт. Мы с Брэндоном, в отличие от вас, можем провести друг без друга пять минут и не свихнуться.
— Если у вас все так серьезно, то почему ты не выйдешь за него?
— Ох, повзрослей, Мэтт. Тебе пять лет, что ли?
— Я женюсь на Грейс хоть сейчас. Вот насколько все серьезно у нас. — Я оглянулся в поисках Грейс, которая была на другой стороне парка: играла в шахматы с невысоким седым мужчиной.
Тати усмехнулась и вскинула руки.
— Чувствую вызов.
— Ты о чем, Тати? — резко придя в себя, спросил Брэндон.
— Ой, да ладно тебе, Брэндон. — Она устремила взгляд на меня. — Думаешь, мы не сделаем этого?
Я рассмеялся.
— Даже не знаю, Тати. Кажется, Брендон не проникся идеей.
Она повернулась к Бэндону, который стоял за ее спиной с широко распахнутыми глазами.
— Ты же женишься на мне, да? То есть, после всего, что между нами было… — Она многозначительно изогнула брови.
— Я… думаю, да.
Развернувшись обратно, она сказала:
— Видишь, Мэтт. Ты горазд только болтать.
Теперь руки вскинул я.
— Спорим, мы женимся раньше вас.
— Спорим. — Она сверлила меня взглядом.
— На что спорим?
— Проигравший оплачивает молодоженам ночной кутеж, — ответила она.
Мы пожали руки.
— Хорошо, — подтвердил я, хотя готов был пойти на это и без всякого выигрыша.
16.
Следовало сказать тебе
МЭТТ
Я оставил Брэндона и Тати у дерева и направился к Грейс с новой миссией. Сев на скамейку у фонтана, я закурил сигарету и подождал, пока она доиграет в шахматы. Я выпускал в воздух кольца из дыма и размышлял, как сделать так, чтобы она вышла за меня.
Мне нужно было, чтобы она стала еще пьянее.
Грейс подошла ко мне и улыбнулась. Казалось, будто все напряжение ушло, и я расслабился.
— Кто это был? — спросил я.
— Орвин. Мужчина, сделавший смычок.
— Ох. Тот смычок, который купил тебе Порндел? — Я почесал нос.
— Ты прекратишь это?
— Что старик тебе дал?
— Номер парня, играющего в группе в одном местечке на Аллен-Стрит. Они ищут виолончелиста, а я, вероятно, смогу заработать несколько баксов. Тати и Брэндон ушли?
— Ага.
Грейс выглядела разочарованной, как будто думала, что ее размолвка с Тати рассосется к моменту, когда она закончит играть в шахматы.
— Ладно, идем.
— Стой, ты же еще не видела, как я скачу через две скакалки? — В моем пьяном мозгу сформировалась мысль, что именно так я завоюю ее и предложу выйти за меня. Это был гениальный план.
— Что? Ты не скачешь через две скакалки.
— Еще как скачу. Видишь вон тех двух девушек? Я встретил их два дня назад. И показал им класс.
— Я тебе не верю.
— Тебе и не нужно. Я докажу.
Мы подошли к девушкам, и та, что прыгала, перешагнула через скакалки, как только заметила меня. Уперев руки в бока, она заговорила:
— О да, Мэтти-Мэтти Двойные Скакалки здесь.
Я бросил взгляд на Грейс.
— Видишь?
Ее глаза были размером с морских ежей. Я начал разминаться, нагибаясь к кончикам пальцев ног, и раскачиваясь в стороны. Грейс посмеивалась с сомнением.
— Ты же не собираешься?.. — начала она.
— Еще как. Смотри.
Я был готов. Две девушки начали крутить скакалки, и я, совершив безупречное колесо, зашел в центр и начал прыгать. Это было рискованно. Перед этим я такое исполнял всего однажды, но знал, что сейчас время для тяжелой артиллерии. Я делал все, что напевали девушки: «Мэтти, Мэтти, повернись. Мэтти, Мэтт, земли коснись. Мэтти, Мэтт, ботинок вверх».
Я запрыгал на одной ноге.
«Мэтти, Мэтт, это успех. Мэтти, Мэтт, вверх поднимись».
Я запрыгал выше, потому что скорость кручения скакалок увеличилась. У Грейс была истерика.
«Мэтти, Мэтти, помолись. Мэтти, Мэтти, свет гаси. Мэтти, Мэтти, сладко спи».
Девушки перестали петь, а скакалки крутились все быстрее и быстрее, в конце концов, захватив меня и заключив в ловушку. Грейс смеялась так сильно, что, я думал, она перестанет дышать. Она была точь-в-точь как помидор.
Девушки зааплодировали вместе с небольшой толпой, собравшейся вокруг. Я же, пытаясь отдышаться, подул на ногти и вытер их о рубашку.
— Неплохо, а?
— Ты полон сюрпризов, — сказала Грейс, восстанавливая дыхание.
— И буду таким… всегда.
— Где ты этому научился?
— Прошлым летом я был наставником в лагере.
— Ха! Святой Маттиас.
— Вообще-то, меня уволили.
— За что?
— Ты не хочешь этого знать, — увиливал я.
— Вообще-то, хочу, ведь тебя уволили с места, где нужно было работать с детьми. Это как сигнал опасности.
— Во всем виновата Клара Рамбергер. Она тоже была наставницей. Ее мама, Джейн, была директором.
— Что же случилось? Тебя поймали с Кларой на горячем?
— Не совсем. Именно Джейн запала на меня.
— Мамочка? — Грейс застыла.
Я кивнул, и за какую-то секунду мне стало жутко стыдно.
— Что ты сделал, Мэтт?
— Клара после отбоя вроде как поймала меня и свою маму… на кухне, ну, во время деликатного процесса.
— О. Мой. Бог. Ты свинья. — Грейс ударила меня по плечу. — Поверить не могу, что тебе понравилась хищница. Так, и за что тебя уволили?
— В общем, очевидно, Клара грозилась рассказать все отцу, мужу Джейн, если меня не уволят.
— Она была замужем?
Я поднял руки в защитном жесте.
— Она сказала мне, что они разводятся.
— Боже, Тати была бы в восторге.
— Ты мне напомнила. Что это с вами произошло? — Разговаривая, мы возвращались к дереву.
— Не знаю. Она зла на меня, потому что думает, будто ради тебя я отказываюсь от чего-то значимого.
