— Пошли!
— Нет! — отчаянно замотала головой Санька. — Я... я Андрея ждать буду!
— Да не дождешься ты его тут! — закричала Матрена с яростью. — Другого чего дождешься, такого, что сама потом не рада будешь! А Андрей сам тебя разыщет, ежели. — тут она размашисто перекрестилась, — ежели, Бог даст, живой воротится! Ну, так что, идешь со мной али как?
— Нет! — вновь мотнула головой Санька. — Не могу я!
— Ну и пропадай, дура!
Махнув безнадежно рукой, Матрена метнулась прочь.
А Санька осталась. Не потому, что излишне смелой была: единственно из боязни разминуться с Андреем и потом никогда больше его не встретить.
Впрочем, из кибитки она выскочила почти сразу.
Туман вокруг был все таким же густым и непроницаемым, а вопли и хлопки выстрелов раздавались уже со всех сторон. И возможно, Андрей тоже сражается сейчас где-то, а может. может, его уже и вправду в живых.
— Нет! — прошептала Санька, отчаянно тряся головой. — Не хочу!
А вопли и выстрелы раздавались уже совсем неподалеку.
— Андрей! — закричала Санька, содрогаясь от ужаса. — Андрей!
— Да здесь я!
Внезапно вынырнув из тумана, он обхватил Саньку за плечи, крепко прижал к себе.
— Тише, Санька, тише! Как ты, в порядке?
— Никогда. — слова давались Саньке с трудом, она словно выталкивала их из себя, медленно, по одному. — Никогда... так... больше... не... делай! Никогда... не... оставляй... меня... больше... одну... понял?!
— Понял, понял! — пробормотал Андрей, осторожно поглаживая Санькины взлохмаченные волосы и одновременно тревожно озираясь по сторонам. — Уходить нам надо. Санька. да вот только некуда нам уходить.
— Почему некуда? — вскинув голову, Санька испуганно посмотрела на Андрея и тут только заметила на голове у него белую повязку с ярко-алым пятном в центре. — Ты. ты ранен?
— Да так, царапина. — отмахнулся Андрей. — А некуда потому, что обошла нас уже сила вражья. Считай, возле самой Тулы бой идет, неужто не слышишь?
Крики и стрельба и в самом деле постепенно отдалялись. во всяком случае, тут, возле повозок не осталось, кажется, ни души. Впрочем, из-за тумана разглядеть хоть что-либо дальше собственной вытянутой руки было довольно трудно.
— Это хорошо, что туман. — прошептала Санька, крепко держась за руку Андрея. — Туман нас сейчас ото всех скрывает!
— Из-за тумана ратники царские и смогли близко к стану нашему подобраться! — процедил сквозь зубы Андрей. — И сторожа хороши. проворонили врага на Вороньей реке. дрыхли все поголовно, вот и вырезали сонных.
Он вздохнул горестно и еще раз внимательно осмотрелся по сторонам.
— Тут нам нельзя оставаться, Санька! И к Туле двигать нельзя, не пробиться нам сейчас в крепость.
— И что же делать? — жалобно проговорила Санька. — Куда идти?
— К реке, — принял, наконец, решение Андрей. — А там видно будет!
И он не пошел даже, побежал, лавируя между повозок и таща за собой Саньку, крепко ухватив ее за руку. Впрочем, Санька и не думала сопротивляться.
— А конь твой? — внезапно вспомнила она. — Орлик твой где?
— Убили Орлика, — не оборачиваясь, бросил Андрей. — Спас он меня напоследок, пулю, мне предназначенную, в грудь себе принял!
Не зная, что и ответить на это, Санька замолчала. Так они бежали некоторое время молча, потом повозки внезапно окончились.
— А если. — Санька даже приостановилась, — если на царских ратников невзначай наткнемся?
— И что? — Андрей, обернувшись, усмехнулся невесело, пожал плечами. — По одежке и прочему убранству я средь них вполне за своего сойти смогу. Вроде ранили меня тати мятежные, а ты, мой братишка младшенький, из боя выводишь.
Тут он замолчал, окинув критическим взглядом Санькину одежду.
— А может, лучше тебя холопом моим представить?
— Еще чего? — возмутилась Санька, впрочем, тут же опомнившись, согласно кивнула головой. — Ладно, холопом так холопом. Надеюсь, ты меня не продашь потом с аукциона?
— Чего? — не понял Андрей.
Ответить Санька не успела, ибо сразу несколько конных вылетело наметом из тумана им наперерез.
— А ну стой! — крикнул один из них, широкоплечий, плотно сбитый бородач. Круто повернув лошадь, он осадил ее почти перед самым носом Андрея, выхватил из ножен саблю. — Кем будете?!
— Молчи! — встревоженно шепнул Саньке Андрей. — Я сам! — И тут же произнес: — Свои мы, не видно разве? Бердышом вот голову слегка зацепило, выводит из боя меня казачок дворовый.
Ничего на это не отвечая, всадник окинул внимательным взглядом Андрея.
— А ты из какого полка? — спокойнее, но все еще с недоверием проговорил бородач, вкладывая саблю в ножны. — Не Истомы ли Пашкова ратник?
— Его! — помедлив, сказал Андрей.
— Из дворян? — поинтересовался кто-то из всадников.
Не отвечая, Андрей лишь молча кивнул.
— Каширских или велевских?
— Из тульских, — сказал Андрей. — Соседями мы были с Истомой, деревеньки наши совсем рядом.
— А вот мы сейчас самого Истому о том и спросим! — усмехнулся в бороду передний всадник. — Потому как казачок твой дворовый — девка переодетая! Мы ведьму эту намедни вздернуть хотели рядом с дружком ее, татем поганым, да Истома почему-то разрешение на то не дал!
Говоря это, бородач в упор посмотрел на Саньку, а она, похолодев от ужаса, тоже на него смотрела. И мгновенно узнала: ведь это он тогда настойчиво предлагал ее казнить.
— Что тут у вас? — донесся из тумана властный и такой знакомый голос, приведший Саньку в состояния не ужаса даже, а самой полной прострации. — Чего застряли?
— Да вот, человека подозрительного остановили! — оборачиваясь на голос, зычно крикнул бородач. — Бает, что из полка нашего, а я его впервой вижу. Да еще с ним девка переодетая, та самая, которую мы вчера на дороге изловили.
В это время из тумана выехало еще несколько всадников, а впереди тот самый предводитель, который сначала избивал Феофана плетью, а затем велел повесить его убийцу.
А теперь выяснилось, что это и есть Истома Пашков, один из тех дворянских сынков, в решающий момент изменивших Болотникову и предательски переметнувшихся на сторону Шуйского!
— А, это ты, дочь купеческая! — насмешливо приветствовал он Саньку, как старую знакомую. — Далеко же ты забрести успела!
Голос Истомы звучал хоть и насмешливо, но совершенно беззлобно. впрочем, это ни о чем не говорило. Таким же беззлобным (а по существу безразличным) голосом он мгновение спустя может отправить ее на костер, в петлю или прямо под топор палача, отправить и тут же забыть о подобной пустяковине.
— Говорит, соседями вы были, — нерешительно доложил Истоме бородач. — Мол, деревеньки рядом. ну, и все такое прочее.
— Так и есть, — проговорил Истома, соскакивая с лошади. — Были соседями, потом воевали вместе. Из-под Кром до самой Москвы разом шли, царевича Дмитрия сопровождая. — И добавил, обращаясь уже лично к бородачу: — То, что бдительность проявил, Пахом, за это хвалю! А теперь езжайте себе дальше, а я догоню вас вскорости.
— Так ведь. — нерешительно начал бородач по имени Пахом, — девица эта ведь.
— А что девица? — с прежней насмешливостью перебил его Истома. — Для молодца красна девица — первейшее дело! А что в портках она, так баба и в портках все равно бабой остается, разве не так? А портки. их и стянуть недолго.
Всадники дружно загоготали и, поворотив коней, начали исчезать в тумане. Истома, оставшись один, все продолжал внимательно глядеть на Андрея. а Санька между тем внимательно глядела на Истому.
Это был враг, подлый предатель правого дела, и за это лишь Санька должна была относиться к нему с презрением и ненавистью. Но ни того, ни другого не было в душе Саньки. и вообще, не было сейчас в ее душе ничего, кроме пустоты и отчаянья.
— Ну, здравствуй, Андрей! — проговорил между тем Истома, подходя к молодому воину почти вплотную. — Не думал, что вновь свидеться нам придется. тем более так.
— И я не думал, Филипп, — глухо и даже с какой-то внутренней болью отозвался Андрей. — Иначе хотелось бы мне с тобой свидеться, совсем иначе.
— В бою, один на один! — закончил фразу Истома, которого Андрей почему-то назвал Филиппом. — Так ведь и теперь у тебя сабелька на боку! А я один, как видишь. воинов своих специально прочь отослал! Что мешает?
— Нет! — закричала Санька, завидев, как рука Андрея метнулась к сабельной рукояти. — Не надо! У тебя кровь из раны не остановилась еще!
Повязка на голове Андрея и в самом деле почти полностью окрасилась в алый цвет. Но, тем не менее, Андрей выхватил саблю из ножен и мягко, но настойчиво отстранил от себя Саньку. Истома тоже обнажил клинок.
На нем были шлем и кольчуга, но нападать первым он явно не торопился. Пока, во всяком случае. Просто стоял и смотрел на Андрея. и странным был пристальный его взгляд. Ни гнева, ни ненависти не было в нем, разве что сожаление. И очень много какой-то внутренней боли.
