— Билл, как жизнь?
Я сразу перешел к делу.
— Ничего хорошего, Борис. Что происходит в «Сиданко»? Если утвердят выпуск конвертируемых облигаций, меня ждут серьезные проблемы.
Я застал его врасплох. Он не хотел конфликта на вечеринке брата. Обернувшись на других гостей, он с натянутой улыбкой произнес:
— Билл, это просто недоразумение. Ни о чем не беспокойся.
Он повернулся к большому серебряному блюду с закусками, выбрал бутербродик и, не глядя на меня, добавил с полным ртом:
— Я тебе вот что скажу. Приходи в «Ренессанс» завтра к половине пятого, и мы решим вопрос.
Он откусил еще кусок и продолжил, с прилипшей к зубам едой:
— Серьезно, Билл. Всё будет хорошо. А сегодня выпей чего-нибудь, расслабься. Старый Новый год же!
Вот и поговорили. Его слова звучали так убедительно и мне так хотелось в них верить, что я еще немного побродил среди гостей и ушел с вечеринки в приподнятом расположении духа.
Когда я проснулся на следующее утро, было еще темно. Январское солнце не спешило показываться часов до десяти. Я пошел на работу. Ко времени встречи с Борисом за окном опять стемнело. Ровно в четыре тридцать я вошел в банк «Ренессанс Капитал», располагавшийся в современном административном здании со стеклянным фасадом неподалеку от Белого дома — Дома Правительства Российской Федерации. Меня без церемоний отвели в переговорную комнату без окон, не предложив никаких угощений или напитков. Я сидел и ждал.
И ждал.
И ждал.
Через полчаса меня начали одолевать подозрения. Я вдруг почувствовал себя, как рыба в аквариуме, и стал оглядываться в поисках скрытых камер. Никаких камер видно не было, но я начал думать, что Борис обманул меня. Ничего хорошего это не сулило.
Я уже собирался уходить, как дверь наконец распахнулась, но вошел не Борис, а Леонид Рожецкин — тридцатиоднолетний юрист, эмигрировавший из Советского Союза и получивший образование в престижном американском университете из Лиги плюща. Я видел его до этого несколько раз (спустя десять лет после описываемых событий Рожецкина в ходе конфликта с некими деловыми партнерами убили в Юрмале).
Леонид, явно насмотревшись фильма «Уолл-стрит»[2], ходил в красных подтяжках поверх индпошивной рубашки с монограммой и воротничком на пуговичках, да и стрижкой напоминал Гордона Гекко, персонажа Майкла Дугласа. Он выдвинул стул из-под стола, сел, заложив ногу на ногу, и сплел пальцы рук, обхватив колено.
— Сожалею, но Борис не смог прийти на встречу, — произнес он по-английски с легким акцентом. — Он занят.
— Я тоже.
— Ну, разумеется. Что привело вас сюда сегодня?
— Вам это известно, Леонид. Я здесь, чтобы поговорить о «Сиданко».
— Да. И что?
— Если акции будут размыты, то потери фонда, моих инвесторов, в том числе Эдмонда Сафры, — с нажимом произнес я, — составят восемьдесят семь миллионов долларов.
— Да, это нам известно. В этом весь план, Билл.
— Что?
— Таков был план, — невозмутимо повторил он.
— То есть вы специально пытаетесь нас размыть?
— Ага, — подмигнул он.
— Но как же это возможно? Это ведь незаконно!
— Мы в России. — Он слегка отклонился назад. — Думаете, нас беспокоят такие мелочи?
Я подумал о своих клиентах. Об Эдмонде. В это было трудно поверить. Я тяжело откинулся на спинку стула.
— Леонид, вы можете пытаться объегорить меня, но среди моих инвесторов — известнейшие люди Уолл-стрит. Камень упадет здесь, но круги разойдутся повсюду!
— Билл, нас это не волнует.
Мы оба молчали, пока я осмысливал услышанное. Затем он взглянул на часы и встал:
— Если это всё, мне пора.
Я был просто потрясен. Спешно пытаясь придумать ответ, я выпалил:
— Леонид, если вы на это пойдете, я буду вынужден объявить вам войну.
Он застыл. Я тоже. Вдруг он разразился хохотом. Мы оба знали, как неправдоподобно это прозвучало. Но я и не думал брать свои слова обратно. Голова шла кругом. Воевать с олигархом в России? Только безумец отважится на такое.
Нервы были на пределе, но я стоял неподвижно. Его смех прекратился так же внезапно, как и начался, после чего он выпалил:
— Да неужели? Что ж, Билл, желаю удачи.
Затем он развернулся и вышел.
Я был так расстроен этой стычкой, что несколько секунд не мог пошевелиться, потом меня долго трясло от унижения и смятения. Как в тумане, я вышел из офиса «Ренессанса» на пятнадцатиградусный московский мороз и сел в подержанный «Шевроле-Блейзер», который мы недавно купили. Алексей завел мотор, и мы поехали к моему дому.
Просидев несколько минут в звенящей тишине, я прямо в машине достал телефон и набрал нью-йоркский номер Эдмонда. С нескольких попыток удалось дозвониться. Его помощница сказала, что Сафра занят, но я настоял на разговоре. Я сильно нервничал, ожидая соединения, но не мог не поставить его в известность, ведь нас собираются «кинуть» на восемьдесят семь миллионов долларов. Он воспринял новость спокойно, но был явно огорчен. Никому не нравится терять деньги, а Эдмонд, как все знали, ненавидел проигрывать. Когда я закончил говорить, он спросил:
— Что будем делать, Билл?
— Дадим отпор этим мерзавцам. Пойдем на них войной.
Я произнес эти слова, но они все равно звучали как чужие. Последовала пауза, слышны были лишь помехи на линии. Потом Эдмонд серьезно сказал:
— О чем ты говоришь? Это Россия. Тебя просто убьют.
Я собрался с мыслями.
— Может быть, а может и нет. Но я не могу позволить, чтобы им это сошло с рук.
В тот момент мне было все равно, безрассудство это или храбрость. Меня загнали в угол, и я говорил, что думаю.
— Я не могу в этом участвовать, Билл, — медленно произнес он, находясь в полной безопасности за семь с половиной тысяч километров от Москвы.
А я был здесь — на передовой. Уровень адреналина зашкаливал. Я был готов сражаться даже в одиночку. Алексей поворачивал на Большую Ордынку, где я снимал квартиру, и я сказал:
— Эдмонд, вы мой партнер, а не начальник. Я буду бороться — вместе с вами или без вас.
Ему нечего было на это ответить, и разговор был окончен. Алексей остановился у подъезда, мотор продолжал работать, и мое сердце, как сумасшедшее, стучало ему в такт. Я вышел из машины и поднялся к себе. В ту ночь я не сомкнул глаз.
Следующим утром я шел, поникнув головой, на работу — несколько месяцев тому назад мы переехали в новый, более просторный офис. Ночью меня одолели жалость к себе и неуверенность. Однако, едва зайдя в парадное, я увидел нечто необычное, что вернуло меня в тонус. В офисе меня ждало полтора десятка вооруженных до зубов людей. Начальник охраны подошел ко мне, протянул руку и произнес с израильским акцентом:
— Господин Браудер, я Ариэль Боудзадá. Меня прислал господин Сафра. У нас четыре бронированные машины и пятнадцать человек. Мы будем охранять вас, пока не разрешится эта ситуация.
Я пожал ему руку. Ариэль был примерно моего возраста, но более коренастый, здоровый и мощный. Виду он был весьма грозного, чем я никогда не отличался, а главное — излучал уверенность человека, наделенного властью и способного в любой момент применить силу. Судя по всему, Сафра все же решил присоединиться к борьбе.
Я познакомился со старшими телохранителями, затем ушел в кабинет и сел за стол, обхватив голову руками. В голове пульсировала мысль: «Как ответить этому олигарху? Как? Как ответить этому проклятому олигарху? Надо держать строй и идти в лобовую. Вот как».
Я собрал всех сотрудников и коллег в переговорной. Одной доски для записей было мало; достав из шкафчика стопку бумаги и скотч, мы обклеили все стены.
— Нам нужны идеи, способные причинить Владимиру Потанину такие экономические неудобства, что это перевесит «блага», которые он получит, размывая наши акции. Приветствуются любые варианты.
Взяв ручки и фломастеры, мы принялись за дело. Началась кропотливая работа.
[1] Конвертируемые облигации — долговой инструмент, дающий держателю право обменять облигации (и купоны) на определенное число обыкновенных акций по заранее оговоренной цене (цена конвертации).
[2] «Уолл-стрит» (Wall Street, 1987) — драма Оливера Стоуна из жизни делового мира. «Оскар» за лучшую мужскую роль (Майкл Дуглас).
13.
«Адвокатов, оружия и денег»[1]
В конце концов мы составили план действий в трех частях. Определили задачу — последовательно усиливать давление на Потанина.
Первый пункт плана — сообщить деловым партнерам Потанина на Западе о его намерении выпустить конвертируемые облигации. У олигарха-миллиардера было немало интересов, не связанных напрямую с «Сиданко»: например, совместные инвестиции с такими людьми, как Джордж Сорос, или со структурами типа инвестиционного фонда Гарвардского университета и пенсионного фонда крупной американской деревообрабатывающей компании «Уэйерхойзер».
Мы с Эдмондом поделили между собой список этих партнеров и лично обзвонили каждого. Вслед за телефонным разговором мы отправили им заранее подготовленную презентацию, наглядно и доходчиво объясняющую суть происходящего с размыванием долей собственности. Наш посыл был прост и ясен: вот что Потанин делает с нами, и если его не остановить, то придет и ваш черед.
