грезил морем и дальними странствиями по неизведанным
землям. Мое детство проходило близ поселка Руна, где
десять раз в год устраивали речные ярмарки, на длинных,
узких лодочках, которые неспешно покачивались между
двумя пологими берегами. Мы жили слишком дружно,
чтобы думать о плохом, пока в наш поселок не пришли
Охотники за падалью. Когда в деревне заводили про них
разговор, то использовали выражения: «Сухопутные
крысы» или «Речные черви». В моем детском воображении,
они являлись в ночных кошмарах именно в таком образе:
худые, длинные с огромными кривыми носами.
Но в тот день, когда они объявились в наших краях, я
понял, что внешний вид совсем не главное. Главным была их
непомерная жестокость. Они не щадили никого на своем
пути. Наши деревянные жилища горели за милую душу,
словно сухая солома. Крики, мольбы о помощи и настоящие
реки крови – вот какое наследие мне досталось от
короткого детства. Из-под меня, будто выбили опоры,
отправив в свободное плавание, в океан одиночества и
бесконечной боли.
Ровно тысячу дней я был рабом собственных кошмаров.
Подмастерье у старого лодочника, каменщик на Серых
рудниках, второй помощник мельника Руфа – жизнь
разделилась для меня на бесконечные отрезки невероятно
сложной, однообразной работы. С речного поселка
доходили слухи, что разбойники пришли снова, и мне ничего
не оставалось делать, как бежать к побережью, подальше
от собственных воспоминаний.
Без еды и гроша в кармане я добрался до Люкстена.
Крохотный, но весьма сносный во всех отношениях
городишко встретил меня достаточно дружелюбно.
Местный кондитер в обмен на легкую работу угостил
выпечкой, благодаря которой я смог просуществовать еще
неделю. В то время, я как никто другой умел растягивать
удовольствие от еды, разделяя ее на сотню маленьких
кусочков. Но даже при таком отношении к пище, мои
запасы закончились раньше намеченного. И я вновь
оказался в царстве голода.
Частые головокружения и бесконечный вой в животе
привел меня в таверну « Дырявая лодка». Название сами
понимаете – не очень, ну так и мне не приходилось
выбирать. Остановившись на пороге, я вроде бы успел
попросить у хозяина корочку хлеба и тут же брякнулся в
обморок.
Мистер Роуди, славный малый - один из тех коренных
эсквайров, кто все еще верит в благородство и высшие
цели. Вечно буду молиться святому Крециусу за его
доброту!
Он пристроил меня поломойщиком и платил за мой труд
больше положенного. Именно работая в таверне у
мистера Роуди, я впервые увидел морских волков. Вольные,
словно вечерний бриз, смелые - будто тысячи быков и
неприступные - как горный перевал. Они ворвались в зал,
распивая свою любимую песню о сокровищах Фортуны.
Закончив петь – они принялись за ром. Малыш Джимми не
успевал подносить им спиртное, а морские волки просили
еще и еще. Позже я узнал, что в народе их называли –
каперами, и про Фортуну они слагали песни отнюдь
неслучайно. А мистер Роуди поведал мне по секрету, что
по его подсчетам, всего через пару лет, пираты и вовсе
станут самыми могущественными на всем южном
побережье.
В таверне, последние дни только и говорили, что о
предстоящем путешествии Ловцов удачи, которые
никогда не возвращались из своих походов с пустыми
руками, и порой добывали уникальную вещь способную
изменить привычный мир, всегда готовы были сорваться с
места на встречу опасным приключениям. Хотя, на мой
взгляд, разговоры на подобные темы, были обычным
враньем. Но то, с каким воодушевлением бывалые каперы
рассказывали свои невероятные истории, не давало мне
права усомниться в их подлинности. И лучше всех такие
байки травил мистер Бероуз.
Одноглазый пират, слегка прихрамывавший на правую
ногу, был худощав и лицом походил на высушенный
иринейский финик. Его истории были не похожи на все
остальные. Яркие и живые, они будоражили мое сознание,
заставляя забывать обо всем на свете. В начале своего
повествования, раскуривая старую потрескавшуюся
трубку, он всегда описывал море: вдумчиво рисуя красоты
горизонта и бесконечного неба, капитан ласково называл
его отражением соленого великана. Клянусь, в такие
минуты, облизывая пересохшие губы, я чувствовал, как мое
лицо обдувает свежий бриз, а перед глазами сияет
лучезарный рассвет - символ новой, неудержимой
надежды.
Я хорошо запомнил тот день, когда вся таверна загудела,
словно улей, обсуждая новое путешествие одноглазого
Бероуза. Жадно прислушиваясь к очередной сплетне,
выпущенной вместе с табачным дымом, я осознавал, что
мое место должно быть на бриге «Бродяга», а не среди
пьяных рыл, завсегдатаев «Дырявой лодки».
Только как мне напроситься в команду? Отчаянная мысль
не давала мне покоя всю следующую неделю. Я придумал
десяток неосуществимых способов, но даже не предпринял
попытки воплотить их в жизнь. Все идеи казались мне
наивными и неприступными, словно стены форта Па-
типа.
Отчаянье взяло надо мной верх, предрекая вечное
скитание на суше. Где угодно. Но только не в море.
Вечером капитан Бероуз вновь появился в таверне. Все
обступили его, приготовившись слушать очередную
морскую легенду, но одноглазый ответил отказом.
Поглаживая огромного черного кота, который властно
взирал на присутствующих, капитан объявил о скором
отплытии. Услышав новость, я окончательно потерял
надежду стать юнгой на «Бродяге». И только Фортуна в
тот час распорядилась иначе.
Толпа обступила капитана с расспросами и
поздравлениями. А я, засунув подмышку поднос, направился
к выходу, понимая, что мечтам о море пришел конец. И в
тот самый миг раздался крик капитана. Его любимый кот,
сорвавшись с рук, кинулся наутек. Уж не знаю, что так
напугало этого смоляного крысолова, но припустился он
быстрее галских скакунов. Вверх по лестнице, на чердак и
прямиком на крышу. Позже капитан неустанно повторял,
что никогда его любимец не устраивал таких невероятных
гонок.
Недолго думая, я припустился за питомцем мистера
Бероуза. Не буду приуменьшать своей значимости в данной
истории, но только ценой невероятных усилий мне удалось
стащить кота с крыши, и передать в руки хозяина. И
знаете почему? В тот миг, во что бы то ни стало, я
хотел услужить капитану.
Поблагодарив за помощь, Бероуз приблизился ко мне
почти вплотную: до моего носа долетел привычный запах
лука и нюхательного табака.
«Жду тебя завтра на корабле, юнга», - вот какие
