обыска автомобиля и анализ крови обвиняемого. Когда обвиняемого уводили из зала суда,
его дружок радовался как ребенок и даже захлопал в ладоши. Он подстерег Сергея у
выхода из здания суда, сунул ему в руку записку и убежал. Записка гласиса: «Мой друг
ненадолго отлучится, нам надо преодолеть несколько проблем в других местах. Но скоро
мы вернемся, обещаю. Жди».
Прошло две недели, Сергей пришел в себя и, в силу непреодолимой потребности
срочно что-то предпринять, обратился к Петру Николаевичу и взял недельный отпуск за
свой счет.
Утром на второй день занятий, во вторник, восемнадцатого февраля, когда входил в
метро, получил смс: «Мы вернулись, как и обещали. Теперь займемся тобой». Первой
реакцией было оглянуться. Они одиноко стояли в десяти шагах от входа в метро, рядом с
закрытой палаткой быстрого питания, пристально глядя на него. Плечом к плечу, в
ушанках, с сигаретами в зубах.
Сергей побежал. Оглянувшись в последний момент, он увидел, что они отнюдь не
спешат в погоню. В поезде, подъезжая к Первомайской, он, однако, обнаружил их в
соседнем вагоне. Прислонившись рожами к стеклу, они пялились на него. От их дыхания
стекло запотело, и лица были размыты. Но одежда — ушанки и тулупчики — выдавала их
однозначно.
На Первомайской они бросились за ним, и он не смог бы оторваться, со своими
легкими, испорченными курением. Но, выскочив из метро, двое замешкались, чтобы
закурить! А потом — он оглядывался и видел — несколько раз роняли сигареты и
нагибались их поднять или зажигали новые. В промежутках между остановками они,
однако, бежали умопомрачительно быстро и почти нагоняли его. Прохожие не обращали
на погоню внимания.
Он ушел от них тогда лишь потому, что прошмыгнул в подъезд вместе со
входившим жильцом. Времени, чтобы звонить Петру Николаевичу по домофону, у него,
61
конечно же, не хватило бы. Сергей захлопнул дверь подъезда почти перед носами
преследователей, взлетел по лестнице и стал ломиться к Петру Николаевичу. К счастью,
тот открыл почти сразу.
Во время психологического тренинга в тот день с Сергеем случилось что-то
страшное. В его уме открылась бездонная пропасть боли и страха. Он понял, что все годы
жил по соседству с ней и не замечал. Она, однако, исподволь влияла на его поступки, как
железорудная залежь отклоняет стрелку компаса. Стало вдруг очевидно, что его проблема
отнюдь не в сексе и даже не в отторжении другими людьми. Просто, у него всегда было
что-то с головой, но до четырнадцати лет оно не проявлялось.
Когда, во время занятия с Петром Николаевичем, Сергея затянуло в этот океан боли,
он не мог оттуда вылезти. Не получалось просто открыть глаза, тряхнуть головой и
переключиться на другое. В какие-то моменты он забывал, кто он и где находится. Когда
наконец он выбрался и открыл глаза, он увидел изможденного и напуганного Петра
Николаевича и понял, что тот справился чудом и на самом деле не готов работать с
такими вещами.
Но было и кое-что еще. В короткий миг, когда он открывал глаза, перед ним
вспыхнуло видение. Петр Николаевич сидел на стуле, но отнюдь не в положении
психотерапевта. Ему в лицо бил свет лампы, он рыдал, руки его, с распухшими
окровавленными подрагивающими ладонями, висели плетьми вдоль туловища. Над ним
склонились двое, на месте голов у них — чернота неправильной формы, окутанная
сигаретным дымом. Один, пониже, держит в руках молоток, другой, повыше —
безостановочно щелкает пальцами. Движения такие быстрые, что пальцы невозможно
разглядеть. И подспудная мысль, что пальцы эти гораздо длиннее, чем кажется, и могут в
любой момент дотянуться до самого дальнего угла комнаты. Видение растворилось через
долю секунды, как только ресницы полностью разомкнулись. Осталось только ясное
понимание, что с Петром Николаевичем покончено. Спустя дни, а может быть часы, он
почувствует себя такой же загнанной дичью, какой чувствует себя сейчас он, Сергей.
Выйдя от Петра Николаевича, он услышал шаги наверху и не стал себя обманывать
— бросился бежать. Он затаился в тени у стены дома и видел, как двое выбежали из
подъезда и ринулись в сторону метро. Тогда он бегом пересек дорогу, чуть не попав под
машину, и углубился во дворы. Минут десять он думал, что оторвался, но потом увидел
их снова. Не сзади, а впереди, в кругу фонарного света. Они не скрывались и не
подстерегали в засаде. Они прямо сообщали о себе. Он метнулся назад, наискось через
двор, и скрылся под навесом среди мусорных баков.
Теперь он сидел здесь, а они бродили вокруг и дразнили его, переговариваясь
нарочито громко: «Как думаешь, а не мог ли он спрятаться между мусорных баков?» —
«Сомневаюсь, иначе мы бы уже посмотрели там и нашли его...» — «Может, тогда пойдем,
поищем в другом месте?» — «Нет, ты знаешь, мне кажется, есть смысл еще немного
побродить здесь» — «Но зачем?!» — «Ну а вдруг, он все-таки спрятался среди мусорных
баков. Раз в год и палка стреляет» — «Что, прямо так взял и спрятался в мусорных
баках?» — «Да не внутри, а между ними. Не полезет же он в мусор, сам подумай!» — «А
почему бы ему не полезть?» Их бесконечные препирательства, восторженными,
надорванными тенорками, сводили с ума.
Не выдержав, Сергей побежал. Лишь только он покинул мусорный навес, как
споткнулся о что-то. Уже летя кувырком, теменем в асфальт, он увидел, что споткнулся об
одного из двоих. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, был косящий
на него, мерно подрагивающий глаз лежащего.
Очнулся он в своей постели, голый, руки и ноги растянуты в стороны, привязанные
шпагатом, видимо, к ножкам кровати. В комнату вошел высокий человек в добротном
коричневом костюме, с яркой маской крокодила, закрывающей всю голову до плечей.
Следом вошел человек пониже в маске попугая и в его, Сергеевом, пуховике, застегнутом
на молнию и все кнопки. Снизу из пуховика торчали голые босые тонкие ноги. «Мы
62
обеспечим вас сексом с гарантией и до конца жизни», — сказал знакомым уже
надтреснутым тенорком «крокодил». «Попугай» молча залез на кровать, встав в ногах у
Сергея. Матрас со скрипом прогнулся под его голыми ступнями. «Будучи виновны в
гибели вашей... супруги, — продолжил торжественно «крокодил», — мы обязаны
возместить нанесенный ущерб. Отнеситесь к нашим усилиям с уважением, ведь ради вас
мой друг лишил себя отдельных органов!»
«Попугай», единым длинным взмахом расстегнул куртку и легко выскользнул из нее.
Сергей завопил. Широкоплечий мужской торс, с волосатой грудью и кубиками пресса,
ниже сменялся женскими бедрами и промежностью, которые перетекали в совершенно
мужские ноги. Существо опустилось на колени, обхватив ляжками бедра Сергея. «Не
отказывайте нам, примите наш подарок», — сказал «крокодил». Сергей вопил и
извивался, насколько позволяли веревки. Из промежности «попугая» потекла тонкой
струйкой слизистая жидкость. «Он не хочет!» — пожаловался «попугай», и «крокодил»
ответил торжественно: «Ну что ж! Тогда придется возбудить его по-настоящему!»
«Придется, да. Но мы этого не хотели, он сам виноват», — сказал «попугай» и
стянул аляповатую маску. Сергей вжался головой в подушку, его взгляд сам собой
соскользнул в сторону и зафиксировался на тумбочке у кровати. От глазных яблок по
черепу разлилась боль. Сергей понимал, что глаза не могут быть скошены в сторону так
сильно. Он сразу принял как свершившийся факт то, что повреждения необратимы, и он
отныне косой.
Он не разглядел, что было на месте головы. К счастью, не успел. Но, что бы там, под
маской, ни скрывалось, оно порождало такое же точно ощущение страха, которое испытал
Сергей, провалившись в бездну во время сеанса у Петра Николаевича.
«Крокодил» подошел и присел на корточки, упершись локтем в тумбочку, и оказался
посередине обзора Сергея. «Подержи его голову», — распорядился он, и Сергей ощутил
давление на виске и щеке. «Ну что, глазки больше не двигаются? — нежно спросил
«крокодил». — Ничего, сейчас попробуем исправить!» — и он снял маску. Глаза не
двигались и не зажмуривались, так что Сергей смотрел. Хотя и не в состоянии был на это
смотреть.
63
Особый клиент
